Послышался звук открываемого замка и шаги в коридоре. В комнату вошли Александр Васильевич и Андрей. Зарецкий был бледен и тяжело дышал. Андрей стоял, опустив голову. — Ну, что? — нетерпеливо спросил Барабанов. — Андрей избил своего друга Олега Охотникова... — Профессор растерянно развел руками. Сегодня Арслан по достоинству оценил работу Соснина. Вернувшись от Хамидова, который передал ему для расследования новое дело, Арслан сразу подошел к аквариуму. Полученное Арсланом дело Хамидов назвал мелочевкой: речь шла о факте избиения Охотникова Зарецким. Все ясно в нем, пояснил Хамидов, нужна лишь оформительная техника. Это и обидело Туйчиева. Ему поручили расследовать дело, которое обычно дают начинающим следователям. Хамидов, передавая дело, сказал, что он сможет с этим делом несколько отдохнуть, но Арслану его слова показались неискренними, и он увидел в этом желание унизить его. Размышления Арслана прервал, как всегда стремительный, приход Соснина. — Так. Ясненько. Вот что, сейчас рыбок, я хотел сказать — дело, в сторону. Пошли. — Куда? — спросил Арслан. — Поощряться за прошлое и получать аванс на будущее. Забыл, что ли? Ведь на 14.00 нас приглашали. Арслан положил дело в сейф, и они вышли из кабинета. Утром Андрей и Нина встретились в сквере у кафе. Она, конечно, не поверила ни одному слову из бессвязного путаного рассказа о происшедшем в тот вечер. Больше всего ее возмутила ложь. В конце концов, не хочет говорить — не надо. Но врать с ясными глазами, ни во что ее не ставить. Она так ему и выдала. Андрей ничего не ответил, замкнулся. Тогда Нина не попрощалась и ушла, он не пытался ее удержать, долго смотрел вслед, а когда скрылась — побрел домой. Навстречу ей шел и широко улыбался Олег. — Ты чего с утра зареванная? — поинтересовался он. — Мелочи жизни, — сквозь слезы сказала Нина и попыталась улыбнуться. — Что произошло между вами? — Ты хороший парень, Нинок, — ответил Олег и хлопнул ее по плечу. — Извини, я опаздываю на семинар. Андрей позвонил в пять, когда она уже немного успокоилась, и попросил прийти на их место к семи. ...Около телефонной будки остановился «Москвич», из него выпорхнула симпатичная девушка, подошла к ним. — Извините, пожалуйста, у вас не найдется двушки? Андрей порылся в карманах, протянул ей монету. Она поблагодарила, вошла в будку без двери, набрала номер. — Ты хотел мне все рассказать?.. — с надеждой спросила Нина. — Да. Хотел, но не смогу. Сейчас, во всяком случае. — Фарида! — громко говорила в трубку девушка. — Ты слышишь меня? Это я, Света. Фарида, миленькая, позвони мне домой и скажи отцу, что дежурю вместе с тобой. Ты номер не забыла? 91—40—36. Я рано утром подъеду. Ну, пока! — Она повесила трубку и побежала к машине. — Полное падение нравов, — ни к кому не обращаясь, произнес стоящий около будки высокий худой старик. — Но зло должно быть наказано. У вас нет двушки? — спросил он. Андрей дал старику монету, и после того, как тот вошел в будку, сказал: — Очень накладно стоять здесь, разориться можно. Пойдем пройдемся. — Зачем ты звал меня? — сердилась Нина. — Если считаешь возможным скрывать что-то, не мучайся и не напускай на себя трагизма. — Алло! Здравствуйте. Это отец Светы? — кричал в телефонную трубку старик. — Вы меня слышите? Плохо? Сейчас вам позвонит Фарида. Фа-ри-да. И скажет, что Света дежурит с ней. Так вы не верьте: она с каким-то типом на «Москвиче» умотала. Наверное, домой к нему ночевать. — Подонок, — сказала Нина вслед старику, который аккуратно повесил трубку и не спеша пошел по аллее. — Мы сейчас должны ему об этом сказать, Андрей, немедленно. — Спятила? Что сказать? — Ты разве не слышал? Он — подонок. И мы это скажем ему. — Между прочим, подслушивать чужие разговоры — поступок, который тоже нельзя отнести к числу праведных. — Но ведь он кричал громко, этого нельзя было не слышать. — Ах, кричал! Ну тогда надо было заткнуть уши. — Вот в этом ты весь. Тебя таким и надо изваять — с заткнутыми ушами и зажмуренными глазами. И после этого я должна поверить, что ты избил Олега. — Собственно, против чего ты восстала? Старик не терпит того, в чем ты меня обвиняешь. Лжи он не терпит. Так отчего же он тебе не нравится? Не вижу логики. — Это подло! — Позволь, в чем тут подлость? Открыть отцу глаза на блудную дочь? С каких пор честность стала подлостью? В школе, помню, мы устраивали «темную» Толику Полупанову за то, что он сказал правду — назвал зачинщиков, уговоривших нас сбежать с урока. Били за правду. Усекла? Трусы, и за свою трусость били другого. Почти час уже длился допрос Олега, но выяснить обстоятельства, при которых его избили в тот вечер, не удалось. Даже в тех случаях, когда вопросы следователя показывали несостоятельность его позиции, Олег продолжал настаивать на своем: его избил Андрей. Становилось все более очевидным, что Олег лжет, впрочем, как и Андрей, но каковы мотивы? Туйчиев вспомнил, как во время очной ставки перехватил взгляд Олега. Он смотрел на Андрея, и не было в этом взгляде ни злобы, ни ненависти, в нем отчетливо выражалась брезгливость. Однако попытка следователя выяснить природу такого отношения оказалась безуспешной. Все, кто знал ребят, единодушно утверждали: они — давние и близкие друзья. Туйчиеву рассказали, что два года назад вечером возле дома Андрея ограбили трое подростков, сняли часы. Олег сидел с двумя соседскими девчонками и бренчал на гитаре, когда во двор вбежал взбудораженный Андрей. Не дослушав, Олег спросил, в какую сторону ушли грабители, бросил девчонкам гитару и помчался в погоню. Минут через пятнадцать он вернулся и протянул Андрею часы. К тому времени Олег уже был перворазрядник-боксер. Он рос в семье, которую принято называть неполной: родители расстались, когда он был маленьким. Мать работала заведующей небольшой аптекой. В доме был достаток, но сына не баловали. Он частенько проявлял юношеский максимализм, не признавал компромиссов. Правда, в реальной действительности ему подчас приходилось отступать от своих принципов, и тогда он страдал, хотя понимал: чрезмерная прямолинейность в жизни не дает возможности увидеть и понять ее оттенков. Олег пытался выработать четкую линию во всех случаях жизни. Бескомпромиссность все чаще приводила к ошибкам и, самое обидное, к репутации тяжелого, конфликтного человека. Нелегко ему было и в эти дни. Все одолевали одним вопросом: как получилось, что Андрей избил его. То, как он объяснял, вызывало сомнение. Даже мать, выслушав его, горько сказала: «Как бы эта история не окончилась плохо для тебя!» Чувствовал Олег и недоверие следователя, чувствовал и внутренне возмущался: «Почему, почему все считают, что этого не могло произойти. Только потому, что я сильнее? А если вас, — доказывал он воображаемому оппоненту, — сзади ударили по голове? Тогда наверняка поверили бы. Разве непонятно, что у нападающего всегда преимущество — неожиданность для того, на кого нападают». — Давайте все же уточним, — предложил Туйчиев, — чем конкретно обидел вашу девушку Андрей? — Я предпочел бы не конкретизировать, — сухо ответил Олег, — мне неприятно. — Почему же нет никакой обиды на него у Тамары? — Он не ей, а мне высказал свое мнение. — Это было до ресторана? — Нет, в ресторане. Мы, простите, пошли с ним в туалет и на пути туда он сказал. — Почему же вы решили выяснить с ним отношения не сразу, да еще в хоздворе? — Я обдумывал. — Что? — Как поступить. — И решили расправиться силой. Олег замялся, беспокойно заерзал на стуле и, не глядя на Туйчиева, ответил: — Да нет, просто решил поговорить. — Согласитесь, вы избрали не лучшее место и, видимо, способ... Олег молчал. — Хорошо. Пусть так. Но как Андрей сумел справиться с вами? — Сколько раз можно объяснять. Во-первых, я выпил... — Не больше, чем Андрей, — сказал Туйчиев, но Олег не обратил на это внимания. — Во-вторых, удар был сзади и неожиданный. — Послушайте, Олег, вам не приходила в голову элементарная мысль — выяснить отношения без вмешательства милиции. — Не понял, — настороженно вскинул голову Олег. — Что ж тут непонятного? Когда патруль подошел к вам, сказали бы, например, что упали. А потом, назавтра, скажем, поговорили бы с Андреем как полагается. Он же вам друг. А теперь его ждет наказание, возможно даже лишение свободы. — Арслан пытливо смотрел на Олега. — Зло должно быть наказано, — сдержанно промолвил Олег и провел рукой по волосам, словно выкидывая из мыслей сомнение; затем, понизив голос, прибавил: — Такие вещи не прощают. Туйчиев встал, прошелся по кабинету под настороженным взглядом Олега и, остановившись перед ним, в упор спросил: — Считаете ли вы себя честным человеком?