Он тычет в кнопку на боку телефона, когда тот начинает пищать, а потом раздраженно бросает его на стол. – Лучше он сам объяснит, когда будет здесь. – У меня есть одна версия. – Тогда выкладывай поскорей, – говорю я, набирая ответ Андре. «Есть очень важные новости про Тревора. А что там со списком?» – Тревор следит за тобой. Он типа как женоненавистник, для которого существует только черное и белое. То есть все бабы для него – либо невинные девственницы, либо шлюхи, середины не бывает. Если ему нравится какая-то девушка, то она чистая, беспорочная и стоит его внимания. А если вдруг оказывается шлюхой – а это может быть для него абсолютно любой грех, начиная с того, что ей нравится какой-то другой парень, и заканчивая тем, что она просто существует на белом свете, – тогда она для него блядь и шалава, которая сама виновата, что подняла руку на святое. Так что, наверное, он выяснил, что ты не такая уж невинная овечка. – А с каких это пор я считаюсь невинной овечкой? – Кто-то дергал дверь, когда мы с тобой тогда за ней развлекались, – негромко произносит Чарльз, словно Кристен по-прежнему где-то рядом. – Это наверняка он. Решил, что мы там трахаемся, и взбесился. – Обидно расплачиваться за то, что мы даже не делали, – лукаво замечаю я. Чарльз не улыбается, но опять переводит на меня взгляд. Вздыхаю, вновь поворачиваясь к компьютеру. – Как же нам его изничтожить-то? Я бы предпочла, чтобы при этом фигурировала кислота. Впрочем, во всем этом есть и своя положительная сторона: если Елена спросит, с чего это наши часы не показывают местоположение, все можно будет свалить на него. – Она ведь тебе пока ничего не говорила? – спрашивает Чарльз. Мотаю головой. – Не думаю, что она успела заметить. По-моему, вряд ли они так уж часто проверяют собранные данные для анализа. – Это может позволить нам выиграть какое-то время. Телефон Чарльза щелкает. – Это Андре – пишет, что сейчас придет. – А как насчет того, чтобы отправить нашего маленького друга-охотника заняться Тревором? – Если только Тревор сам не этот охотник, – говорит Чарльз. Чувствую, как он вдруг встает прямо у меня за спиной. Протягивает руку, чтобы выйти из «Фейсбука», а потом отмечает мышкой видеофайл и перетаскивает его в «корзину». – А ты в курсе, что вообще-то при этом ничего не стирается? – замечаю я. – Может, хочешь потом еще пару раз глянуть? Чарльз открывает «корзину» и удаляет файл уже по-настоящему. – Зачем мне видео, когда у меня доступ к оригиналу? – произносит он, нагнувшись мне к самому уху. Потом отходит к креслу, усаживается в него нога на ногу, упершись лодыжкой в коленку и болтая ногой. – Кстати, ты ведь переспала с Чадом не только для того, чтобы меня позлить? – Может, я считаю, что Чад хорош в постели. Чарльз фыркает. – Чад просто ужасен во всех смыслах слова. – Почему это ты говоришь такие вещи? – Исключительно из природного зловредства? – предполагает Чарльз. – А может, просто ревнуешь? – Господи, да у тебя натуральная мания величия! – Нет, я просто психопатка, так что смирись с этим. Ты меня избегал! – Нет, нисколько – я просто, знаешь ли, был малость занят одной чепуховой проблемкой – как бы меня не убили. И не помню, сколько раз тебе говорил, что у меня уже есть девушка. – И где же эта девушка в данный момент? Игривое выражение у него на лице сменяется холодным. – Это я специально так себя веду, чтобы она не имела ни малейшего представления, что тут происходит, ничего не боялась и лишний раз не переживала. Вряд ли ты можешь представить, что я способен заботиться о другом человеческом существе, но я действительно люблю ее. – Ну да, и это не имеет абсолютно никакого отношения к факту, что она сказочно богата и что ваши родители могут устроить пышную светскую свадьбу в каком-нибудь закрытом загородном клубе, – иронически замечаю я. – Да ипать тебя… – Никогда против такого не возражала, – жизнерадостно отзываюсь я. – Так что там у тебя в планах: школа бизнеса, потом работа на собственного папашу, брак в двадцать четыре года и жизнь за белым штакетничком с идеальной степфордской женой?[128] – Вряд ли. А ты что-то можешь предложить взамен? – Например, сжечь этот мир до основания. Его глаза неотрывно нацелены на меня, выражение их совершенно нечитаемо. – Я подам на Тревора заявление в полицию за все, что он нам устроил; если у него будут реальные неприятности, то никому он уже больше ничего не сделает. Это лучше, чем ничего. – Давай лучше послушаем, какие там успехи у Андре, а потом уже будем решать. Чарльз вздыхает, глядя на очередную картинку с изображением хера у себя на телефоне, после чего встает и направляется к холодильнику. Ест что-то китайское прямо из контейнера, а мне даже не предлагает. Пользуюсь его невоспитанностью, чтобы без лишних глаз заняться кое-какой исследовательской работенкой. У Тревора есть аккаунт в «Твиттере», но тот в основном заполнен довольно бессмысленными, однако все равно почему-то грубыми и надменными твитами про компьютеры и Илона Маска. Хотя его самый последний твит, размещенный сегодня, звучит так: «В жопу американскую систему здравоохранения!» Хм, любопытно… С того дня, посвященного слежке, знаю три предмета из его учебной программы: углубленный курс логики, сравнительная политология и история экономики США. Быстро регистрируюсь в выделенных всем им разделах университетского сайта, где преподы выкладывают учебные планы и домашние задания, а студенты иногда оставляют личные сообщения. Едва не подпрыгиваю, увидев, что утром Тревор тут тоже отметился, адресовав некое обращение всем своим одногруппникам по курсу логики и даже прицепив к нему фотку. «Привет, сегодня у меня не выйдет сделать выступление на семинаре. Весь вчерашний день проторчал в больнице, только сейчас выписался». На предположительно его собственном запястье красуется пластиковый больничный браслет с эмблемой Вашингтонского госпитального центра. Это может быть обычное для психопата вранье, чтобы отмазаться от выступления на семинаре, но есть ведь еще и твит, в котором выражается искренний гнев по поводу медицинских счетов, которые ему неминуемо предстоит оплачивать. Ну а обращение в поисках сочувствия и внимания сразу ко всей группе, а не только к одному лишь преподавателю – это в точности то, чего можно ждать от любого психопата. Наверняка он рассчитывал разжалобить кого-то из девчонок. Все обретает смысл. Кто-то напал на Тревора, тот угодил в больницу, вышел и, заключив, что напали на него либо я, либо Чарльз, решил отомстить. А поскольку мы тут ни при чем, тогда это может быть только Эмма, сознаю я. Закрываю все окна на экране и захлопываю лэптоп. Эмма едва не пристукнула Тревора, а мы теперь расплачивайся за ее неудачную попытку! Прежде чем воспользоваться ключом, который выдал ему Чарльз, Андре деликатно стучит в дверь. – Ты уже закончил с диссертацией? – тут же спрашиваю я. Лично я – нет. Все никак не могу найти время – целый день убила на слежку за Тревором, а тут еще и промежуточная сессия не за горами[129]… – Закончил. В самом деле очень интересно. Не исключено, что Джон мог и сам опрашивать Рипли, но он этого не уточняет. Андре перехватывает недоумевающий взгляд Чарльза – мы еще не посвящали его в подробности наших приключений на складе. – Мы с Хлоей обнаружили все это добро в боксе на складе временного хранения, который некогда использовался одним из бывших аспирантов Уимена. Нашли там диссертацию и этот список и сначала подумали, что это какие-то новые жертвы, но потом я их всех пробил в интернете. Оказывается, все они – литературные агенты, по крайней мере, были литагентами в то время, – объясняет Андре, после чего берет предложенное Чарльзом пиво, благодарно кивнув; мне это не нравится. Что-то больно уж они скорешились. – В общем, Джон Фиола писал книгу про это дело – в отличие от Уимена и любого из работавших над ним детективов. Что довольно странно, если учесть, сколько денег на такой книге можно срубить, когда ее пишут люди, имевшие непосредственное отношение к следствию. Он, видно, хотел продать ее подороже, расписал, что это будет реально бомба, и некоторые агенты клюнули. Короче, не знаю – может, это незаконно, но я зарегистрировал на «джимейле» адрес от имени Джона Фиолы и всем им написал – всякую фигню типа того, что у меня были серьезные семейные проблемы, но теперь у меня опять есть время заняться этим проектом, и, типа, не могли бы вы еще раз отправить мне все замечания, которые раньше присылали. Большинство не откликнулось, но одна тетка ответила! Просто перекинула мне последнее письмо, которое ему тогда отправила, вместе с «прицепом» – а это книга целиком. – Перешли ее нам, – требую я. – Можем прямо сейчас ее посмотреть, разделив на три части. Андре кивает, пересылает на наши адреса письмо литагентши, и мы втроем начинаем быстро просматривать прикрепленный текст. Книга не закончена – здесь около двухсот страниц готового текста плюс наброски еще одной главы. Когда я заглядываю в тело письма, становится ясно, почему книга так и не была опубликована. «Мы с немалым интересом изучили вашу заявку и приложенные в качестве образца отдельные главы. Насколько я представляю, у вас уже есть несколько агентов, которые глубоко заинтересованы получить это произведение, однако качество его написания, которое не делает данную книгу конкурентоспособной при нынешнем непростом состоянии книжного рынка, вызывает у нас некоторые опасения. Предлагаем следующее: передать текст какому-нибудь литобработчику, который помог бы его причесать. У нас есть несколько кандидатур на примете, и это значительно облегчит вам процесс. Если это предложение вас заинтересовало, свяжитесь со мной, пожалуйста, по нижеуказанному номеру, и мы всё обсудим». Предложение насчет литобработчика вполне имело смысл – писатель из Джона Фиолы никакой. Страницы буквально пестрят высокопарными речевыми оборотами и попытками задавить читателя собственным интеллектом. Бегаю глазами по строчкам со всей возможной быстротой. В доставшемся мне куске Джон начал с детских лет НДР и постепенно продвинулся к моменту его первого убийства. Я в сомнениях. А не могло ли случиться так, что НДР и вовсе не казнили? Это вполне имеет смысл: он сбежал из тюрьмы – ну, или в последний момент получил помилование от мямли-губернатора, а потом вернулся, чтобы превратить жизнь Уимена в ад. Быстро запускаю поиск на компьютере Чарльза. Нет, все верно: НДР казнили при помощи смертельной инъекции в конце две тысячи шестого, а за казнью наблюдали прокурор, надзирающий за делом, и родственники некоторых жертв. – О боже, – вдруг тихо произносит Андре. – Что? – спрашивает Чарльз, когда тот больше ничего не говорит. – Пардон, тут кое-что больно уж натуралистично, – бормочет Андре, не отрываясь от чтения. Я уже дошла до места, где полиция наконец прищучила НДР, привязав его ДНК к местам совершения преступлений. Дело вот-вот получит широкую огласку в прессе. Мои глаза быстро проглатывают страницу за страницей. И тут у меня невольно вырывается сдавленный вскрик. – Что? Что такое? – переполошившись, спрашивает Андре. – Цитирую: «Я сам, мой консультант и детективы, работающие по делу, уже поняли, что, стоит нам объявить о прорыве по делу, как в средствах массовой информации сразу же разразится настоящая буря. А между тем в дополнение к названным и неназванным жертвам имелись еще три: жена Грегори и две его дочери-близнецы». Для большего эффекта делаю драматическую паузу. Брови у Чарльза взлетают вверх, а Андре комически разевает рот. – «И все же все самое страшное далеко не закончилась, когда НДР оказался за решеткой. Марша…» – это его типа жена – «…покончила с собой еще до начала слушания об избрании меры пресечения. И все мы сошлись в одном: в лучших интересах девочек – надежно защитить их личные данные». – Думаешь, что Эмма и Меган могут быть детьми убийцы с Рок-Крика? – скептически замечает Чарльз. – Да мало ли у кого есть дочки-близняшки! – Они как раз в том возрасте, чтобы быть дочерьми Рипли, – возражаю я. Буквально через секунду я уже в интернете, открываю фото Грегори Рипли – посмотреть, нет ли какого сходства. – Да как такое возможно? Все это широко освещалось в прессе. Пара поисков в «Гугле» – и у тебя имена и жены, и детей, – говорит Андре. Чарльз все еще проглядывает рукопись.