Но момент был уже упущен, и Ульф только помотал головой. – Нет, – сказал он. – Больше не хочется. Наверное, это прозвучало по-детски капризно, но ему было больше нечего сказать относительно папской ванной. Теперь, утром понедельника, он зашел в кафе напротив их конторы и заказал себе латте. Бариста был тот самый суровый молодой человек, насчет которого у Ульфа имелись подозрения, что тот неровно дышит к Анне. Они поздоровались – вежливо, но с прохладцей. И, разогревая молоко для Ульфова латте, бариста повернулся к Ульфу и сказал: – Как выходные? – Как обычно. Ничего особенного, – вежливо ответил Ульф. Но бариста продолжил: – Виделись с Анной? Ульф нахмурился. С чего бы он стал задавать этот вопрос? Может, он что-то заподозрил? Немного замявшись, он ответил: – Зачем я стану видеться с ней на выходных? Молодой человек все еще возился с молоком и, обернувшись через плечо, сказал: – Видеться с друзьями на выходных – дело обычное, разве нет? – Она – коллега, – резко ответил Ульф. – Это совсем другое. Бариста повернулся и улыбнулся, сверкнув зубами – идеально ровными зубами, будто у американца, который провел все детство закованным в брекеты. Это были совсем не европейские зубы. И эта белизна на фоне загорелой кожи… Ульф почувствовал, как у него сжался желудок. Что, если Анна обратит внимание на этого молодого человека – на его зубы, на правильные черты лица, на до смешного узкие бедра? Какие тогда останутся шансы у него, Ульфа, пускай все говорили ему, что он прекрасно сохранился и выглядит лет на десять моложе своего возраста? – Конечно, совсем другое, – ответил бариста, а потом, с улыбкой, которую Ульф мог описать только как «заговорщическую», добавил: – Мне кажется, вы ей нравитесь. Ульф с усилием взял себя в руки. – Конечно, мы нравимся друг другу, – ответил он. – Мы же вместе работаем. Было бы совсем непросто, если бы мы недолюбливали друг друга, – он сделал паузу. – Вам тоже наверняка нравятся люди, с которыми вы работаете. – Да, конечно. Но… не в этом смысле. Ульф сделал глубокий вдох. – Мне это не нравится, – глухо проговорил он. Потом наклонился вперед, к собеседнику, и сказал: – Я бы предпочел, чтобы вы не отпускали подобных замечаний. Молодой человек замер. Он глядел на Ульфа и, казалось, не мог поверить в происходящее. Потом срывающимся голосом он сказал: – Я вовсе ни на что не намекал, понимаете? Я просто пытался… – Вот и хорошо, – прервал его Ульф. – Потому что намекать тут не на что. Он взял чашку с кофе, которую протянул ему бариста, и заметил, что у того тряслись руки. Поколебавшись, Ульф снова наклонился над стойкой. – Слушайте, – сказал он. – Простите, если я был сейчас излишне резок. Просто мне показалось, что вы зашли чересчур далеко. Вот и все. Молодой человек облегченно вздохнул. – Понятно. Ничего страшного. – И, как я уже сказал, ничего такого не происходит. Обсуждать тут совершенно нечего. – Конечно, конечно. Совершенно нечего. Ульф кивнул. Разговор был окончен, и он, взяв чашку, прошел к своему обычному столику. Кто-то оставил на столе сегодняшнюю газету, и Ульф принялся ее штудировать. В каком-то южноамериканском городе в земле открылся огромный провал: фотография провала украшала переднюю страницу газеты. Несколько машин, сорвавшихся с края, торчали из ямы; пара полицейских, стоя на краю, заглядывала в бездну. Теперь жителям этого города придется мириться еще и с этим, подумал Ульф. Будто им мало было бедности, наводнений и правительства. В Швеции-то никаких провалов нет. Повезло нам. Тут он услышал свое собственное имя. Кто-то его звал. С усилием вытащив себя из провала, Ульф поднял взгляд. Напротив него усаживался за столик Блумквист. – Доброе утро, Блумквист, – проговорил Ульф, стараясь, чтобы это прозвучало так, будто он рад видеть коллегу. Вообще-то ему хотелось провести это время в тишине и спокойствии – почитать газету и поразмыслить над разными вещами за чашкой исходящего паром латте; теперь этой возможности у него не было. Блумквист сразу взял быка за рога: – Вы, может, помните – я рассказывал вам о моей тетушке, – начал он. – Ну, которая часто ездит во Флориду. Ульф кивнул. – Кажется, да. – Он пытался припомнить, что именно было не так с тетушкой Блумквиста. Повышенный уровень глюкозы? Или грибок на ногтях? Нет, кажется, на эти недомогания жаловался сам Блумквист. – Так вот, у нее там есть дом. В местечке под названием Клируотер. Знаете, где это? Ульф попытался вызвать перед внутренним взором карту Флориды. – С левого края? – спросил он. – Именно, – ответил Блумквист. – Там у них еще есть Неаполь, и Клируотер тоже. Никогда там не был, хотя она меня и приглашала. Рано или поздно, конечно, мне придется туда поехать, но, боюсь, без жены. Она терпеть не может перелеты. Знаете, такое бывает. Люди боятся летать – до судорог. Для них сложно даже просто подняться по трапу. – Какая жалость, – отозвался Ульф. – Вашей жене там, должно быть, понравилось бы. – Да, наверное. Вот только удовольствие от отдыха было бы испорчено, потому что она бы нервничала из-за обратного перелета. – Да уж, наверное, так бы оно и было, – Ульфу стало интересно, куда их заведет этот разговор. С Блумквистом никогда нельзя было знать наверняка, и было очень даже вероятно, что абсолютно никуда. Он снова покосился на газету и подумал о людях, живших в Баррио, где внезапно разверзлась эта дыра. Блумквист, проследив за взглядом Ульфа, сказал: – Слышал об этом по радио. Это карстовый провал. Ульф поднял на него глаза: – Мне жаль этих несчастных людей. – Да, – ответил Блумквист. – Это, скорее всего, случилось из-за нелегальной шахты. – В самом деле? – Да. Говорят, люди в этих местах ищут золото. Это незаконно, но они все равно копают. Потому что у них ничего нет, подумал Ульф. Если у тебя ничего нет и появляется возможность – пусть самая отдаленная – раздобыть золото, тогда ты, наверное, сделаешь ради нее все, что угодно. Он бы на их месте поступил ровно так же – сомнений в этом не было никаких. Блумквист тем временем уже перенесся обратно во Флориду. – Так вот, эта моя тетушка – я получил от нее в выходные письмо. Написала мне длиннющий имейл. Она обнаружила, что может диктовать письма голосом, и теперь шлет мне довольно пространные послания. – Вот как? – Да. И вот в эти выходные она написала мне про своего соседа. Он, вообще-то, из Чикаго, но обожает приезжать во Флориду, даже в разгар лета. Некоторые люди прекрасно переносят жару. Я-то, конечно, нет, но вот многие говорят, что, мол, чем жарче, тем лучше. – Это не про меня, – отозвался Ульф. – Мне жара никогда не нравилась. – И мне тоже, – подхватил Блумквист. – Я страдаю от заболевания, которое называется «потница». Слыхали о таком? Ульф отвел взгляд. – Вообще-то это грибок. Грибок обожает потные складки кожи. От него помогает специальная антигрибковая мазь, но сначала обязательно нужно как следует промыть и обсушить пораженные места. Ни в коем случае об этом не забывайте. – Блумквист, я вас умоляю! – запротестовал Ульф. – Ну, может, нам и не стоит касаться этой темы, – сказал Блумквист. – В общем, на этого соседа моей тетки, которая во Флориде, напал крокодил. Он, сосед, занимался дайвингом, и аллигатор его съел. Нашли только одну ласту, от которой был отъеден здоровенный кусок. – Мне очень жаль это слышать, – сказал Ульф. – Тетушка была страшно расстроена. – Неудивительно. – Она говорит, никто не может ожидать, что их соседей начнут есть аллигаторы. Ульф подумал, что, наверное, так оно и есть. Быть пожранным аллигатором – не та судьба, которую человек может себе представить, особенно в Швеции. Он посмотрел на часы. – Послушайте, Блумквист, время поджимает. Мне нравятся ваши рассказы о тетушке, но меня ждет работа. – Конечно, я понимаю, – торопясь, ответил Блумквист. – Но у меня есть для вас кое-какая информация. Я тут переговорил с одной официанткой – не той, с которой мы уже общались, а с другой – с той, которая знакома с доктором и его девушкой.