Майор был одет в кожаную куртку и очень уж походил в ней на старого чекиста. Даниила такое сравнение немало позабавило, но вид он сохранил серьезный. — Давай смотаемся на место происшествия. Заодно расскажу тебе все в деталях. Такой расклад Даниилу пришелся по душе. Он поднялся из-за стола, накинул куртку и последовал за майором по коридору с обшарпанными стенами. Минутой позже он уже сидел в служебном уазике на переднем пассажирском сиденье. Евтушенко вырулил на дорогу и прибавил газу. Уазик зарычал, но покорно вошел в поворот. На улице было немноголюдно, впрочем, как и всегда. Исключение — праздничные гуляния. — Ладно, давай сразу введу тебя в курс дела, — деловито сказал майор. — Три дня назад местным рыбаком на берегу залива был найден мешок. В мешке — останки неизвестного… — Останки? До меня дошел слух про ногу. — Слухи уже пошли? Ну да, куда ж без этого. Дальше еще хуже будет. Как правило, чем спокойнее местечко, тем больше люди создают шума из ничего. Даниил согласился со словами майора. Знал не понаслышке, что слухи — это в порядке вещей. Ведь скучно, ведь никакой динамики, а вот на телеэкранах кадры мелькают часто, и вроде бы жизнь там, на большой земле, куда интереснее со всеми ее грабежами, убийствами и терактами. Не то что здесь, где бородатых демонов нет и не будет, где убивают разве что по пьяни. Где даже самый заурядный случай выкручивают так сильно, что получается драма шекспировских масштабов. И перемалываются жизни невинных людей. Таких ли невинных? — Личность убитого установить пока не удалось. Спецы бьются с пальцами, так что можем рассчитывать на дактилоскопию, — продолжил Евтушенко. — Останки полуистлевшие. Головы нет. Скорее всего, убийца расчленил тело, а после попытался сжечь. Но что-то помешало ему это сделать. Или кто-то помешал. — Какие-нибудь отличительные признаки? — задал резонный вопрос Даниил. — Нет. Ни татуировок, ни родимых пятен. Было б хоть что-нибудь — дело сдвинули бы с мертвой точки. А так топчемся на месте, пока наука за нас работает. В городе никто не пропадал. Сделали запросы в села — там тоже пропавших без вести нет. Точнее, был один, но месяц назад, да и нашли его уже. Замерз в тундре. Евтушенко достал из кармана пачку сигарет. Предложил Даниилу. — Скинули бы это убийство на природу-матушку, да только она не режет людей на кусочки и в мешках не бросает, — мрачно добавил майор, закуривая. Свернув с главной дороги, уазик медленным ходом преодолел расстояние в пятьсот метров по неровной грунтовой дороге. Дорога эта вела к недостроенному зданию на высоких сваях, за которым простиралась береговая линия. — Ну вот мы и на месте, — сказал Евтушенко, остановив машину у небольшого склона. По этому склону они с Даниилом сошли вниз, на берег. Дул северный ветер, заставлял воды залива морщиться, ругаться. Соленая влага делала воздух особо ощутимым, будто бы даже вкусным. Еще был запах морской капусты и крики белобоких чаек, которых в городе с давних времен упорно и очень неверно называли бакланами. — Здесь нашли мешок, — Евтушенко указал пальцем на место у кромки воды. Даниил осмотрелся. С одной стороны береговая линия пряталась за сопкой, чуть выступавшей вперед в залив. Вдалеке виднелся чуть покосившийся рыбацкий балок, за ним еще один — ровный, с высокой трубой. С другой стороны берег залива шел ровной линией до самого морского порта. Еще Даниил обратил внимание на кладбище старой техники, расположенное неподалеку. Камни, вода, металл и ржавчина — в общем-то, все, что было поблизости. — Что по рыбаку? — спросил Даниил. — Ну, личность скорее привычная для этих мест, — майор усмехнулся. — Федор Истомин, он же дядя Федя. Нормальный мужик. Женат. Алкоголем не злоупотребляет. Слесарем раньше работал, потому многие в городе его знают. Сейчас уже на пенсии. Ну и рыбачит часто как раз в этих местах. Слушая, Даниил продолжал смотреть по сторонам, неспешно расхаживая у воды. Странным показалось ему место. Ведь если бы кто-то хотел без проблем избавиться от тела, он мог найти куда более подходящее место. Торопился? Но ведь останки были в мешке. Нес их куда-то? Но почему до этого пытался их сжечь? Своими мыслями Даниил поделился с Евтушенко. Тот согласился и еще добавил, что костер преступник мог развести за кладбищем старой техники, но там вообще частенько устраивают пикники и много золы везде. — Обследовали место? — Да. Но ничего не нашли. Старые мангалы, да и только. Зато вот около одного из старых грузовичков нашли свежую кровь и следы. — Хм… кровь жертвы? — Спецы уверили, что нет. Да и размер обуви тоже не тот. У жертвы, скорее всего, сорок третий, а там… в общем, там три разных следа, и все не больше сорок первого. — Это интересно. Даниил испытал знакомое чувство. Старое, но отнюдь не доброе. Так уже бывало, когда он начинал заниматься делами запутанными, где логика далеко не всегда работала на стороне следствия. Начинало зудеть где-то в шее, как будто нервы оголялись и искрило сознание. Обуздать это чувство — дело достойное. Не поддаваясь эмоциям, рассуждать с необходимым холодком — верный путь. Даниил знал, что и в этот раз справится. В конце концов, только так он мог отодвинуть от себя тени прошлого, которые так рьяно выползали при дневном свете и так притворно сливались с цветом ночи. На обратном пути майор как бы между делом спросил Даниила, рад ли он вернуться на малую родину. Тот ответил, что рад, упомянув про высокую зарплату, про квартиру, которую выдали бесплатно. Больше рассказывать не стал. Причин для переезда хватало, но зачем о них трепаться? Еще уложил в пару предложений рассказ о своей жене Ольге, которая полгода просидела без работы, а теперь сможет продолжить карьеру в местной школе в качестве учительницы русского языка и литературы. — Дело хорошее, — подхватил Евтушенко. — Я, кстати, знавал летчика по фамилии Некрасов. Часом не родня тебе? — Да. Это мой отец. «Все он вел к этому, — подумал Даниил. — Ведь знал же, наверное. Изучил личное дело. И про жену знал. Про отца уж точно. Хитрый он, этот Евтушенко. Хорошая ищейка и психолог неплохой. Но применял бы он лучше свои навыки в разговорах с подозреваемыми, а не с коллегами. Пользы было бы куда больше…» Раздался треск рации, и майор отреагировал незамедлительно. Даниилу подумалось, что это случилось вовремя, какая бы весть ни прозвучала. Все же, продолжать разговор об отце не хотелось ни при каких обстоятельствах. Сержант Трофимов, которого Даниил видел на утренней планерке, доложил, что личность погибшего установлена. Им оказался Черепанов Анатолий Васильевич, 1965 года рождения. Ранее судимый. — Но это еще не все, — продолжил трескучим голосом Трофимов. — Погибший покинул город полгода назад и после этого уже не возвращался. 7 Ольга долго ворочалась, наверное, не меньше часа, прежде чем подняться с дивана и окончательно расстаться с мыслями о сне. Она подошла к окну и выглянула во двор. Детские качели. Мусорные контейнеры. Ручейки, текшие по склону вдоль дороги, засыпанной мелкими камушками. И свет, проникавший всюду. Чуть приглушенный из-за размазанных по небу тонким слоем облаков. Полярный день только начался на семидесятой параллели. Неподготовленный человек далеко не всегда может уснуть в первую ночь после прибытия, преодолев девять часовых поясов и оказавшись один на один с никогда не заходящим за горизонт солнцем. Солнцем, которое лишь в самую темную минуту ночи едва касается линии горизонта, где-то там, за далекими морскими далями, и расплывается желтоватой линией лишь для того, чтобы снова начать свой путь по небосводу. Ольга читала об этом самом солнце у Куваева в его знаменитой «Территории». Но одно дело — давать волю своему воображению и совсем другое — наблюдать, как медленно тает подсвеченная, будто бы ненастоящая ночь. Знать, что твой муж хотя бы иногда проваливается в сон и приятно посапывает, вжавшись головой в подушку, и немного завидовать ему, потому что у тебя так не получается. Зависть… Ольга слишком хорошо знала это слово. Завидовать она, как и любой другой человек, начала еще в раннем детстве. Практиковалась. У девочки из соседнего двора кукла краше, а вот тот мальчик вообще с родителями на море ездил. А я чем хуже? Я же такая особенная. Почему у меня нет куклы и нет моря? Прошли годы, и объекты зависти сменились: куклы с морями уступили место красивым одежкам и крутым парням. Нет, ну Анька-то какая страшила, а вон у нее какой парень красивый! Чем я хуже? Заимев собственную квартиру, пусть не слишком большую, пусть находившуюся за тридевять земель от Москвы, Ольга будто бы одним махом решила вопрос зависти во взрослом его обличии. У Аньки квартира есть, и у Нади, пусть однушка, но своя! Годы в коммуналке хорошо подогрели это чувство, и теперь оно остывало, чтобы со временем превратиться в камень, который будет благополучно выброшен. Я ничем не хуже, и я получила свое. Но как бы ни взыгрывала в душе Ольги зависть, она всячески старалась не выплескивать ее в желчных обвинениях и уж точно никогда не порицала Даниила за их «далеко не шикарную жизнь». «Все наладится, и былые обиды уйдут, — повторяла Ольга раз за разом. — Иначе ведь не может быть…» Сонные и не слишком приятные мысли уступили место радости пробуждения. Ольга окончательно вырвалась из оков сна, умыв лицо и взяв в руки зубную щетку. Посмотрела на тюбик пасты, который стоил неимоверно дорого, и с жадностью надавила на него. Отправившись днем ранее в магазин за продуктами для ужина, она была сильно удивлена. Стоимость продуктов была в два, а то и в три раза выше, чем на ее малой родине. Поначалу она долго стояла у прилавка, и только не слишком вежливый вопрос продавщицы вывел ее из ступора. — Что брать будем? Свежести только привезли. Зелень по пятьсот рублей. Яблочки самолетом позавчера завезли, сто сорок за кило. А вот картошка с последнего корабля. Американская. Могу мешком сразу выдать, дешевле получится, — продавщица оглядела Ольгу с ног до головы. — Ты не здешняя, да? Ольга смотрела то на картошку, изрядно почерневшую, странно огромную, то на лицо собеседницы, тоже почерневшее и огромное. — Почему вы так решили? — ответила она вопросом на вопрос. — Так ведь наши люди таким ценам уже не удивляются. Продавщица самодовольно улыбнулась. Впрочем, она не показалась Ольге неприятной. Смуглая, темноволосая. Полная. Поди, радуется любым жизненным мелочам и еще тому, что прожила много лет на Севере, чем разительно отличается от иногородних, от «материковских», которые не видали особого уклада жизни за полярным кругом. Подоспел Даниил, и вскоре шелестящие пакеты распухли от картошки, банок тушенки, небольших кусочков докторской колбасы и еще много каких недешевых удовольствий. Возвращаясь домой, Ольга думала о том, что так свойственно людям оттенять свою уникальность, делать это в мелочах или по-крупному. Она и сама делала так много раз. Разговор с директором школы затянулся на целый час. Маргарита Львовна показалась женщиной добродушной. Много улыбалась, рассказывала в общем о делах в школе и о том, какие есть умницы-отличники в старших классах, и что один из учителей выдвинут на государственную премию и будет отстаивать честь школы в столице. Угостила чаем, накормила вкусным печеньем. После начала задавать вопросы. Тогда же Ольге показалось, что добродушие директора — лишь аккуратная маска, за которой скрываются строгий нрав и жесткие требования. — Вы ведь какое-то время оставались без работы, так? — спросила Маргарита Львовна. — Полгода, если я не ошибаюсь. — Да, все верно, — Ольга сцепила пальцы рук. — У нас в городе закрыли школу, и меня сократили. Было сложно, но мой муж поддерживал меня, много работал. Ну а потом выпала возможность переехать сюда, и вот, мы решились. — Ну а как у вас получается взаимодействовать с детьми? У вас у самой ведь ребенка нет, так? Ольга машинально ответила что-то про взаимное уважение между учителем и учениками, но внутри себя начала негодовать. Вопросы сыпались один за другим, и не всегда они звучали учтиво, порой и вовсе ставили в неловкое положение. — А вам вообще нравится эта работа? Намеки? Нежелание отдавать рабочее место? Сердце у Ольги начало гулко бухать в груди. Не думала она, что будет так нервничать на, казалось бы, простом формальном собеседовании. Ольга редко задавала себе этот вопрос. Но ответила на него практически сразу же. — Конечно же, нравится. Дальше общение проходило уже не столь напряженно, без череды вопросов, но Ольга думала лишь о том, как бы поскорее выйти на улицу и вдохнуть свежего воздуха. Впервые за долгое время захотелось покурить. Нет. Не давай воли пагубным мыслям, не совершай дурных поступков. — Сами понимаете, последняя неделя учебного года, — подводя черту, сказала Маргарита Львовна. — Взять вас в штат на полную ставку сейчас будет непросто. Экзамены у девятого и одиннадцатого классов. ЕГЭ. Вы знали, что наш регион один из первых, где практикуют единый экзамен? Вот, стремимся! Впрочем, по окончании учебного года на базе школы открывается детский лагерь. Вы очень удружили бы нам, став воспитателем. Оклад, конечно, не как у учителя на полной ставке, но здесь тоже работа с детьми. Ольга согласилась. Поборола плеснувшую ядом гордость и согласилась на то, что предложили. Недолго взвешивала все за и против — хватило вспомнить дни, проведенные без работы и без каких-либо дел в томительном ожидании чуда, которое никогда не произойдет. Чуда, которое уже случилось, но застряло где-то в параллельных вселенных.