— Что случилось? — спросил он тихим испуганным голосом. Она обняла его, коснувшись холодными пальцами шеи и затылка. На фоне играла торжественная музыка, звучали восторженные речи. — Ну что произошло-то? Мам, не молчи! — Отец твой… разбился. Такси остановилось прямо около главного входа больницы. Наспех всучив водителю мятую купюру, Мария Павловна бросилась из машины прочь. Даниил последовал за ней. Вокруг царил настоящий хаос. Раненых пассажиров доставляли на машинах скорой помощи. Казалось, не будет конца этой веренице. Некоторых пострадавших — тех, кто не мог передвигаться самостоятельно, — перемещали на носилках крепкие санитары в перепачканных кровью белых халатах. Медсестры что-то кричали друг дружке. Наспех перебинтованные головы. Мужчины. Женщины. Дети. — Сюда несите его! Ну, чего вы телитесь?! Даниил замер, потому что стало страшно. Один из пострадавших напомнил ему отца. Всего лишь пиджак, даже не форма. Просто пиджак. Обе ноги мужчины были поломаны, и окровавленные кости торчали наружу. Лицо было залито кровью, и потому невозможно было понять, как он выглядит. Он был в сознании и громко кричал, но вот ему вкололи обезболивающее, и он захлебнулся в тихих слезах и стонах. — Множественные ушибы, перелом лучевой кости. Так, наложите повязку этой женщине! — давал указания широкоплечий главврач с густой черной шевелюрой. Увидев мать и сына, слонявшихся по коридору больницы, он поспешил осведомиться. — Кого вы ищете? — с некоторой грубостью спросил он. — Тут работы невпроворот, самолет разбился. Не загораживайте проход, — добавил он, когда мимо пробежали санитары с носилками. — Мой муж… Он летчик, — слабым голосом сказала Мария Павловна. — Где он может находиться? — Летчик… — главврач задумался на мгновение. — Да, привозили. Вперед по коридору, в реанимации, — он снова задумался. — Так, гражданка, постойте. Знаете что? Пройдите вот с этой милой девушкой в комнату отдыха, — он указал на молодую медсестру, которая тут же поспешила помочь. — Но… он жив? — Он в реанимации. Нужно время. Просто потерпите. Ксения, проводи людей в комнату отдыха. Сергей Валентинович открыл глаза. Свет ламп ослепил его на какое-то мгновение. Он попытался встать, немного завалился на бок и испытал сильнейшую боль в области груди. — Ну же, не вставай, Сережа, — услышал он голос жены. Она помогла ему вернуться в прежнее, удобное положение. Запах медикаментов наполнял палату. Время отсчитывалось каплями, падавшими на кафель под раковиной. Труба дала течь. — Где… где остальные? Экипаж… Сломанная челюсть давала о себе знать. Слова звучали глухо, исковеркано. Сергей Валентинович шипел, словно змея. Он кривился от набегавшей волнами боли. — Тебе нужно отдохнуть, — говорила Мария Павловна. — Ты еще слишком слаб. Она погладила его по плечу, посмотрела на забинтованную голову. Кровь проступила небольшим пятном, похожим на кляксу в школьной тетради. — Где мой экипаж? — повторил свой вопрос Сергей Валентинович. Он снова попытался встать. — Что с пассажирами? Что с самолетом, черт возьми?! — Посадил, — наклонившись к мужу, тихо сказала Мария Павловна. — Посадил ты свой самолет… ты спас их. Даниил все это время сидел рядом и слушал. В нем зарождался неясный, почти неразличимый, но очень тягостный страх. Ему тяжело было смотреть на отца, бесстрашного летчика, лежавшего теперь на больничной койке в таком разобранном состоянии. Крепкий, строгий, он всегда говорил низким баритоном, но теперь его слова звучали криво, глупо, а глаза, залитые испугом и слезами, смотрели в пустоту. Его голова была разбита, ребра и ноги сломаны. Бинты и гипс стали для него футляром. Безмолвные капли раствора падали в прозрачный мешочек капельницы. Кричали чайки за окном. Они, словно зеваки, все сидели на крышах соседних домов, а после, насмотревшись на ужасы, вспорхнули и разлетелись в разные стороны. Каждая в свою. Ручка двери повернулась, скрипнула половица, и в палату вошла молодая девушка в перепачканной грязью и кровью форме бортпроводницы. — Сережа… Милый… Даниил уставился на нее. Кто она такая? Почему мать смотрит на нее с такой злобой? Буквально вибрирует от напряжения. Девушка подалась чуть назад, словно получила легкую пощечину. Затаила дыхание, как дикий зверек в момент опасности. Мария Павловна отпустила руку мужа. Ее губы задрожали, но глаза остались полны первобытной ненависти. Даниил видел все это и понимал, что мать готова была вот-вот наброситься на девушку. Он перевел взгляд на отца. Тот, скривившись, закрыл глаза, полные слез. — Оставь нас. Дай с мужем побыть, — процедила сквозь зубы Мария Павловна. — Сука… Девушка, ничего не ответив, попятилась. Все это время взгляд ее был устремлен на Сергея Валентиновича. Ждала чего-то. Может быть, ответа? Улыбки? — Оставь нас! — не выдержав, закричала Мария Павловна. И девушка будто испарилась. Даниил, поддавшись какому-то странному импульсу, рванул за ней, но остановился в дверях палаты. Он видел, как девушка бежала по коридору, размахивая руками, словно испугавшись страшного ночного кошмара, столь похожего на явь. 17 Ольга неожиданно для самой себя подумала, что самая яркая черта Лидии Витальевны — умение долго смотреть на человека, причем просто так, вводя при этом в стеснение или даже раздражение. Будто она что-то хотела сказать, но хитрила и оставляла недосказанные слова себе. Такой вот эгоизм общения. — Тебе следовало бы почаще выбираться в город. С людьми общаться. Люди всякие бывают. Нужные и не очень, — говорила Лидия Витальевна. «Видимся второй раз, а она мне уже наставления дает, — подумала Ольга. — А ведь тогда, после того праздника, она, похоже, и знаться со мной не хотела. Подумаешь…» Они сидели в уютном кафе, одном из немногих заведений маленького города, с крайне простым и оттого, наверное, привлекательным названием — «Бриз». Ольге это слово напоминало о тепле, медленных томных закатах и легком солоноватом ветре с моря. В промозглые сентябрьские дни, когда над головой свинцовое небо, а на почерневшей земле — тонкое одеяло снега, такие воспоминания приходятся как нельзя кстати. — Даню тут видела сегодня. Общался с главой администрации Гуриным. Метит твой муженек в верха, мне кажется. Иначе почему я уже не в первый раз вижу его в администрации? Ольга ничего не ответила. Даниил ведь рассказывал о работе самую малость. Только то, что считал нужным рассказывать. — И как часто он там бывает? — спросила она. С Лидией Витальевной они пересеклись случайно, в скучной очереди посреди зала в отделении банка. Ольга хотела снять немного денег со сберегательного счета, но, в итоге, поскандалила с бледной старой женщиной, которая слишком навязчиво предлагала ей свою книгу с автографом. — Я, будучи автором достаточно проникновенным, описываю быт нашего города с далеких пятидесятых по сегодняшний день, — декламировала женщина. — Эта книга расскажет вам о нашей общей истории. О нас с вами… Ольге казалось крайне нелепым, что эта женщина так нагло ворвалась в тягучую банковскую атмосферу и с таким самолюбованием стала рекламировать себя и свою работу. Все же, для Ольги проза была слишком личным переживанием. Едва ли она могла представить себе, как можно вот так просто встать посреди зала и начать изливать душу. Для нее это было все равно что раздеться догола и пройтись так по городу под свист и взгляды, сочувствующие и презрительные, похотливые и жаждущие. Бледная женщина подошла к Ольге. — Я подпишу вам книгу, дорогая, — сказала она. — Нет, спасибо. Мне она не нужна, — стараясь успокоить дрожь, ответила Ольга. — Но почему вы отказываетесь? Ей казалось, что она вот-вот накричит на женщину. Она не могла найти причину возникшего внутри нее переживания. Просто ей хотелось поскандалить. Просто ей показалось, что это она сама может стать такой вот бледной старой женщиной, которая отчаялась. Мириться с этим было невмоготу. — Да хватит мне предлагать вашу чертову брошюрку! — выпалила, наконец, Ольга, чем привлекла внимание других посетителей банка. Бледная женщина окинула ее презрительным взглядом. — Какое нынче невоспитанное поколение… — Воспитание дается старшими! И понеслось в том же духе. Но тут будто из-под земли выросла Лидия Витальевна. Подхватила Ольгу под руку и со сдержанной улыбкой на лице вывела ее из отделения, а та и вовсе не успела понять, как оказалась на улице, как начала рыдать взахлеб. — Я повела себя, как дура, — уже в кафе сказала Ольга. — Сорвалась. Конечно же, она не стала рассказывать Лидии Витальевне о своих внутренних переживаниях. Сказала только, что первое время на новой работе как-то сложно, но это нормально, и она справится. Собеседница с пониманием кивнула. — Знаешь, смотрю я на тебя и как будто обманываюсь, — положив чайную ложечку на блюдце и отпив немного кофе, сказала Лидия Витальевна. — То есть? — Ты — не та, за кого себя выдаешь. Хочешь казаться слабой, но нет… внутри тебя что-то есть. Я это хорошо чувствую. Считай, дар у меня такой. Ольга лишь пожала плечами. Согласиться со словами собеседницы она никак не могла. — Вот, например, твоего мужа я еще ребенком помню, — продолжила говорить Лидия Витальевна. — Смышленый парень. Но скромный был не в меру. Честно, я удивилась, когда узнала, что он в милицию пошел работать. Подумала, может, он и вовсе изменился… — Но разве в милицию идут работать одни наглецы и негодяи? — пытаясь оправдать мужа, спросила Ольга.