Ветеринар покачал головой. – Нет-нет, пес был в прекрасной форме. Великолепное, сильное животное. С ним-то было все в порядке. Но вот бумаги… – Те документы из Колумбии? – Да. Понимаешь, там был основной бланк – где мне надо было расписаться в том, что собака получила все необходимые прививки и так далее. Но была еще отдельная бумажка, которую, как мне кажется, клиент мне показывать не собирался. Но я ее случайно увидел. – И? – Это было письмо. Я увидел только заголовок, он был подчеркнут. И там было написано: «Волк европейский». Ульф некоторое время переваривал эту любопытную информацию. Потом сказал: – Но ведь это был не волк. – Нет, не волк. Это была собака, но… Ну, понимаешь, он, наверное, мог бы сойти за волка. Хаски, вообще-то, довольно похожи на волков. Эльзасские и бельгийские овчарки – тоже. Эти породы, должно быть, генетически ближе к волкам, чем все остальные. Ульф не знал, что на это сказать. Он не совсем понимал, чего от него ждет доктор Хоканссон. Где тут состав преступления? Но тут ветеринар, наконец, добрался до сути дела. – Мне кажется, этот эстонец – мошенник. Мне кажется, он продает собак под видом волков. – Кому? – спросил Ульф. – Колумбийскому зоопарку. По крайней мере, выглядит это именно так. Ульф вздохнул. – Мне, наверное, стоит взглянуть на это как профессионалу. Доктор Хоканссон принялся перебирать бумаги, лежавшие у него на столе. – Решать тебе, – сказал он. – Я знаю только одно: кто-то покупает собаку, думая при этом, что покупает волка. Ульф ответил, что поговорит об этом случае с коллегами и даст Хоканссону знать, что они об этом скажут. – Заниматься всеми случаями подряд мы не можем, – заметил он. – Вы отбираете дела? – спросил доктор Хоканссон. – Такова обычная практика? – Да, такова, – ответил Ульф. – Мы оцениваем ущерб обществу – отдельному человеку тоже. И если дело выглядит достаточно серьезно, мы принимаем меры. – Непросто, должно быть, принимать такие решения, – сказал ветеринар. – В реанимации в больницах поступают примерно так же, верно? По крайней мере, когда пациентов много. Принимают людей только с самыми серьезными травмами, а остальным приходится ждать – либо их вообще отсылают домой с тем, чтобы они наутро отправились к собственному врачу, – он немного помолчал, а потом поднял на Ульфа вопросительный взгляд. – И как, этот случай – достаточно серьезный? Ульф задумался. Круглый год, каждый божий день совершалось по несколько попыток мошенничества. Каждую минуту, каждую секунду в Швеции кто-нибудь поднимал трубку и слышал заманчивое предложение – поменять номер счета или сделать какую-нибудь не очень понятную инвестицию. Пытаться пресечь все эти мошеннические действия – это все равно что пытаться остановить прилив. Количество преступлений было попросту слишком велико. Процесс отбора стал печальной необходимостью, даже для полиции. Ульф подошел к вопросу со всей серьезностью. С одной стороны, то, что рассказал ему доктор Хоканссон, не стоило особого внимания. Насколько он мог судить, сомнительные коммерческие махинации интереса полиции не заслуживали, как, например, в тех случаях, когда продавец преувеличивал ценность товара или просто его подделывал: скажем, если торговец подержанными машинами забывал упомянуть, что автомобиль успел побывать в аварии; или если поставщик дизайнерских лейблов нашивал на товар фальшивые ярлыки; или когда кто-нибудь торговал змеиным маслом и прочими лекарствами от матушки-природы, бесполезными с точки зрения фармакологии. И все же, подумал Ульф, мы не совсем бессильны. Может, у нас и нет возможности заниматься всем подряд, но иногда – пускай только время от времени – мы можем взять какое-нибудь отдельное дело и разобраться с ним, чтобы другим было неповадно. Этот человек – кем бы он ни был – продавал собак, выдавая их за волков; он кого-то обманывал, и попадись он на глаза полиции – как только что произошло – и получи заслуженное наказание, то в этом была бы своего рода поэтическая справедливость. И потом, думал Ульф, в конце концов, мы – отдел деликатных расследований, и это наш долг – расследовать необычную противозаконную деятельность любого рода. Торговля фальшивыми волками – пожалуй, более странное преступление придумать трудно; хотя, тут же вспомнил он, был один случай с недобровольными татуировками, который ему довелось расследовать несколько лет назад. Парочка свободных художников, занимавшихся граффити, стала грозой маленького приморского городка: они хватали нудистов, наслаждавшихся солнышком в полном одиночестве, и делали им на беззащитных телах небольшие татуировки. Это было настолько невообразимо, что даже в отделе деликатных расследований не сразу поверили, что кто-либо на такое способен. И все же каждый раз предубеждения оказывались несостоятельными: люди способны абсолютно на все, решил Ульф. Для больного воображения предела изобретательности не существовало – вообще никакого. Он принял решение. – Дай мне подробную информацию, – сказал он. – Я этим займусь. Доктор Хоканссон растерянно посмотрел на него. – Прости, но никакой больше информации у меня нет. Надо было записать его фамилию и адрес, но он хотел расплатиться наличными, а я был очень занят, и… Ульф беспомощно развел руками. – В таком случае… Но доктор Хоканссон его прервал: – Но, правда, я заметил кое-что – может, это тебе пригодится. Ульф поднял бровь. Улика? Клочок бумаги, который обронили по невнимательности? На его памяти случались и более невероятные вещи – было, например, одно дело, когда преступник, заходя в здание, которое собирался ограбить, расписался в книге для посетителей. Трудно поверить, но это и вправду произошло – свидетельство необоримой силы бюрократического императива. – Когда он уезжал, я посмотрел в окно, – сказал доктор Хоканссон. – И заметил, что он водит небольшой грузовой минивэн. Ульф просветлел. – Ты запомнил номер машины? – Нет, – ответил ветеринар. – Но я заметил надпись на борту. Крупные такие буквы. Что-то насчет винтажных мотоциклов. Точное название я забыл, но определенно там было что-то про старые мотоциклы. Под надписью был изображен мотоцикл. – Понятно, – сказал Ульф. – Это точно должно помочь, – тут он вспомнил кое-что еще. – Не мог бы ты описать мне этого человека? В общих чертах? Возраст? Рост? Цвет волос? Ты говорил, он высокий. – Да, рослый, крупного телосложения. Не полный, нет – скорее, мускулистый. Славянского типа, – тут он виновато прибавил: – Знаю, знаю, они вовсе не славяне, но, как я уже говорил… – Да-да, все в порядке, я понимаю. Похож на славянина. Доктор Хоканссон нахмурился. – Было еще кое-что. Да, точно, теперь я припоминаю – было. Ульф ждал. – У него на шее была татуировка. Совсем небольшая. Вот тут, – ветеринар показал пальцем себе на шею, сбоку, прямо над воротником. – И что же там было изображено? Доктор только пожал плечами. – Я не разобрал. Но, помню, я еще подумал, что татуировка старая, потому что линии расплылись, и разобрать рисунок было трудно. Иногда чернила выцветают, верно? Ульф сказал, что, наверное, так оно и есть. – Ничего страшного, пускай даже у тебя не получается вспомнить, что именно там было. Ты сказал мне вполне достаточно. Высокий, плотного сложения мужчина, по-шведски говорит с акцентом, со славянскими чертами лица и татуировкой на шее, имеет какое-то отношение к антикварным мотоциклам. Найти его будет не так уж трудно. И, пока он это говорил, Ульф внезапно сообразил, как именно он будет действовать. Был у него среди мотоциклистов один контакт – вот его-то он и спросит. Доктор Хоканссон явно был доволен, что Ульф решил взяться за дело. – Рад, что вы с этим разберетесь, – сказал он. – Мне этот человек совсем не понравился. – Что ж, думаю, в этом случае у тебя были для этого основания. На протяжении всего разговора Мартин молча дремал, свернувшись калачиком на полу. Теперь он проснулся и выжидательно посмотрел на Ульфа. Доктор Хоканссон вручил Ульфу пузырек с таблетками. – Следующая порция антидепрессантов, – сказал он. – Приводи его ко мне снова через пару-тройку недель. А пока – побольше физической активности… – Да, конечно. – И разных забав. Например, можешь покидать для него палку, чтобы он приносил ее тебе обратно – в этом роде. – Я, конечно, попробую, – ответил Ульф. – Но иногда он просто смотрит на палку и вроде как пожимает плечами. Как если бы он говорил: «И какой в этом смысл – бегать за палкой?» Доктор Хоканссон рассмеялся. – Хороший вопрос, верно? Я тут смотрел одну передачу – кажется даже, прошлым вечером, и этот профессор… – Профессор Хольгерссон? – Да, это была его передача – «Образ мыслей». Так, кажется, она называется, верно? Ульф это подтвердил. Профессор Хольгерссон, светило лютеранской теологии, приходился – так уж совпало – отцом Карлу, одному из Ульфовых коллег. Его телешоу затрагивало самые животрепещущие вопросы морали и этики – и было очень популярным. – Он говорил о том, стоит ли нам вообще что-либо делать – стоит ли тратить силы, – продолжал доктор Хоканссон. – Есть ли вообще в этом смысл. – И что же? – спросил Ульф. – Он сказал, что взаимодействовать с миром необходимо, даже если мы не видим в этом никакого смысла. – Мне нравится эта мысль, – сказал Ульф, направляясь к двери.