— Да хоть в кутузку — только не домой! Она… Продолжение следовало, да так рьяно, что Пал Палычу уши закрыть хотелось. Он потащил Даниила за собой, рывками. Тот пытался сопротивляться, но будто бы только для виду. В какой-то момент майору показалось, что его напарник очень надеялся на применение силы. Будто ждал, что его кто-то остановит. Он затолкал его в служебный уазик. Громко хлопнул дверью. — Замолчи! Хотя бы на минуту! — приказным тоном прорычал Евтушенко. — Ты чего добиваешься, а? Скажи мне, а то я ведь не понимаю тебя. Даниил молчал. Смотрел он вперед, голова чуть покачивалась. — У них на тебя достаточно наберется, чтобы привлечь как подозреваемого, — продолжил говорить Пал Палыч. — Не усугубляй. — Я сбил того парня, — сказал после долгого молчания Даниил. — Не специально. Там было темно, но не настолько, чтобы я его не видел. Он держал в руке пистолет. Стечкин. Это я потом уже узнал. Он мог меня угондошить, прямо за рулем машины, но у меня хватило реакции. Его подбросило на капот, на крышу. Как куклу, знаешь. Врачи сказали, что он еще какое-то время мучился. Вроде как позвоночник был сломан. Конвульсии, вся эта жуть. Только подумай, как ему плохо было перед смертью. А ведь никого даже рядом не было. И я… слинял, потому что знал, что еще пара минут — и меня загребут. Евтушенко внимательно слушал. — Тому парню — его звали Витя — было пятнадцать. Пьющий отец, мать на трех работах вкалывает. Он мог быть опорой для семьи, но что-то пошло не так. По кривой, — Даниил махнул рукой. — Легких денег захотелось. Блатной романтики, чтоб ее. Он был на подхвате у Юлика Симонова. Поручения какие-то мелкие выполнял. Никакой мокрухи. Как думаешь, он мог бы пойти нормальной дорогой? Если бы отец не пил или если бы кто-то сказал ему, что есть вариант жить нормальной жизнью. Горбатиться, но честно. — Не знаю, — признался Евтушенко. — Вот и я не знаю. И не узнаю никогда. Потому что сбил его около дома Чердака и умчался. Я был пьяный, но не в хлам. Принял для храбрости, когда мы с моим напарником — Гришей Власовым — на дело пошли. Гриша говорил, что можно денег по-быстрому срубить. А я денег хотел. Из коммуналки удрать. Ольгу счастливой сделать. Любовницу порадовать поездкой в Турцию, или куда там еще наши соотечественники гоняют. А Гриша деньги себе оставил. Ствол на меня направил. Говорит, мол, шанс тебе даю. И в спину выстрелил. Бронежилет на мне был, а он и не знал. Я его в ответ ранил, но в руку. Да и еще он пулю словил. Живучий, падла. Сбежал. Даниил перевел дыхание. — Я в машину прыгнул, перепуганный до смерти. Дождь шел, как сейчас помню. Декабрь был, а шел дождь. Я выстрелы слышал, но не понимал, по мою это душу или в доме стрельба продолжается. Про деньги я тогда уже и не думал. Думал о том… как жить хочется. Я сегодня, когда медведя встретил, вспомнил это чувство. Ничто уже не важно. И чужие жизни — тоже не важны. Наверное, я последняя скотина. Да не наверное! Так и есть! Но я видел, на что готовы люди ради своих жизней. Торговцы наркотиками. Шлюхи. Чинуши, которых жадность сгубила. И я ничем не лучше их. Закладываю подельников. Убиваю малолеток. А ради чего? Пал Палыч, ради чего? — Ты так глубоко не копай. Ответь на простой вопрос: что было бы, если бы этого парня с пистолетом не сбил? — Евтушенко нагнулся к Даниилу поближе. — Подумай хорошенько: лучший ли это вариант? Он убивает тебя. И что? Мир стал лучше? Ты считаешь, что можешь как-то влиять на то, что происходит, но я тебя разочарую, Даня — ты ни черта не можешь с этим поделать. И ноешь, как и все мы. Как и я, но я молчу об этом, потому что старше, потому что опытнее тебя. Может, менее эмоционален, хотя в твоем возрасте я и сам был взрывным. И если бы я попал в такую ситуацию, я бы тоже думал об этом постоянно. Есть вещи, которые никогда нас не покинут. Павшие товарищи, случайные жертвы. Но ты остаешься тем, кто ты есть, и с этим нужно мириться. Либо сразу пулю в лоб пускать — без раздумий. Даниил молча смотрел вперед. — Единственное, что тебе остается, если ты выбираешь первый вариант — попытаться подавить своих внутренних демонов и делать свою работу хорошо. Неважно, что ты уже ступил на кривую дорожку. У тебя еще есть время. Пользуйся им. Евтушенко положил тяжелую руку на плечо Даниила. Сжал его. — Проспись, сынок. И начинай заново. * * * Даниил долго поднимался на четвертый этаж. Ноги будто свинцом налились, а в голове гудела сирена. Слезились глаза. Усталость брала свое. Ольга сидела за кухонным столом и читала книгу. Даниил остановился в прихожей и долго смотрел на нее. Она отвлеклась, посмотрела на него в ответ. — Где ты был? — спросила она, положив книгу на стол. Молчание. — Ты все прочитал? Даниил кивнул. Снял куртку, обувь. Прошел на кухню и сел рядом. — Что с твоим лицом? Даня… — Все нормально, — оборвал он. — Я дома. Он коснулся ее руки. Ольга застыла, перестала дышать. — Пойдем в постель… Утром она сказала, что хочет развестись. Лежала в постели голышом, чуть взмокшая, ведь в комнате было жарко. Одеяло прикрывало лишь ступни. Даниил поглаживал ее плечи, ее грудь, смотрел на ее профиль. — Ничего не осталось, — добавила она. Даниила мучило похмелье, мысли были ватой. Ему даже показалось, что она сказала это в шутку, но выражение ее лица было строгим и далеким, и таким чужим. Это была уже не та девушка, которую он встретил восемь лет назад. Да и он уже не был тем парнем, который вошел в школьный кабинет в форме, с гордой улыбкой на лице. За окном утопали в тумане город, люди, машины. По телевизору крутили «Непутевые заметки», а после — «Пока все дома». Даниил и Ольга лежали в постели до полудня, а после она ушла в душ, а он закурил, обдумывая ее слова, а после — повторяя их по шестьдесят раз в минуту, словно отсчитывая время. Болела переносица. Под глазами надулись темные мешки. Смотреть на себя в зеркало не было никакого желания. Даниил сразу пошел на кухню, налил себе апельсинового сока, который по сто рублей за пачку — ценник в два раза больше, чем в Ильинске. Денег все так же не хватало, чтобы зажить счастливо, да и не в деньгах была проблема, если уж по-честному. Ольга включила музыку, стала танцевать. «Сойти с ума… от разлуки на час…» Она обхватила плечи Даниила, прижалась к нему. Они стали танцевать по комнате, оба абсолютно голые и счастливые, и вроде бы даже в последний раз. Через два часа она ушла. Даниил не стал ее останавливать. Все то время, пока она собирала сумку, он лишь смотрел на ее движения, будто запоминал их. Ольга не выглядела встревоженной, расстроенной. Она была… легкой, наверное, впервые за долгое время на глазах Даниила. Ему нравилась эта ее легкость, безболезненная, напоминавшая о самом начале их отношений, когда были бессонные ночи, дождь стучал по карнизу, и на весь остальной мир было наплевать, потому что не было уже этого мира. Хлопнула дверь. 23 В понедельник днем Даниил зашел в продуктовый магазин за сигаретами и банкой газировки. Он поправил свою форму — выбежал из машины без куртки — и подошел к прилавку. Словил на себе пристальный взгляд смуглой продавщицы. — Вам чего? — с неприкрытым негодованием спросила она. — Пачку L&M красных и банку колы. Что-то было не так. Даниил повел бровью. Оглянулся. Никого. — Сто двадцать, — сообщила продавщица. Даниил вынул из кармана бумажник, достал смятые купюры. Брезгливо фыркнув, продавщица забрала деньги и открыла кассу. — Что-то не нравится? — с вызовом спросил Даниил. Продавщица ничего не ответила. Вместо этого она указала на стопку газет, покоившихся на соседнем прилавке. Даниил нахмурился. Взял одну из газет и быстро пролистал ее. — Сдачи не надо, — резко сказал он, схватил свои покупки, газету засунул под мышку и быстрыми шагами поспешил к выходу из магазина. Чуть не столкнулся с немолодой парой. Забыл извиниться. — Черт-те что! — услышал он вслед брезгливый женский голос. Оказавшись на улице, он посмотрел на служебную машину, припаркованную около магазина. На пассажирском сиденье его дожидался Светлов. Пораздумав, Даниил подошел к машине, открыл дверь. — Слушай, мне тут нужно задержаться, — быстро сказал он и схватил куртку. — Так что пересаживайся за руль и поезжай в отдел. Я на автобусе доберусь. Светлов не стал задавать лишних вопросов. За это он Даниилу и нравился. Машина развернулась и выехала со двора на главную дорогу. Даниил к тому времени уже спешил домой, на ходу надевая куртку. Закрыв дверь на замок, Даниил спрятал ключи в карман брюк, стянул ботинки. Куртку он снимать не стал — прошел на кухню прямо так. Пшикнула газировка. Даниил сделал несколько больших глотков и уселся за стол. Открыл газету на второй странице. «…капитан милиции Даниил Некрасов проходит подозреваемым по делу об убийстве Руслана Галимуллина. Кроме того, как нам удалось узнать, он состоял в длительной сексуальной связи с Алиной Галимуллиной — женой погибшего, которая была задержана наутро после убийства и сейчас находится в следственном изоляторе в ожидании суда…» Даниил выругался. Через день — да что там, через пару часов! — об этом будет знать весь город. Что это значит? Все очень просто: уже сегодня вечером он окажется за решеткой, как и обещал Ершов. Телефонный звонок раздался столь неожиданно, что Даниил подскочил со стула. Звонил Евтушенко. — Ты уже читал? — Конечно, мать его, читал! — Где ты сейчас? Даниил снова выругался. Мог ли он доверять Пал Палычу? Быть может, сейчас рядом с ним стоит Ершов и эта сука Трофимов! — Першин распорядился, — сказал Евтушенко. — Послушай, тебе сейчас лучше всего сдаться. Это недоразумение, но пока все не уляжется… — Я не могу, — резко ответил Даниил. — У них и на меня найдется что-нибудь.