Семь лет назад уже было одно происшествие такого рода, когда один из участвующих в программе студентов, проваливший экзамены почти по всем предметам, пытался выставить университету судебный иск за раскрытие его личности «опасным типам» посредством этой самой программы – несмотря на то что все условия прекрасно знал, все формы согласия подписал, а ни с кем из подопытной группы даже ни разу не встречался. В Адамсе предпочли спустить конфликт на тормозах, а не ввязываться в судебную тяжбу, позволив скандалисту пропустить проваленный семестр и все равно выпуститься в срок. С тех самых пор Леонард в расчете на подобные ситуации изменил некоторые формулировки форм информированного согласия, но риск все равно оставался. Хлоя кивнула, широко раскрыв глаза. Она сидела нога на ногу в кожаном кресле, которое обычно выбирала во время психотерапевтических сеансов. – Жаль их родителей. Ей их действительно жаль или она просто хорошо умеет делать вид, что это так? Во время сеансов Хлоя ни разу не произнесла чего-то такого, что не выглядело бы извлеченным из консервной банки с этикеткой «Добропорядочная американская студентка». Хлоя любила поговорить про себя, но всегда держала осторожную дистанцию, которую Леонард пока что так и не сумел преодолеть. Не желала затрагивать какие-то действительно болезненные темы. – Думаете, это из-за наркотиков? – Давайте не будем говорить на эту тему, Хлоя. Лучше попробуем сосредоточиться на вас. – Ой, у меня такая скучная жизнь! А можно сегодня именно я буду задавать вопросы, чтобы мы смогли получше узнать друг друга? – Некоторые любят испытывать меня, чтобы отвлечь внимание от самих себя. Это вполне понятно, психотерапия – не для каждого. От пациента требуется эмоциональная развитость, чтобы от терапии действительно был какой-то толк. – Уимен сделал паузу, чтобы глотнуть воды. – Итак, вы хотите побеседовать о чем-то, что у вас на уме, или все-таки обо мне? Она поерзала в кресле. – А можно поговорить про тревожный сон, который мне недавно приснился? – Конечно. Хлоя отвела взгляд к окну. – В этом сне я в общественном туалете. На спине у меня огромный синяк. И тут в туалет заходит мужчина и трогает этот синяк. – Она ненадолго примолкла, покраснев. – И это типа как эротично, каким-то непостижимым образом. Как по-вашему, что это может означать? – Должен признаться, я не фрейдист. Я склоняюсь к мысли, что сны – это просто, так сказать, салат из отрывочных образов. А тот человек и поставил вам этот синяк? – Не думаю, но почему я так отреагировала? – Хорошо: что такое синяк? – Поврежденные живые клетки под кожей. – Синяк – это физическая отметина. Он означает: «Кто-то причинил мне боль». Хлоя открыто встретилась с ним взглядом, и на миг по ее лицу пробежал искренний, почти неприкрытый гнев, которого тут же как не бывало. Перед Леонардом опять сидела все та же добропорядочная американская студентка. – Я просто часто принимаю неверные решения в своей интимной жизни. – Да? – Ну, я просто уверена, что моя мама или мой последний психотерапевт уже успели вам рассказать, что тогда случилось с Алексеем. Здесь она наконец бросила ему косточку, переключившись на более удобную ей тему, поскольку тот сон оказался слишком опасной территорией. Для того чтобы продемонстрировать свою «эмоциональную развитость»? Похвалиться каким-нибудь неблаговидным поступком? Завоевать его своей смышленостью? – Я практически ничего про это не знаю. – Все было не так, как говорят люди, – сухо произнесла Хлоя. – Из него делают какого-то хищника, но на самом деле он совсем не такой. Алексей был у нас самым молодым учителем, все девчонки на него западали. А я была не какой-то там невинной девственницей. Как-то меня должны были забрать из школы, но не забрали, и он подвез меня домой, и мы всю дорогу проболтали. У нас оказалось очень много общего. – По-вашему, у пятнадцатилетней девочки и двадцатидвухлетнего мужчины может быть много общего? – Мы оказались с ним на одной волне. У меня уже и раньше были парни, но тут я словно впервые ощутила, как меня реально тянет к кому-то. Так уж просто вышло, что это оказался мой учитель. Когда я впервые поцеловала его, он сказал, что нельзя. Я спросила: «Почему?», а он ответил: «Из-за нашего возраста». А я ему: «Почему нам обязательно надо придерживаться каких-то дурацких правил насчет того, в каком возрасте можно к кому-нибудь прикасаться?» – Давайте попробуем проанализировать один пример – по-моему, это у вас хорошо получится. – Эти слова, естественно, подстегнули ее интерес. – Предположим, что вас не устраивает возраст согласия, установленный законом. Но ведь в мире полным-полно и других правил, которые вас тоже наверняка не устраивают? – Ну да… – произнесла Хлоя. Судя по ее тону, она пока не понимала, к чему он клонит. – Чем все заканчивается, когда такие правила есть, а вы вдруг попадаетесь – независимо от того, устраивают они вас или нет? – Но я не думала, что мы попадемся. – Задумывались ли вы, какие будут последствия для вас обоих, если вас поймают? – Это как раз обо мне все только и говорили! – воскликнула Хлоя, царапая ногтями подлокотники кресла. – Все только обо мне и говорили, постили всякие гадости в интернете… А никто ничего и не узнал бы, если б он не был таким ослом. – Что вы имеете в виду? Насколько я понимаю, ваша мать как-то об этом узнала и сообщила в школу? – Это она вам так сказала? – Хлоя уже изучала свой ноготь, накрашенный ярко-лиловым лаком. – Оказалось, что Алексей встречался с какой-то другой девушкой. У них даже тихариться нормально ума не хватило, трахались прямо в школьной театральной студии – кто-то их там и застукал. – Под конец на лице у нее промелькнуло какое-то лукавое выражение. – Все родители, естественно, разбушевались. – И каковы были последствия? – Его уволили. Про него даже в газетах писали, так что я сомневаюсь, что он смог и дальше работать учителем. Моя мама пыталась перевести меня в школу-интернат, в чем даже не было ни малейшего смысла, поскольку на тот момент его уже и в городе не было. – Пыталась? – Я не хотела никуда уезжать, – сказала Хлоя. – Не хотела уезжать из своего города, бросать свою школу, тем более что у меня там было полно факультативных занятий – я все-таки и дальше учиться собиралась. Можно было запросто принять ее за примерную девочку-отличницу, голова у которой занята теми же самыми заботами, что и у всех студентов. Но мать Хлои поведала Леонарду, что от мысли перевести дочь в какую-то другую школу пришлось в итоге отказаться, поскольку она боялась, что в этом случае та ей как-то отомстит. Теперь Хлоя уже беззаботно болтала ногами. – Но все забыли про этот скандал буквально через неделю. Один парень, выпускник нашей школы, приехал в гости на День благодарения – один из местных «золотых мальчиков». И попал в жуткую аварию – вылетел на своей машине на поле и врезался в дерево. Ну ясное дело – ДТП со смертельным исходом куда как интересней для городских сплетников. – Вы с ним были знакомы? – Типа того. Все об этом только и говорили. Автомобиль взорвался, но никого рядом не оказалось, так что он сгорел. К тому времени, как его нашли, там уже и опознавать-то было практически нечего. Одни головешки остались. 32 Обратный отсчет: 20 дней С мобильником Уилла вышел полный облом, так что требуется более прямой подход. Уилл заблокировал меня во всех соцсетях – неудивительно после того бардака, который я оставила у него в квартире. Очередная часть моего плана – почти забава: то, что можно проделать при помощи телефона в комнате Молли, общаясь по ходу дела с девчонками, пока мы экспериментируем с новыми масками для лица и обмениваемся последними циркулирующими по кампусу слухами. Загружаю в свой телефон без абонентского договора приложение для знакомств, которое, как я уже знаю, использует Уилл. Эту мобилу, которые в народе именуют «одноразовыми», я купила еще два года назад, и она оказалась очень полезным вложением. Счет я пополняю только налником, но сотовой связью на нем практически не пользуюсь – только интернет, да и то лишь после того, как установила на него VPN[79]. Начинаю создавать в этом приложении для знакомств фальшивые аккаунты, используя фотки первых попавшихся красоток из «Инстаграма» и добавляя к ним в качестве описания интересов одну-две тупые фразы, типа: «Нетфликс и ужастики» или «Обожаю тусоваться». Потом загружаю «Масс свайп» и применяю его ко всем созданным профилям. Это приложение автоматически отправляет «свайп» каждому мужику в возрасте от девятнадцати до двадцати лет в нашем районе, предоставляя мне полный список парней, которые успели сделать то же самое кому-то из моего несуществующего гарема[80]. Потом посмотрю результаты – может, и Уилл среди них объявится. Через несколько минут «попадания» уже валятся, как из дырявого мешка. Откидываюсь в кресле, пытаясь вычленить полезные факты из болтовни своих подруг про убийства. – Они собираются устроить в кампусе комендантский час, – объявляет Джессика, распространяя еще дальше слух, который я уже слышала. Убиты двое студентов – понятно, что между родителями начинаются разговоры. Но комендантский час? Мне он сейчас нужен, как дырка в голове. Блямкает мой телефон. Опускаю на него взгляд и вижу массовую рассылку от Чарльза, приглашающую на какое-то мероприятие. Щелкаю на прикрепленной ссылке и вижу новость: Чарльз официально избран президентом студенческого совета, явно без помощи моего голоса. Отправляю ему эмодзи в виде бутылки шампанского и немедленно начинаю думать, как лучше всего поступить. Сейчас вечер четверга, вся физиономия у меня намазана авокадо, и еще нужно проглядеть все результаты попаданий с моих профилей в приложении для знакомств. Но все-таки: я буквально только что там зарегистрировалась, а какова вероятность того, что Уилл с ходу меня «свайпнет»? Кроме того, лишний раз подмазаться к Чарльзу – это тоже из области первоочередных задач. Встаю, объявив, что скоро отправляюсь в гости и к кому, и подружки всей толпой помогают мне нарядиться. Через час, со свежим лицом, в красновато-лиловом мини-платье и одолженном у Джессики серебряном ожерелье на шее, я полностью готова. Собравшись перед входом в общагу, двигаем всей толпой в ночной клуб под названием «Сакс». Там повсюду красные парчовые портьеры, золотая краска на затейливой резьбе по дереву, бархатные стены. Носятся официантки в бурлескных нарядах, кое-кто из публики толчется на танцполе. Странная смесь – молодежь тоже попадается, но в основном всякие старпёры, вид у которых такой, будто они работают во Всемирном банке, в сопровождении подозрительно красивых женщин восточноевропейской внешности. Университетская тусовка тоже скучковалась на танцполе. Чарльз стоит в углу с Кристен и Дереком. Я держусь поближе к стайке девчонок, а потом примечаю у барной стойки Чада – видать, либо ему уже есть двадцать один, либо у него фальшивое удостоверение личности, поскольку ему выдали браслет, подтверждающий право покупать выпивку – молодец! Судя по всему, в этот вечер и повеселиться можно, и дело сделать. Подхожу к нему; его белые зубы едва ли не светятся в полутьме. Он что-то кричит и заказывает нам по стопочке чистой водки. – Что? – кричу я в ответ, наклоняясь почти вплотную к нему и положив руку ему на предплечье. Оно волосатое, со вздувшимися венами. Чад повторяет, и я слышу у него в голосе улыбку. Нет, он явно не похож на убийцу. Хотя и я тоже. Танцую со всеми, кроме Чарльза и Кристен. Делаю вид, будто его тут вообще нет, хотя это его тусовка, потому что если уж я решила повеселиться, то центр тяжести этого веселья прямо во мне. Чад, как и ожидалось, танцует в том же стиле, что и все крупные ребята, едва кивая головой. Уилла нигде не вижу, и в числе получателей массовой рассылки Чарльза он тоже не значился. Танцуем, собравшись в кружок, в центре которого выделывается Дерек. Истерически хохочем, прикладываясь к сильно разбавленному яблочным соком мартини и пиву. Музыка пульсирует, ритм ее словно сотрясает вибрацией все мое тело. Волосы у меня вспотели, но мне плевать, поскольку все вокруг тоже мокрые от пота. Через танцпол проталкивается группа каких-то незнакомых людей, разорвав наш кружок и на миг прижав нас друг к другу. Оказываюсь прямо напротив Чарльза. В полутьме, разрываемой миганием стробоскопов, его футболка с треугольным вырезом кажется радужно-яркой. Он лишь слегка двигается в такт ритму, опустив одну руку с бутылкой пива вдоль бедра, а другой смахивает со лба взмокшую челку. Поднимаю на него взгляд, сознавая, что наши тела еще никогда не оказывались так близко друг от друга и что его подружка где-то поблизости у меня за спиной, за толпой незнакомых людей. Легкая улыбка кривит его губы, и я могу различить лишь узкую зеленую полоску вокруг его расширенных зрачков. – Да танцуй же! – кричу я. Мне смешно, что он едва двигается. Он тоже смеется. Мы практически касаемся друг друга, так что ничуть не удивляюсь, когда я вдруг ощущаю его руку у себя на попе. Вполне естественным образом приникаю к нему, отвечая на едва заметное направляющее движение его руки. Двигаемся синхронно, и я опускаю голову, ощущая его рубашку у себя на лбу. А потом его пиво куда-то девается, и я чувствую уже обе его ладони у себя на бедрах. Скользящим движением обхватываю его за шею, а другой рукой отбрасываю волосы со своей липкой кожи. Лишь на миг осмеливаюсь бросить на него взгляд, и наши взгляды встречаются в темноте и мигании огней. Меня охватывает пьяное безрассудство. Есть только музыка и Чарльз, прижавшийся ко мне. Закрываю глаза, желая отдаться всем своим чувствам: гипнотическому ритму музыки, запаху Чарльза, нашим нижним половинам, словно сцепленным вместе. У него встал: я чувствую это даже через брюки. Не могу припомнить случая, чтобы я когда-нибудь так вот танцевала с парнем и он бы меня не поцеловал. Уже чувствую тепло его дыхания у себя на щеке, и кажется, что это вопрос каких-то нескольких секунд, когда я наконец почувствую его губы у себя на коже. «Чарльз!» – пытаюсь телепатически воззвать к нему. Мне плевать, если вдруг даже и окажется, что Кристен прямо у меня за спиной. Плевать, потому что совершенно ясно, что мы хотим друг друга, а она – полный отстой. Вдруг ярко вспыхивает свет, и толпа синхронно издает стон.