— Да не в соперничестве дело. Просто это тяжко, когда каждый считает своим долгом по ушам съездить. Подзуживает и подзуживает. Мозг начинает накручивать, кулаки стискиваются. А тут Арс под горячую руку попался с этим своим флегматичным: "что там у нас и как — не твоя забота". Рубильник и замкнуло. — Что ж. Соболезную твоему рубильнику, — невесело вздыхаю. — Это я без сарказма, правда. Я не планировала его ломать. — Ты здесь и ни при чём. Дело во мне, выдержка подвела. Я ведь прежде не оказывался в такой ситуации. Да, было однажды, что нам с товарищем понравилась одна девушка, но тот вопрос как-то сам урегулировался. Без конфликтов. Здесь же я оказался не готов. Закрытая территория, и Андрей, и Арс. И это твой "N" меня ещё напрягает… Ого, куда его занесло. — А "N"-то чего тебе сделал? Сидит себе чувак тише воды, с пятницы ни гугу, а на него, бедолагу, бочки катят. — Два и два сложить несложно. Я не забыл как ты выискивала у нас шрамы. Полагаю, это была какая-то опознавательная метка. И у Арсения она нашлась, это я тоже помню. После чего у вас завязалось общение, хотя прежде вы друг с другом т не здоровались. Значит, он возможный подозреваемый. Значит, возможно, именно с ним ты всё это время могла переписываться. — Ого, — как он лихо-то. Про шрамы ведь я действительно Вадику не рассказывала. Только про эпичное вываливание из шкафчика и подозрение, что это кто-то из волейбольной команды. Без имён. — Да ты Шерлок Холмс покруче меня будешь. — Это обычные наблюдения, которым я прежде не придавал значения. Снова самонадеянность подвела. А потом как осенило, ну и на ревности крыша окончательно слетела… Стоп. Значит, причина драки заключалась вовсе не в нашей с Шевченко ночной астрономии? Получается, я самолично стала её, так сказать, косвенным зачинщиком… потому что рассказала ему про "N"? — Думаю стоит предупредить, что Арсений не единственный возможный кандидат. Андрей тоже на карандаше, — признаюсь я. Не ради того, чтобы подразнить. Ради справедливости. Моё откровение встречается не хилым удивлением. — Реально? Вот этого не ожидал. Я думал, он так… примазался под шумок. — Возможно, да. Возможно, нет. Там есть свои причины… Про наш спонтанный поцелуй на вечеринке так же благоразумно не упоминаю. Смысловой ценности он не несёт, а вот неприятно царапнуть способен. — Хм… Мда. Интересный поворот, — протяжно присвистывает Вадик. — Теперь мне даже слегка стыдно перед Арсом. Если и бить морды, то надо было обоим, а то нечестно получается. Класс. Чудесный вывод. — Я обязательно передам Андрею. Сможете устроить стрелку за школой. Только позовите, пожалуйста, как можно больше народу. А то в прошлый раз маловато свидетелей было. Ядовитый сарказм не остаётся незамеченным. — Ты права. Прости, — спохватывается Чернышевский. — Меня снова заносит. — Заносит. — Я это не контролирую, честно. Это где-то на подсознании. — Понимаю. — И я ведь не слепой. Насчёт Андрея не знаю, но по поводу Арса… Я же вижу, что к нему у тебя взаимные чувства выражены сильнее. Да это все видят. Удивляются, но не отрицают очевидное. — Удивляются тому, что Арсений может кому-то нравится? — М-м-м… не совсем, — смущённо морщится Вадик. — Не хочу говорить, чтобы ты не решила, что мне корона голову жмёт. — Скажи. Даю слово, я так не подумаю. — Ну… народ не понимает, как можно рассматривать его как парня… когда… кхм, есть я. Прости. Это не мои слова. — Ну ещё бы, — да чего уж, это ни для кого не сенсация. — Ты ведь у нас вроде школьной элиты. Если бы мы жили в Америке, ты непременно стал бы "королём" бала. — Не знаю. Возможно, — равнодушно пожимает плечами Чернышевский. — Что? Не очень хочется? — А зачем? Если только при условии, что ты бы в таком случае стала моей "королевой". Ооо… — Ну… До звания "королевы" я явно не дотяну. Популярности не хватит, — настаёт мой черёд смущаться. — А вот титул "попрыгуньи-стрекозы" сто процентов закрепили бы за мной, это да. На несколько секунд повисает неловкое молчание. Слышно как гудят потолочные лампы и топают через стенку по коридору. — И всё же. Ты бы согласилась? — первым нарушает тишину Вадик. — На что? — Стать моей "королевой". Ух, что-то жарко резко стало. Буквально чувствую под тонкой блузкой проступивший липкий пот. Будто всю вентиляцию по зданию перекрыли разом. — Это ты мне сейчас что, так завуалировано встречаться предлагаешь? — сглатывая образовавшийся ком в горле, с хрипотцой уточняю я. — Да, — Вадик делает шаг ко мне. — Или нет, — ещё шаг. — Это зависит от тебя, — последний шаг сокращает между нами дистанцию до опасного минимума. Смотрю на него снизу вверх, нервно вцепившись ногтями в столешницу и боясь шелохнуться. — Не надо, — прошу я, когда кончики его пальцев касаются моей щеки. — Почему нет? Я не хочу давить, но ты должна понять: ходить в дураках занятие не особо приятное. На смешки за спиной мне плевать, а вот твоя неопределённость действительно задевает. Понимаю. Я очень хорошо это понимаю. И не понимаю, почему такой человек как он, с чего-то возможностью склеить практически любую девчонку в школе, упорно не отказывается от меня. Задетая гордость? Спортивный интерес? Незакрытый гештальт? Или же я реально настолько ему небезразлична? — Но сдаться ты по-прежнему не готов? — на всякий случай уточняю, забыв как дышать. — Я уже говорил: такими девушками не разбрасываются. Ты смешная, Рина. Заводная, яркая. Ты украшаешь место одним своим присутствием. Не рискнуть, забив на гордость, будет, по меньшей мере, глупо, но… — его слова дезориентируют, как и он сам, как и сладковатое дыхание, вырывающееся сквозь приоткрытые приближающие губы. Приближающиеся для поцелуя… Губы всё ближе, а я всё дальше и дальше падаю в бездонную пропасть собственных искушений. — Но… — эхом вторю я еле слышно. — Но водить себя за нос не позволю. Реакция заторможена, однако нахожу в себе силы тормознуть Вадика предупредительно выставленной вперёд рукой, пресекая возможно непоправимую для нас обоих ошибку. Приятное наваждение рассеивается от невидимого болезненного укола под дых. — Считаешь, я вожу вас за нос? — романтический запал уходит по щелчку. — Такого ты обо мне мнения? Чернышевский запоздало прикусывает язык, но слов обратно не взять. Как любит говорить папа: слово не воробей, из дробовика не застрелишь. — Прости. Я не так выразился. — Да нет, так, — соскакиваю с парты, с глухим пристуком ударяя каблучками по деревянному паркету. — Я отлично догадываюсь, как моя неопределённость смотрится со стороны. Вот только это не попытка играть на чужих чувствах. Это попытка разобраться в собственных. — Я понимаю. — Нет, не понимаешь. — Ты права. Не понимаю. Но стараюсь. — За что я тебе искренне благодарна. Однако наберусь наглости и попрошу тебя проявить ещё немного терпения. — Немного — это сколько? — Столько сколько потребуется. Вадик иронично усмехается. — Сколько потребуется. Отличный ответ, чтобы отфутболить парня во френдзону без права на возвращение. — Если продолжишь давить, этот вариант окажется неизбежен. — А я давлю? — ой, мой ответ его задевает. — И так уже не знаю, с какой стороны к тебе подступиться. Бережней только с керамическими статуэтками обращаются. Изящное сравнение. Нелестное, но не обидное. — Сделай скидку на отсутствие опыта. У меня ведь прежде никогда не было отношений, — прошу я. — Пойми, я просто не вывожу. Как обычно показывают в романтических фильмах? Любовь с первого взгляда, единственная и неповторимая, без полутонов. Та, которую узнаешь из тысячи и ни с чем не спутаешь. Наверное, она такая существует… Вот только я её в себе на данный момент не нахожу. Зато безошибочно улавливаю отголоски симпатии к одному… и едва зарождающейся влюблённости ко второму. Проблема в том, что одно наложилось на другое и вместо эмоционального диапазона во мне сейчас такая каша пузырится, что хочется биться головой об стену. Именно этот сумбур путает меня. Именно он мешает определиться, потому что я боюсь неправильно распознать собственные сигналы. Поэтому и прошу дать время. Чтобы разложить всё по полочкам вот здесь, — стучу себя указательным пальцем по лбу. — И тогда не придётся выбирать. Потому что глубоко внутри выбор уже и так сделан. Заканчиваю длинную тираду и понимаю, что умудряюсь выпалить всё на едином выдохе. Сказала… и, божечки, какое же невероятное облегчение при этом испытала! Всё, что лишь в мыслях бессвязно назревало и крутилось, наконец, обрело телесную оболочку, сформировавшись в чёткий план. — Ну и ну, — протяжно присвистывает Чернышевский. — А я думал, самое сложное в этом году — предстоящие экзамены. Но ты одним махом переплюнула вообще всё. Это ему сложно? А мне тогда каково вариться в этом котле в одиночку? Ведь в таком деле нет помощников. Здесь не поможет ни хромающая мудрость папы, ни пофигистичная политика Риты. Только я одна в целом мире и способна хоть как-то ориентироваться в том беспросветном хаосе, что сама же себе и устроила.