– Помогла полиция – им сразу же дали другие имена и отправили жить к каким-то друзьям Марши в Калифорнию. – Тогда как же они опять оказались здесь? Андре вскакивает на ноги. – А вот как! Они жили-поживали своей идиллической жизнью на калифорнийском пляже, а потом стали понемногу сознавать, что с Эммой что-то не то. Позвонили доктору Уимену, и тот сказал, что ей требуется лечение. – Потому что так хорошо лечил их папашу? Погоди-ка минутку… – медленно произносит Чарльз. – А вы, ребята, получали какую-то поощрительную премию за участие в программе? – Премию? – Ты хочешь сказать, помимо платы за обучение? – Двадцать тысяч долларов, – объявляет Чарльз. Мы с Андре смотрим на него, как на чокнутого. Он медленно прищуривается. – Когда я ходил с Эммой в ресторан, она упомянула, что и она, и ее сестра – обе получили по двадцать тысяч поощрительной премии. – Что?! – Ни хера я не получала! – выкрикиваю я. – И ты только сейчас нам про это сказал?! – Ну, я просто забыл. Я думал, что она всем полагается – не знаю, сам-то я не помню, чтобы мне что-то выплачивали… – Как это можно не помнить про двадцать тысяч долларов?! – ужасается Андре. – Портмонты слишком заняты протиркой своих моноклей! – ору я, а Андре многозначительно прокашливается. Он разозлился так же, как и я. – Ну разве непонятно? – перебивает Чарльз. – Он предложил премию, чтобы заполучить их, – и не просто потому, что они близнецы, а потому, что они дочери Рипли. – А разве это типа как не нарушение врачебной этики – работать с пациентами, с которыми тебя связывают какие-то личные отношения? – задумчиво произносит Андре. – Это как раз та деталь, которой нам и не хватало! – встреваю я. Чарльз, похоже, по-прежнему полон сомнений. – Ладно, может, они и впрямь дочери Рипли, но я что, должен считать Эмму серийной убийцей только потому, что серийным убийцей был ее папаша? Вы ее не видели. Она… она… – Все сходится, – говорит Андре. – Сейчас двадцатилетняя годовщина первого убийства НДР, но все это фигня, поскольку в тот год наверняка еще и родились эти близняшки. Может, Эмма хотела это как-то по-своему отметить. Уимен хорошо знает эту семейку, так что он в отчаянии – думает, что может остановить ее, но он слишком глубоко во все это влез, чтобы сохранять объективность. Он ходил с ней в ресторан! Она вроде как пациент, а не друг семьи! – Или, может, это Меган, – предполагаю я. Мне совсем ни к чему, чтобы эти двое следили за Эммой, словно ястребы, – только не тогда, когда я хочу двинуть по доске оставшиеся фигуры. Это точно Эмма. Она и есть объяснение этой связи с НДР. Она напала на Тревора, который решил, что это я или Чарльз, потому что ничего не знал про Эмму. А еще она втюрилась в Чарльза, так что, наверное, жутко разозлилась, когда я с ним трахнулась, и выложила в «Инстаграме» эту фотку с тэгом #шалавы. То, что мне сейчас надо от Чарльза и Андре, – это чтобы они пару-тройку дней походили кругами, пока я не успею еще кое-что подготовить. Для этого потребуется как-то заманить Эмму на эту водоочистную станцию, чтобы на крайняк хотя бы пристроить ее в том же месте, что и Уилла. Не совсем понимаю, почему ей впёрлось убивать именно участников программы – может, она затаила злобу на Уимена или еще чего, – но если в числе убитых будут всего лишь Майкл, Келлен и Уилл, я все равно сумею подать это так, что целью ее были просто студенты Адамса, обитающие в кампусе – чисто из соображений удобства, чтобы далеко не ходить. Причем все мужского пола – может, получится сработать и под этим углом. – Меган совершенно нормальная, – напоминает Чарльз. – А кто может сказать, что считать нормальным? – возражаю я. – Вообще-то это просто идеальное преступление. Убивать людей направо и налево, а если кто тебя прищучит, невинно пропищать: «А вы и вправду думаете, что это я? Вы уверены, что это не моя сестра-близняшка, которая диагностированная психопатка?» – Господи, и впрямь идеальное! – кричит Андре. – А если даже найдут ДНК, то не смогут доказать, кому именно из близнецов она принадлежит, так что Эмма однозначно оказывается за решеткой. Я-то знаю, что с ДНК у близнецов все далеко не так просто – все равно остается проблема случайных мутаций, которые могут у них различаться, но, к счастью, Чарльз с Андре не посещают лекции по углубленному курсу биологии. – Нам нужно действовать – найти достаточно улик, чтобы остановить их, – говорю я. – Предлагаю разделить обязанности. Я сажусь на хвост Эмме. Чарльз, попробуй выяснить, где живет Меган, а ты, Андре, проследи за Тревором. Андре явно разочарован – ведь это именно он обеспечил прорыв по части НДР и явно хочет заняться Эммой лично. Чтобы пресечь подобные поползновения, делаю большие глаза и в красках расписываю, как этот мерзкий Тревор зациклился на мне. Когда лицо Андре немного смягчается, на лице у Чарльза, стоящего у него за спиной, появляется понимающая ухмылочка. – А что насчет этого Уилла? – интересуется Андре. – За ним присмотрит Чарльз. Они состоят в одном братстве. В конце концов Андре согласно кивает – он на удивление неконфликтен для психопата. Но на данном этапе я уже пришла к заключению, что покладистость Андре – необычная для любого из нас – является частью его тактики вести себя так, чтобы нравиться людям. Она прекрасно сочетается с его ямочками на щеках и наверняка будет неоднократно окупаться, пока он не будет выглядеть постарше. Чарльз присматривается ко мне. Он понимает, что я что-то затеваю, и сейчас мне меньше всего надо, чтобы он начал цепляться с расспросами. Встаю. – Не теряем бдительности, господа! Спешу поскорей убраться, почти ожидая, что Чарльз остановит меня, дабы и дальше пытать про Эмму или Уилла. Но, к моему удивлению, он помалкивает. Мне не нравится, что эти двое будут шушукаться тут без меня, но теперь, когда я наконец практически точно знаю, кто этот загадочный охотник, в моем списке первоочередных дел появляются новые неотложные пункты. 55 – Может, выработаем какой-то план действий? – произнес Андре, не отрываясь от телефона, на котором до сих пор просматривал книгу Фиолы. Оставшись наедине с Чарльзом в его шикарной квартире, без Хлои в качестве буфера, он чувствовал себя малость не в своей тарелке. – Давай. Чарльз сел за рояль, поставив перед собой свою бутылку с пивом. Интересно, подумал Андре, на хрена вообще студенту рояль? Тот начал играть что-то тревожное и быстрое, отчего в голову полезли всякие гоблины и вурдалаки. – А ты не знаешь что-нибудь не столь мрачное? Чарльз рассмеялся и оборвал игру. – Не любитель Листа?.. И да – можно задать тебе один вопрос? Андре поднял взгляд от телефона. – Как давно ты симулируешь свой диагноз? Прозвучало это как бы между прочим. Андре застыл, в животе ёкнуло. – Да ладно, мне-то ты можешь сказать. – На лице у Чарльза было мягкое, дружелюбное выражение человека, который собирается втюхать тебе ипотечный кредит с пониженной ставкой. – Просто умираю от любопытства. – Да как тебе такое вообще в голову пришло? Чарльз ничего не ответил, просто перевел взгляд на него. Вполне можно принять его за обычного обаятельного парня, точно? Состоятельного парня с чудесной квартирой, который в их троице пытается быть голосом разума. Трудно было увязать этот дружелюбный, открытый взгляд, которым он смотрел на Андре, с фактом о том, кем Чарльз являлся на самом деле. По лицу Андре пробежала целая гамма выражений – от «Ха-ха, очень смешно!» до «Какого хера?» Он понимал, что далее последует некая угроза в открытой или завуалированной форме, но после всего этого тягостного времени и того, через что ему довелось пройти, какая-то крошечная частичка его испытала нечто вроде облегчения. Облегчения от того, что его наконец раскрыли. Чарльз улыбнулся. – Дело в том, как ты себя ведешь, как реагируешь в определенных ситуациях… Я впервые это заметил, когда тебя чуть не вывернуло от одного только вида того чизбургера из песочного теста. – Что?! – Лично я никогда не чувствую отвращения, – объяснил Чарльз. – У моей девушки уже вошло в привычку обнюхивать все, что лежит у меня в холодильнике, поскольку я не воспринимаю запах испорченных продуктов как что-то опасное. Как громом пораженный, Андре отчаянно пытался придумать какой-нибудь достойный ответ – может, отшутиться, чтобы отвлечь своего собеседника. – Вдобавок ты вроде как всерьез напрягся, когда я обвинил тебя в симуляции. – И что? – А то, что если ты подловишь меня или Хлою на вранье, то буквально через секунду мы спокойно соврем по новой, причем так, как будто сами почти что во все это верим. – Ты скорее похож на нормального. Не то что Хлоя. – Это не так, – ровным голосом произнес Чарльз. – Просто я больше двух лет старательно создаю себе образ нормального человека. Андре отхлебнул пива, позволив солоноватому IPA задержаться в самой глубине горла, прежде чем проглотить. Почему-то вдруг стало легко на душе – словно правда, долго и мучительно барахтающаяся где-то на глубине, наконец-то с брызгами вырвалась прямо на поверхность, хорошенько хватив кислорода. – Если я и впрямь тебе кое-что скажу… ты никому не расскажешь? – С какой это стати мне что-то кому-то рассказывать? – Может, потому, что у тебя нет совести? – Вот как раз по причине отсутствия совести я ничего никому и не скажу, – сказал Чарльз, улыбка которого уже буквально сияла и переливалась. Он уже почти добился своего и наверняка это чувствовал. – Мне и вправду просто любопытно, так что торжественно обещаю никому не рассказывать. – Точно никому? Даже Хлое? – Вряд ли ее можно отнести к моим особо доверенным лицам. Андре поковырял этикетку на бутылке. – Я заполнил заявку на участие в программе просто шутки ради, но никогда не думал, что из этого что-нибудь выйдет… А потом все типа как понеслось само собой и начало расти как снежный ком.