Чарльз заморгал, вдруг осознав, что на выложенной плиткой стене появляются пустые пятна и какие-то зазубренные линии. Быстро выключил воду, завернулся в полотенце и, не обращая внимания на капающую с него на пол воду, вышел в коридор. – Кристен, у меня начинается! Кристен мгновенно вскочила со стула. Экседрин[54] они держали в обеих своих квартирах, а у Чарльза всегда имелись еще две капсулы в кармашке жилета на случай «прихвата». У жестокого приступа мигрени всегда были какие-то предвестники – либо всевозможные расстройства зрения, либо чудились какие-то запахи, на самом деле несуществующие. В медицине это явление называется «аура». Как только такое начиналось, оставалось лишь небольшое временное окошко, чтобы избежать изнуряющей боли. Кристен протолкнула ему в губы две белые пилюли и сунула в руку стакан колы (кофеин помогает лекарству подействовать быстрее). – Просто ложись – сейчас включу телевизор, – сказала она. Чарльз молча кивнул. Полуприкрыв глаза, он смотрел, как Кристен берет пульт. Свой лэптоп она оставила открытым на кофейном столике. На верхней рамке экрана светился маленький зеленый огонек веб-камеры. Почему-то это вызвало у него смутное беспокойство – камера была сломана уже несколько недель, так что Кристен не могла пользоваться «Фейстаймом»[55], – но думать становилось все сложней: мигрень накрывала голову, словно плотный ковер, который гасил любые рациональные мысли. 19 Обратный отсчет: 40 дней От Чарльза пока что совершенно никакого толку: он упорно игнорирует мои эсэмэски с вопросами, не видел ли он Уилла и не слышал ли что-нибудь про него с того раза. После той тусовки у Чарльза Уилл ничего не постил в соцсетях, и самого его я не видела. Начинаю волноваться, не свалил ли он из города. Болтаюсь в коридоре во время его лекции по политологии, то и дело заглядывая в окошко аудитории – сидит он на ней или нет. Я конкретно обосралась: он не получил достаточную дозу рогипнола, и бить его не следовало. Если Чарльз застукал его за отчаянными поисками именно того видео, а не чего-то еще, тогда он наверняка помнит кое-что с той ночи в усадьбе. Вероятность номер один: Уилл ничего не помнит. Можно продолжить попытки подобраться к нему, может, даже допросить его еще разок. Вероятность номер два: он все помнит. Тогда придется перейти к решительным действиям, поскольку с какой это стати ему отдавать эту запись по доброй воле? Целых шесть лет я была просто повернута на этом видео. Что с ним сталось, у кого к нему есть доступ… Уилл не похож на того, кто просчитывает свои ходы на сто шагов вперед или способен методично заметать следы, так что я вполне уверена, что запись до сих пор у него. Либо Уилл такой мудак, что хранит ее, потому что любит время от времени пересматривать, либо же, опять-таки, такой мудак, что это видео значит для него не больше той бесконечной череды селфи и семейных фоток, которые у него так и не доходят руки удалить. Оглядываю каждого из студентов, выходящих с лекции, и все больше злюсь, поскольку Уилла среди них нет. Только время зря убила. Ради поисков Уилла я прогуляла семинар по этике и вдобавок жутко проголодалась. Всю дорогу до главной университетской столовой пребываю в отвратительном настроении, громко топая сапожками по тротуару. Лучше уж они сегодня приготовят пиццу как следует! Потом приходится чуть ли вечность торчать в этой сраной очереди – только для того, чтобы какая-то сука забрала последнюю пиццу с ананасом. Чуть ли не до самой корки заталкиваю в рот ломтик той, что осталась, и, сев у окна, яростно жую. Продолжаю шарить взглядом по остальным студентам – и тут вдруг непроизвольно стискиваю зубы. Уилл, должно быть, просто прогулял лекцию, поскольку вон он – тоже жрет пиццу, говнюк. Бросаю свой недоеденный кусок в мусорное ведро и заготавливаю на лице выражение полнейшей невинности. Дружелюбный взгляд, волосы заткнуты за уши… Подхожу к его столику с той стороны, где он заметит меня только в самый последний момент. – Уилл! Как ты? – жизнерадостно восклицаю я. Он дергает челюстью, увидев меня. У меня вдруг возникает нехорошее чувство. – Ну здравствуй, – отзывается он. – После той тусовки так и не виделись! – Я улыбаюсь, но понимаю, что поздняк. Попытки очаровать этого гада теперь совершенно бесполезны. Уилл таращится на меня. Наверняка припоминает что-то с той ночи, хотя в какой степени? Но тут я все понимаю, поскольку он цедит: – Держись от меня подальше и вообще оставь меня в покое. Больше не собираюсь тратить время зря. – Где видео, Уилл? – негромко спрашиваю я. Подступаю ближе, нависаю над ним, напускаю на себя угрожающий вид. – Да нету у меня этого дурацкого видео! Лучше отцепись от меня на хер! – Я знаю, что оно у тебя. Он фыркает. В столовку входит еще одна компания ребят – игроки в лакросс, – и Уилл машет им. – Я тот телефон уже сто лет как выбросил. – Тогда зачем ты стал искать его, когда я про него упомянула? Ты нашел его! Отдай его мне. Ты сгрузил это видео куда-нибудь? – С какой это стати мне в буквальном смысле слова вручать тебе то, что можно мне инкриминировать? Парни все ближе, держатся плотной кучкой. Уголок рта Уилла искривляется в ухмылке. – А потом, – добавляет он, вставая и глядя на меня сверху вниз. Складывает свои ручищи на груди, наклоняется совсем близко к моему лицу – напоминает мне, что он крупнее и сильнее. – Тебе-то оно на фига? Поворачивается уходить, даже особо не спеша. На полпути к дверям, в окружении своих дружков, оглядывается и бросает на меня взгляд, каким обычно вынуждают собеседника осознать собственную ничтожность. Остаюсь стоять как вкопанная. Ярость так и бушует во мне – то самое чувство, которое накатило на меня прямо перед тем, как я огрела его жеодой. Он просто не просекает, кто я такая! Не понимает, какой я умею быть терпеливой. Что дни его сочтены. Уилл – как любой мужик, который когда-либо пинал собаку. Когда такие пинают собаку, то напрочь забывают, что та скулит и поджимает хвост лишь по причине тысяч лет приручения и дрессировки. Забывают, что в любой момент, задрав ногу для пинка, могут нарваться на собаку с зубами. 20 «Можем встретиться в «Зернышке» в 11? Это срочно». Сбросив Хлое сообщение, Чарльз уставился на свой телефон, ожидая ответа. На часах восемь утра. Кристен все еще спала, свернувшись калачиком, и единственным свидетельством событий вчерашнего вечера оставалась бутылочка с экседрином на тумбочке. На очередную эсэмэску матери он отвечать не стал – на ту, в которой признавался тот факт, что Чарльз «наверняка неважно себя чувствует», но никак не упоминалось, что причиной этого неважного самочувствия был стакан, запущенный ему в лоб ее супругом. Лишь вопрос времени, когда слухи об убийстве двух студентов разлетятся по кампусу, и до Кристен они, разумеется, тоже скоро дойдут. Но она ведь никак не сможет дознаться, что оба – участники программы, верно? Разве что от него самого, убеждал себя Чарльз, а у него уж точно нет намерений ей об этом рассказывать. Что он ей скажет, когда она начнет переживать насчет того, что кто-то открыл охоту на студентов, участвующих в исследовании Уимена? Что все это началось с появлением в универе новенькой психопатки, Хлои Севр? И что ему пришлось вступить в сговор с этой кокетливой психопаткой, чтобы прикрыть чуть не закончившийся убийством мордобой в собственном доме, и что эта вышеупомянутая психопатка вполне может оказаться той самой серийной убийцей, что уничтожает людей при помощи аппаратов МРТ? Он не знал, что за хрень тут творится, но надеялся со временем все для себя прояснить. Звякнул его телефон. «ОК, – ответила она. – У меня для тебя подарочек, лол». * * * «Зернышко и Пустота» – это второй кофешоп на территории Центра студенческой деятельности, на последнем этаже. Он довольно большой, окна его выходят на кампус, но, что самое главное, здесь и днем, и вечером полно студентов – кто пишет какие-то работы, кто просто болтает. Это общественное место. Чарльз явился туда пораньше, чтобы занять место спиной к окну и хорошо видеть весь зал целиком. Дождавшись Хлою, он первым делом как следует к ней пригляделся. Та не походила на человека, недавно зарезавшего одного парня и прикончившего другого – того, что на фут выше нее, – при помощи аппарата МРТ. Походила она больше на энергичную торговую представительницу, распространяющую освежающий лосьон для лица. Вокруг шеи у нее был обмотан один из тех безразмерных пышных шарфов осенних оттенков, что носят практически все девчонки и которые напоминали Чарльзу львиные гривы. Усевшись, она подтолкнула к нему по столу нечто завернутое в полиэтиленовый пакет из «Сейфуэй». – Твоя рубашка. Я ее постирала, – объяснила Хлоя, а потом немного выждала, словно ожидая аплодисментов. Страха у нее на лице определенно не было. – Итак? Видел Уилла? – С тех пор как тебе тогда написал, больше не видел. Она подалась вперед. – Зато я видела. Он угрожал мне. – А чего ты ожидала? Ты же его едва не убила. Какое-то странное выражение промелькнуло у нее в глазах. Он что, чем-то ее развеселил? – Это вышло чисто случайно. Я просто хотела вернуть то, что мне принадлежит. – А-а, загадочное видео? Не обратив внимания на это замечание, Хлоя рассеянно улыбнулась одному из официантов, приглашая его подойти. Тот взмахнул рукой – мол, минутку! Она откинулась на стуле, вновь нацелившись взглядом на Чарльза. – Ты ведь никому не расскажешь? Кстати, если ты пытаешься меня шантажировать, то обратился явно не по адресу. Ничего не поделаешь – бедность. – Может, я помогаю тебе исключительно от широты души. Подошел официант, и Хлоя заказала ломтик «Шоколадной смерти»[56]. – Тогда окажи мне еще одну любезность. Мне реально нужно это видео. – Заметив скептическое выражение у него на лице, она подняла руки. – Я не прошу чего-то из ряда вон выходящего – просто дай мне наколку, если вдруг узнаешь, что он подался куда-нибудь вечерком, чтобы я могла обыскать дом. – Не исключено, что я тебе и помогу, – немного подумав, отозвался Чарльз. Может, лучше находиться на ее стороне, если она и вправду опасна. Информация, которой он располагал, давала ему власть над ней, но при этом превращала в мишень. Вернулся официант с ее куском торта; протянул небольшой картридер, через который студенты расплачивались за заказы. – Не затруднит?.. – спросила она у Чарльза. Сочувственно улыбнувшись, тот провел своей студенческой карточкой по терминалу, расплатившись. – Могу я поинтересоваться, что ты делаешь завтра днем? Пожав плечами, Хлоя сунула в рот кусочек торта.