Профессор предложил им выпить кофе, и Ульф это предложение принял. Профессор вопросительно посмотрел на Блумквиста, который стоял, поджав губы, но, в конце концов, все же кивнул. Профессор удалился на кухню, где возле грязной раковины стояла видавшая виды кофеварка, и Блумквист возмущенно воззрился на Ульфа. – Это было ужасно грубо, – сказал он. Ульф положил ему руку на плечо. – Знаю, знаю, – вздохнул он. – Но эти люди… – тут он обвел жестом ангар. – Их нельзя назвать сливками общества, Блумквист. Вы же знаете, как обстоят дела. – Но зачем ему было говорить шепотом? Ульф пожал плечами. – Кто знает? Но Блумквиста это не утешило. – Я стоял здесь, пока вы… – он чуть не задохнулся при мысли о пережитой несправедливости. – Будь это детективный роман, такого никогда бы не произошло. – Но мы же не в детективном романе, Блумквист. Мы с вами в реальном мире. А когда в реальности концы сходились с концами? Тут вернулся Профессор, неся на подносе три негигиеничного вида кружки, наполненные маслянистой черной жидкостью. Он вручил по кружке Ульфу и Блумквисту, а оставшуюся забрал себе и принялся дуть на кофе, чтобы тот поскорее остыл. – Мой друг – Блумквист, – тут Ульф сделал жест в сторону полицейского, – мой друг с удовольствием бы послушал о Великих байкерских войнах. – Великих нордических байкерских войнах, – поправил его Профессор, и повернувшись с улыбкой к Блумквисту, спросил: – Вы, значит, интересуетесь историей движения? Блумквист, надувшись, отпил глоток кофе и вопрос проигнорировал. – Да, интересуется, – ответил за него Ульф. Профессор уселся и положил ноги – обутые в ковбойские сапоги с прихотливым орнаментом – себе на письменный стол. Своим гостям он сесть не предложил, так что Ульф придвинул стул, смахнул с сиденья пыль и жестом пригласил Блумквиста садиться. – Валяй, – подбодрил он Профессора и, повернувшись к Блумквисту, добавил: – Представьте, что вы на лекции в Лундском университете, Блумквист. Полицейский молча уставился в свою кружку. Ответа от него не последовало. Профессор откашлялся. – Началось это давно, еще в тысяча девятьсот восьмидесятом, – торжественно начал он. – Именно тогда в Копенгагене появилось первое подразделение «Ангелов Ада». Они, знаете, тогда назывались «Объединенный МК». Были у них там хорошие люди, были и плохие, но так уж устроен мир, не правда ли – хорошее и плохое вперемешку. Шопенгауэр и все такое. Ну так вот, у этих парней имелись враги, понимаете – другой клуб, который назывался «Отборные подонки». Им не понравилось, что Ангелы вторглись на их территорию, и их можно понять. Нужно смотреть на это дело с точки зрения того, что называется исторической перспективой. И вот явились они в бар, понимаете, это был бар Ангелов, их территория. Случилось большое месилово. Серьезное. И тогда-то и появились первые жертвы – первые парни, отдавшие жизни за свой клуб. Тут Профессор опустил глаза с тем выражением, какое бывает у людей, когда они выступают на памятной церемонии или, скажем репатриации погибших на чужбине солдат – с выражением почтительной скорби. – Они были героями, эти парни, – продолжил он. – Поговаривают, что все случилось из-за наркотиков. Но это было совершенно не так. Это лишь показывает, как мало люди знают об истории байкеров. Ульф сочувственно кивнул: – Люди вообще ничего не знают. Это утверждение было незамысловатым, к тому же оно не совсем соответствовало истине, но больше ничего ему в голову не пришло. Бесспорно было одно: об истории байкерского движения люди действительно ничего не знали. – Понимаете, это было дело чести, – продолжал Профессор. – В наше время молодежь вообще не знает, что значит это слово, уж будьте уверены. Приходят к нам молодые ребята – восемнадцать лет, девятнадцать – и я им говорю: «Дайте определение слову «честь». И знаете что? Стоят и пялятся на меня, разинув рот. Они и слова-то никогда такого не слыхали. Никогда. Ульф покачал головой. – Черт-те что, – сказал он. Ульф завел «Сааб» и выехал на дорогу; они направлялись обратно в контору. – Знаю, о чем вы думаете, – сказал Ульф, выруливая на нужную полосу. – Неужели? – ядовито спросил Блумквист. Ульф покосился на своего товарища. Он начал понемногу разбираться в его характере и обнаружил, что Блумквист очень чувствителен. За фасадом из бесконечных диатриб насчет здоровья и вопросов питания скрывалась ранимая натура. И очень хороший человек, подумал он. – Да, – ответил Ульф. – Правда, я понимаю. Вы чувствуете, что вас отстраняют от дел. – И что же, я не прав? Никто не хочет, чтобы я в чем-либо принимал участие. Никто. Тут Ульф указал, что он, Ульф, привлек Блумквиста к целому ряду расследований, включая это. – Я делаю, что могу, Блумквист, – сказал он. – И это он говорил шепотом, а не я. Он. Вы не можете меня за это винить. – Я почувствовал себя по-настоящему лишним, – Блумквист шмыгнул носом. – Хорошо, я понял. Но не нужно винить в этом меня, бога ради. Блумквист отвернулся и посмотрел в окно. – И ничего нового в этом нет, – проговорил он. – Я так себя чувствую уже давным-давно. – Правда? – Да. Когда я был подростком, то вступил в скауты. Я был полон энтузиазма, выучил все узлы и всякое такое. У меня было полно нашивок: готовка на костре, резьба по дереву, волонтерство – весь набор. Но знаете, что случилось? Мы поехали в лагерь, и там были палатки на двоих. Нужно было делить палатку с кем-то еще. То есть нужно было всем, кроме меня. Я был единственным, кто жил в палатке один. – Мне очень жаль это слышать, Блумквист, – сказал Ульф. – Правда. – Спасибо. Но, знаете, это продолжалось и дальше. В полицейском училище нам нужно было с кем-то объединиться. Думаете, мне удалось кого-то найти? Нет, не удалось. Им пришлось объединить меня в команду с одной из полицейских собак. Это было страшно неловко: у всех, кроме меня, был напарник. А у меня была собака. Ульф спросил, как звали эту собаку. – Руфус, – ответил Блумквист. – И что, это был хороший пес? Блумквист вздохнул. – Да, хороший. Вот только он начал меня избегать. – Руфус начал вас избегать? Блумквист кивнул. – И это до сих пор вас расстраивает? Блумквист почесал в затылке. – Да, до сих пор. – Знаете, вы могли бы сходить насчет этого к специалисту. Я, например, хожу к психотерапевту. И он очень мне помогает, – Ульф и сам не понимал, зачем он это сказал. Ему вовсе не казалось, что доктор Свенссон так уж ему помог, и он не был уверен, что психолог сможет помочь Блумквисту. Но Блумквист живо заинтересовался. – А вы не могли бы дать мне его контакты? – спросил он. Потом, помедлив, встревоженно добавил: – Надеюсь, он не очень дорого берет… – Большую часть будет оплачивать наш отдел, – ответил Ульф. – Одно из преимуществ службы в отделе деликатных расследований. Некоторое время они ехали молча. Немного погодя Блумквист вновь поднял тему того разговора шепотом между Ульфом и Профессором. – А меня посвятят в эту тайну? – спросил он. – Да, – ответил Ульф. И все ему рассказал, а когда он закончил, Блумквист кивнул и сказал: – Ну-ну, – а потом добавил: – Такое нарочно не придумаешь, верно? На что Ульф ответил: – Да, не правда ли? Вернувшись в контору, Ульф обнаружил у себя на столе записку от Анны. Он осторожно развернул листок и прочел: «Меня не будет на работе после полудня. У девочек тренировка по плаванию, а тренер хотел со мной поговорить. Я использую часы своего гибкого графика. Можно, мы с тобой встретимся, чтобы обсудить то дело, о котором я сказала тебе на днях? Мне не хочется говорить об этом на работе или по телефону – по очевидным причинам. Может, пообедаем завтра вместе, что скажешь? Есть один новый тайский ресторан – найди их сайт. Называется «Ко Самуи». Отправимся туда по отдельности, мне не хочется, чтобы остальные принялись гадать, чего это мы задумали. С любовью, Анна». Ульф перечитывал записку снова и снова. «С любовью, Анна». Она написала: «С любовью, Анна». Раньше она никогда не использовала слово «любовь», и теперь он терялся в догадках, что это могло означать. Он знал, что многие подписываются именно так и что в большинстве случаев эти слова ничего не значат, но здесь все могло быть по-другому. Он сунул записку в карман пиджака, и его рука нащупала там нечто, о чем он совершенно забыл. Это был новый поводок, который купила для Мартина госпожа Хёгфорс и который Ульф планировал вернуть в отдел снабжения, чтобы избавиться от их назойливых расспросов.