— Не неси чушь! — Как ты думаешь, в редакции сами разузнали о том, что происходит? Или им кто-то подсказал? Я должен выяснить, кто это был и кому это выгодно. А если я окажусь в кутузке… то все полетит к чертовой матери. Они этого и хотят. Евтушенко тяжело выдохнул в трубку. — Ну а сколько ты планируешь скрываться? — он стал говорить тише. — Черт, ты же из города никуда не уедешь. В поселках тебя быстро разыщут. Не глупи. И кто эти «они»? Даниил покачал головой. Нужно было торопиться. — Послушай, Пал Палыч. Я найду настоящего убийцу Руслана. Чего бы мне это ни стоило. Просто… не вставляй мне палки в колеса. И без тебя желающих хватает. — Ты многого хочешь. Это моя работа — вставлять палки в колеса подозреваемым, — он помедлил, снова выдохнул. — Ладно, я что-нибудь придумаю. Если они меня, конечно, будут слушать. — До связи, — сказал Даниил и нажал на красную кнопку. Он посмотрел на наручные часы, подаренные Ольгой. Два пополудни. В половине третьего он вышел из квартиры. Переоделся в штатское — свитер, черная куртка с меховым воротом, джинсы. На голову натянул плотную шапку, на плечо закинул сумку. Кальсоны, теплые носки, перчатки — по максимуму тепло. Кто знает, сколько времени доведется провести на холоде. Пусть и потеплело на добрый десяток градусов — минус тридцать восемь, и слабый северный ветер — вполне достаточно, чтобы получить обморожение средней, а то и тяжелой степени. Когда Егор подъехал на «бобике» к подъезду, Даниил быстро выскочил, сбежал по ступеням и запрыгнул на пассажирское сиденье. На всякий случай огляделся по сторонам. — Ты как? — спросил его Егор. — Бывало и получше. Ладно, давай двигать отсюда. Покорно заурчал двигатель. «Бобик» сделал круг по двору и выехал на главную дорогу. Двинулся в сторону окраин. — Может, было бы лучше у меня отсидеться? — не отвлекаясь от дороги, спросил Егор. — Твою квартиру, скорее всего, проверят. Ты ведь брат подозреваемой в убийстве. Егор кивнул, соглашаясь с доводом друга. — Черт, родители мне звонили. Отец в бешенстве. Сказал, что не может поверить во все это дерьмо, которое про тебя написали в газете. — Я бы на его месте отреагировал так же, — выдохнув, сказал Даниил. «Бобик» свернул с дороги. Проехал пятьсот метров по покрытой снежным покрывалом грунтовой дороге. Мимо недостроенного здания на высоких сваях — к небольшому обрыву. Снежная равнина простиралась на десяток километров вперед — залив был покрыт толстым слоем снега поверх еще более толстого слоя льда. — Ты уверен, что останешься здесь? — спросил Егор. — Тебе же… некуда идти. Даниил подмигнул ему. Пожал руку. — Если что — ты меня не видел. Он выскочил из машины и спустился по снегу, иногда проваливаясь выше колена. Он слышал шум двигателя, затихавший, таявший в морозной тишине. Когда звук совсем исчез, он направился к рыбацкому домику, ровному, с высокой трубой. Домику Гурина. На побережье было пусто, тихо. Зимой рыбаки, как правило, отправлялись далеко за город, дальше аэропорта, или на реки. Легкий туман, оставшийся погостить еще с воскресенья, никуда не делся. Даниил, все же, внимательно посмотрел по сторонам и только после этого достал из кармана две шпильки, найденные среди оставленных Ольгой вещей, и подошел к двери балка. Опустился на одно колено… В прошлый раз, когда он взламывал замок, пытаясь проникнуть в квартиру предпринимателя из Брянска, он чуть было не лишился жизни. Казалось бы, любовное гнездышко зажравшегося толстосума, в Ильинске, на окраине, куда он частенько приводил любовницу отнюдь не для праздных разговоров. Какая к черту там может быть собака? Оказалось, что собака там очень даже может быть. Изголодавшийся ротвейлер первым делом приметил шею Даниила. Пришлось его пристрелить, ну а после — быстро рвать когти. Дворами, неспешно, еле сдерживаясь, чтобы не закричать от боли и страха. Даниил невольно вспомнил об этом неприятном эпизоде из той, казалось бы, прошлой жизни. Пальцы не слушались, но тому было вполне логичное объяснение — крепкий мороз. Нащупай штифты. Подвигай немного. Сосчитай их. Навесной замок долго не поддавался. Даниил подумал было, что не справится, но вот раздался заветный щелчок. Можно двигаться дальше. Еще щелчок. Некоторые штифты заело — но это нормально. Дави осторожно, пока не раздастся еще один щелчок. Черт, как же мерзнут пальцы! Давай уже, поддайся. Пять штифтов. Пять щелчков. Даниил потянул замок вниз, и он послушно открылся. Спрятав замок в карман, Даниил замел, как мог, следы, вошел в балок и захлопнул за собой дверь. Ершов был зол, потому каждое свое слово проговаривал чеканно, броско. Рядом с ним стоял Трофимов, и, казалось, даже он немного смущался, хоть его лицо обычно не выражало никаких эмоций. — То есть ты понятия не имеешь, куда он мог подеваться?! — еще раз спросил следователь. Пал Палыч покачал головой. — Он звонил мне. Спрашивал, что у нас здесь происходит. Я сказал ему, что все спокойно, и только потом узнал, что Першин отдал распоряжение. Мне еще раз повторить или как? Ершов выругался. — Послушай меня, Палыч. Если ты мне лапшу на уши вешаешь, то я тебя сам потом повешу. Евтушенко усмехнулся. — Знаешь, я таких, как ты, повидал достаточно. Можешь хоть волыной мне угрожать — я тебя не боюсь. Что хочешь, то и делай. На Ершова это подействовало странным образом. Он усмехнулся, а после вообще расплылся в улыбке. Промолчал. Постояв немного, будто бы в нерешительности, он развернулся и быстрыми шагами вышел из кабинета. Трофимов задержался. Он посмотрел на Евтушенко, пожал плечами. — Только не строй комедию, Андрей! — огрызнулся Пал Палыч. — Ты ведь сам начал копать под Даниила. Я-то знаю. — Но по чьей просьбе… — сказал Трофимов и приставил указательный палец к виску. — Подумай об этом. Сказав это, он покинул кабинет. Пал Палыч грузно плюхнулся в кресло и закурил. Даниил взглянул на часы. Без пятнадцати минут шесть. За маленьким окошком — темень, да и внутри — в домике Гурина — темно и тихо, как в склепе. И холодно. «Так, наверное, может быть холодно только в аду для африканских туземцев, — подумал Даниил и улыбнулся. — Вот бы сейчас на море, и чтобы тепло, и чтобы песок грел пятки, и пот лился градом…» Печку он не топил, так как дым из трубы мог привлечь внимание посторонних. Если нужен был свет, он пользовался фонариком, который прихватил с собой из дома вместе с двумя банками тушенки, буханкой хлеба и перочинным ножом. Ну и на телефоне была полная зарядка. Не самый плохой расклад. Два раза звонила Ольга. Даниил не стал отвечать. Вместо этого он обследовал домик Гурина, но не нашел ничего интересного. Удобный диванчик, столик, шкафчики, сети, блесна… короче, полный набор. Никаких тебе старых журналов, завалявшегося мусора или пропахшего чужим потом лежака. Почти что номер люкс. Ждать не было никакого терпения. Даниил понимал, что каждая минута теперь играет против него. Но и сломя голову носиться по городу было опасно. По берегу он мог дойти до самого порта. Благо, вдоль берега было достаточно заброшенных ангаров и домов, чтобы делать мелкие перебежки и не попадаться никому на глаза. Ночь скроет следы. Ну а пистолет поможет договориться. * * * Иван Тынэвири, как обычно, сидел на работе до самого позднего часа. Свет вокруг был погашен. Горела настольная лампа. Раздался телефонный звонок. Для того чтобы ответить, Тынэвири нужно было подняться со своего места, а этого ему делать категорически не хотелось. Телефон все трезвонил и трезвонил, не давая журналисту собраться с мыслями. О чем там статья? О шахматном турнире, проведенном в школе? Бог мой, какая «интересная» статья. Что там? Кому, черт возьми, понадобилось звонить в редакцию в такое время?! Не выдержав, Тынэвири поднялся из-за стола и резкими шагами приблизился к соседнему столу. Нервным движением он схватил трубку. — Алло! Алло! Молчание. — Ну! — Это магазин? — раздался хриплый голос, вроде как пожилого мужчины. — Нет, это редакция газеты, — зло сказал Тынэвири и повесил трубку. Взъерошив волосы, он направился обратно к своему столу, к статье про юных шахматистов, к любимой настольной лампе… Вдруг свет лампы погас. Вслед за лампой погас экран компьютера. Первые несколько секунд Тынэвири сидел в ожидании света — подумал, что случился перепад напряжения в сети. Но лампа так и не загоралась. Попробовал выключатель — впустую. Может, лампочка перегорела? Так и компьютер не работает! Может, стоит пойти проверить предохранители? В нерешительности просидел Тынэвири с минуту, а то и больше. Глаза уже попривыкли к кромешной темноте, разбавленной разве что слабым светом уличного фонаря. Он поднялся из-за стола, медленно, стараясь ни во что не врезаться, пошел в коридор. Громко тикали настенные часы. Громко и неприятно. Тревожно. 24 Из дневника Юры Мальцева 22.01.2007 Меня мучает чувство вины. Мне сложно писать, и я пробую уже не в первый раз. Получается только короткими предложениями. Так, словно дыхание прерывается.