У меня голова занята очень важными вещами, и я немного обижена, но, господи, что за голос! Словно масло, тающее в сладкой булочке. – Я собирался кинуть тебе эсэмэску, когда узнаю все, о чем ты просила. Почему он так шифруется? Связь в «Вотсаппе» и без того с шифрованием. Может, его подруга рядом? – По-моему, у нас проблема, – говорю я. – Какого рода проблема? – Можно попросить у тебя машину? – Зачем? – Чтобы съездить на оружейную ярмарку[62]. У меня машины нет, а это слишком далеко для «Убера». – И я должен дать свою довольно дорогую тачку какой-то девчонке, у которой даже нет водительских прав, чтобы она съездила на оружейную ярмарку? – А с чего ты взял, что у меня нет прав? – С того, что я заглянул к тебе в сумочку той ночью, пока ты приводила себя в порядок. Блин, а он умней, чем выглядит! Это моя мать не разрешила мне получить права. Она считала, что предоставить мне мобильность – это превратить меня в «кошмар на колесах». Наверняка по той же самой причине в свои восемнадцать я никогда еще не летала на самолете. Я всегда хотела обзавестись правами, но надо было записываться на водительские курсы, а я тогда была слишком занята учебой и прочими делами. – Мне это нужно для самозащиты. – Тут в голову приходит одна идея. – Твой отец вроде охотник? У тебя нет какого-нибудь ствола, который я могла бы взять на время? – Взять на время? Это тебе не библиотечная книжка! А ты вообще в курсе… Ладно, проехали. С чего это вдруг? – Зря я тебя тогда не послушала – по-моему, за нами действительно кто-то охотится. Мне нужно, чтобы Чарльз поверил, что я и вправду перепугана до смерти и полностью согласна с его теорией. Пауза. – С чего ты взяла? Рассказываю ему, что произошло с дверью, но подаю это в более драматическом и безапелляционном ключе. Про то, что кто-то измочалил меня в подвале Уилла, Чарльзу знать нечего. И ту часть, что ствол мне ох как пригодится, когда Уилл теперь в курсе, что я представляю для него проблему, тоже оставляю за кадром. – Я сам тебя отвезу, – произносит он наконец. Я расцветаю. Лучше тачки Чарльза может быть только сам Чарльз. – Но если ты думаешь, что кто-то тебя выслеживает, лучше позвони в службу сопровождения кампуса[63], попроси, чтобы тебя проводили. – Этим-то олухам? День же на дворе! – Это может быть небезопасно. – По-моему, это я сама опасна. – Не исключено, – говорит он. – Будешь готова к четырем? Соглашаюсь, и Чарльз обещает отправить мне эсэмэску с местом встречи. Звоню в службу сопровождения. Интересно, кого или чего ждать? Если служба достойная, то вот тебе и способ безопасно передвигаться по кампусу. В некоторых случаях в одиночку лучше этого не делать, пусть даже я молодая, в хорошей физической форме, а мой тренер по крав-мага́[64] как-то сказал, что я – это просто нечто. Хотя, стоило Чарльзу про это упомянуть, как мне приходит в голову, что у сопровождающих наверняка есть легкий доступ во все здания кампуса. Через несколько минут появляется сотрудник университетской полиции с несколько обалделым видом, поскольку время дневное. Про дверь ему не рассказываю, просто улыбаюсь и говорю, залезая в машину: – Лучше перебдеть, чем недобдеть. – Особенно в нынешние времена, – добавляет он. Ему чуть за тридцать. – Куда едем? Называю ему нужный перекресток. Университетский коп продолжает задавать мне всякие вопросы и поддерживает нашу болтовню, словно мы с ним на свидании. – Много у вас вызовов в последнее время? – Бывает… – Он пожимает плечами, крутя руль открытой ладонью. – А еще бывает, что катаюсь по округе в два или три ночи и вижу всех этих девчонок, которые пробираются домой с туфлями в руках. Мужик качает головой. – В смысле, обстановка тут далеко не безопасная – вам, девчонкам, надо про это помнить. – Он подъезжает к тротуару и, словно из ниоткуда, достает визитку. – Если что понадобится, звони мне напрямую, хорошо, Хлоя? Вначале я недоумеваю, откуда он знает, как меня зовут, но тут вспоминаю, что при вызове назвала номер своего студенческого билета. – Конечно! – отзываюсь я, заталкивая визитку в «мусорный» отсек своей сумочки, в который обычно скидываю комочки жевательной резинки, завернутые в старые салфетки. Ровно в четыре на углу Пи-стрит и Шестой улицы появляется Чарльз в серебристом «Порше». На нем солнечные очки, а жаль. Из-за них трудно понять, что у него на уме, а мне нужно быть во главе игры, несмотря на то что все ноет и болит и тем самым меня отвлекает. – Раскрываю карты, – объявляет он, когда я, мысленно морщась, залезаю в машину. – За стволом я тебя не повезу – как-то это мне не по душе. Но я знаю место, где можно раздобыть электрошокер. Я надуваю губы. Чарльз бросает на меня взгляд, но в его солнечных очках я вижу лишь собственное отражение, а потом трогает машину. Едем по Пи-стрит. – Кто-то точно хотел попасть в ту комнату, чтобы добраться до меня, – говорю я. – А не мог кто-то просто проверять, заперта ли дверь? – Нет, это было явно по мою душу. Думаю, что ты прав насчет этих убийств. Главное сейчас – как-то не выдать свою заинтересованность в том, чтобы все думали, будто это дело рук серийного убийцы. Все должны верить, что убийства продолжатся. В идеале Уилл должен стать следующим, чтобы поломать сложившуюся схему, поскольку, если раньше убьют третьего участника программы, Уилл будет слишком выделяться из общей схемы. Два убитых психопата вполне могут быть совпадением, а три – уже нет. – И ты вдруг стала ярой поборницей моей версии? – интересуется Чарльз, скрывая за дружеским тоном подозрительность, которую, как я знаю, он сейчас испытывает. Сворачивает на Род-Айленд-авеню. – Не ярой – ведь это вполне может быть просто какой-то серийный убийца, который охотится за любыми студентами. Непохоже, чтобы список участников программы был доступен каждому встречному-поперечному. – Однако это почти так. Доктор Уимен, и Елена, и все их помощники и лаборанты знают наши имена. Бухгалтерия тоже, – говорит он. – И ты всерьез думаешь, что Уимен или кто-то из его подручных на такое способен? – Просто не могу удержаться от вопроса: – А он разве не веган? – Как и Гитлер. – Это может быть и Елена. Тема Джекила и Хайда[65]. В ответ он смеется, и я тоже хихикаю, но исключительно иронически. От этого внутри опять разгорается боль. – А ты вообще куда едешь? Мы движемся к востоку, а не к юго-западу в сторону Вирджинии. – Мне нужно сначала кое-что взять, – отзывается он, сворачивая на Кью-стрит. – Из съестного. Чувствую некоторое напряжение в животе – когда оказываешься в чьей-то машине, ты в некотором роде пленник. Но через несколько минут мы подруливаем к «Вендиз»[66], и я чувствую смущение. Именно в таком невинном месте он забил стрелку с каким-то мутным парнем, который продаст мне шокер? Вылезаем из машины и направляемся в ресторан, из которого несет жареной картошкой. Жду чего-то необычного, но Чарльз попросту направляется к прилавку и заказывает большой «Фрости»[67]. – И всё? – спрашиваю я. – Хочешь чего-нибудь? – Нет. – Лучше подумай как следует, поскольку делиться я не собираюсь, – говорит Чарльз. – Могли бы взять с улицы, прямо из машины. Он с отвращением кривится. – Портмонты никогда ничего не покупают с улицы. Просто не могу не расхохотаться, что вызывает какое-то странное ощущение в мочевом пузыре. – Я мигом, – говорю ему, направляясь в туалет. В ресторане больше никого нет, и туалет блаженно пуст. Заодно можно будет проверить свой макияж. Не хочу, чтобы Чарльз догадался, что на меня кто-то напал – поскольку тогда он поймет, что я из тех, на кого можно напасть. Попи́сав, отрываю кусок туалетной бумаги – и тут же застываю на месте. Вода в унитазе розовая – а до месячных еще как до луны. Руки трясутся, пока я привожу себя в порядок. Смотрю на свои дрожащие пальцы, лежащие на коленях. Повреждение почек. Я получила такой сильный удар, что он повредил почки. «Все нормально, – говорю себе. – Выходи, пока Чарльз не подумал, с чего это ты тут так долго торчишь. Раны имеют свойство заживать. Если через пару дней не пройдет, сходишь в студенческую поликлинику и что-нибудь выдумаешь». Но по какой-то причине не могу подняться. Голова болит, плечо ноет, в спине противно пульсирует. Слышу, как открывается дверь, а потом насмешливый голос Чарльза: – Ты тут не утонула? – Вообще-то это женский туалет! – кричу я, вскакивая и яростно натягивая трусы и штаны. – Половые различия – это из области социального конструктивизма. А потом, у меня есть новости. – Какие новости? – отзываюсь я, пулей вылетая из кабинки.