Демьян наклонился и быстро зашептал пареньку на ухо. — Давай, — малой протянул руку, Олексич покопался за поясом, наконец, достал что-то и сунул в жадно раскрытую ладонь. — Пошли, — махнул провожатый, и побежал в темноту. Заветная калитка с трудом угадывалась в сгустившемся сумраке. Мальчонка стал смешно подпрыгивать, пытаясь дотянуться до засова. Демьян сам открыл ему и слегка подтолкнул вперед. — Ну, иди, дядьке скажешь, что от Агаши, а ей шепнешь, мол, жду. Паренек исчез, Олексич остался ждать, подпирая забор. В груди, что-то давило и не давало глубоко вздохнуть, сердце предательски забилось чаще. Наконец малой выкатился со двора: — Сейчас выйдет, — выпалил он и сел на корточки рядом с Демьяном. — Так иди, чего расселся? — начал избавляться от ненужного свидетеля ухажер. Мальчишка шмыгнул носом, нехотя поднялся и медленно побрел прочь, постоянно оглядываясь. Видно было, что его съедает любопытство. Когда он, наконец, скрылся за поворотом, Демьян облегченно вздохнул. За забором раздался легкий хруст снега. «Матрена», — улыбнулся себе парень. В проеме калитки появилась высокая женская фигура. С первого взгляда даже в плотных вечерних сумерках Демьян понял, что это не она. Незнакомая девушка подняла над головой масленку, маленький легкий огонек заметался по глиняным стенкам сосуда, бросая блики на пригожее лицо. Новая дева тоже была хороша: соболиные брови, большие глаза, чувственные губы. Красавица, но не та! Девушка с любопытством разглядывала Демьяна. Тот, готовясь к свиданию, вырядился в свой боярский кожух и теперь совсем не походил на простого воя. — Ты кто? — растерянно спросил парень. — А ты кто? — игриво улыбнулась дева. — Мне Матрена нужна, — не обратил внимания на ее вопрос Демьян. — Так я Матрена, — указала на себя девица. — Мне другая Матрена нужна! — начал раздражаться Олексич. — Других Матрен во всей округе не сыщешь, одна я здесь, — девушка гневно сдвинула бровки, уже догадавшись, что смазливый боярин пришел не к ней. — Как же одна, коли здесь другая была, тоже Матреной звать, — не унимался Демьян. — Так походи, поищи, может, и сыщешь! — ехидно пропела девица, потом резко развернулась и, шагнув назад во двор, захлопнула перед самым носом у парня калитку. — Подожди! Может, ты знаешь… — зашумел ей в щель Демьян, но шаги безжалостно удалялись и скоро совсем затихли. Олексич остался в одиночестве, он потрясенно смотрел под ноги, не зная, что и думать. «Не она, не она! — вертелось в голове, — Может, ту другую малец знает?» Демьян рванул на улицу догонять мальчонку. Тот не успел далеко уйти, так как швырял снегом в сидящего на заборе пушистого кота. Стоял мороз, и снег не хотел лепиться в снежки. Паренек дул на зажатые в ладони снежинки, пытаясь подтопить их своим горячим дыханием. Но то, что получалось в результате, далеко лететь не хотело, и кот оставался в безопасности, равнодушно глядя на обидчика. Демьян зачерпнул горсть снега, сжал в руках, покрутил с ладони на ладонь, прикидывая расстояние, и зашвырнул в пушистого, вложив в бросок всю свою досаду. Раздалось гневное мяуканье невинного животного, и забор опустел. — Ого! — вырвалось у мальчишки восхищение. — Так-то, — похвалился молодой боярин, — Тебя как зовут? — наконец догадался он спросить у парнишки. — Раб Божий Антип, — важно заявил мальчик. — Слушай, Антипка, а ты других Матрен здесь не знаешь? — Нет, сестрица двоюродная одна здесь Матреша. «Значит, не соврала», — скис Демьян. — А местных девок ты всех знаешь? — Конечно, я здесь всех знаю. — Так, может, поможешь найти одну? — боярин ударил по тощему калите так, чтобы в том все же зазвенело. — Помогу, — согласно кивнул Антип. И тут Демьян растерялся: как описать свою зазнобу? — Ну, она такая… — замялся он, — роста пониже твоей сестрицы будет, где-то вот так, — провел он ладонью в воздухе. — Да, таких пол заставы. — Коса у нее густая, а волосы цветом должно как у меня. — Я, боярин, в темноте да под шапкой какого у тебя волос цвета не вижу. — И глаза у нее зеленые… — Ну, знаешь, боярин, я девок в глаза не рассматриваю, я для того еще мал, другая какая примета есть? Демьян хотел рассказать про ямочку на щеке, но не стал, вовремя сообразив, что и щеки девиц Антип тоже, навряд ли, примечает. — А, вот оно! — радостно вспомнил Олексич. — У нее заушницы такие приметные — лошадки ножки так смешно подгибают. Паренек вдруг вздрогнул и резко отпрыгнул от Демьяна. — Не знаю я такую, — прошептал он, испуганно оглядываясь. — Домой мне пора, матушка уж наверно с хворостиной ищет. И Антипка пустился бежать. — Да, стой ты, стой, — кинулся догонять его Олексич. — Чего ты испугался? Я отдарюсь, в накладе не останешься. — Не надо мне ничего! — крикнул мальчишка и юркнул куда-то в темноту. Больше Демьян его не видел. «А ведь он узнал ее! Узнал! Чего он испугался? Кто она — зеленоглазая?» Молодец задумчиво брел, не разбирая дороги. «Не надо мне ничего, — передразнил он мальчишку. — Конечно не надо, разжирели на нашем серебре, как липку нас ободрали… А она выходит обманула меня, посмеялась. А я из-за нее с князем разругался, отца был готов обмануть, а она… Думает, не найду ее, найду да все в глаза ее бесстыжие зеленые скажу… Сама меня первая поцеловала, да и отпихивалась, как обнимал, так, для виду. Да, я ж ей понравился, да точно понравился! Почему ж тогда? Может она отца боится, поэтому и не призналась, а этот Антипка ее батюшки нрав тяжелый тоже знает, так и не стал сказывать», — мысли путались, он то ненавидел насмешницу, то готов был понять и простить. «Дозорные ее признали, может у них порасспросить? А они возьмут да отцу ее все доложат, а он ее изобьет до полусмерти. Ведь прятала же она лицо от них. Нет, к дозорным не пойду, губить девку не стану…» Тут Демьян в темноте наткнулся на очередной забор, и стал оглядываться, куда забрел. Перед ним возвышалась мощная деревянная стена хоромов воеводы. Рядом стоял терем, заботливо приготовленный на случай внезапного приезда рязанских князей, теперь там хозяйничал на правах незваного гостя Святослав Липовецкий. На дворе воеводы было тихо, только где-то внутри под забором тявкала собака, очевидно учуявшая прохожего. Зато липовецкий двор гудел суетой и веселыми криками. Не желая ни с кем встречаться, особенно с князем Ольговским, Демьян развернулся и пошел прочь, выискивать свою избу. Но избежать этим вечером встречи с Александром ему все же не удалось. Молодой князь сидел во дворе на вынесенной для него из избы лавке, застеленной толстой овчиной. — Что-то ты рано? — насмешливо бросил он своему боярину. — Замерзли что ли? Демьян молча поклонился. — Знаешь, я тут подумал, коли тебе так хочется, давай уж схожу с тобой, засватаю воротника дочь. Только и ты меня брату не выдавай, а то по шее наваляет за проказу такую. — Некуда свататься, — упавшим голосом признался Олексич. — Как некуда? — не понял князь. Понимая, что Алексашка сейчас поднимет его на смех, и завтра вся дружина будет с наслаждением ржать у него за спиной, Демьян все же начал рассказывать свои злоключения. Держать в себе все сомнения и разочарования больше не было сил. К удивлению, князь не стал потешаться над горе влюбленным. — Да не переживай ты так, найдем мы твою зазнобу, — сочувственно похлопал он Демьяна по плечу, — не иголка же в стоге сена! Дева твоя Матрену эту знает, а ее саму паренек, говоришь, признал, значит — местная. Отыщем, чего тут искать-то. А если б ты мне сразу имя Матрены назвал, так я б тебе еще днем сказал, что то не она. Матрешку-то я уж видел, хороша, — Александр мечтательно улыбнулся, — ну, да твоя-то тоже ничего. Отыщем. В церкви завтра головой покрутим, должна ж она в Божий храм ходить? — Не нужна она мне, — зло бросил Демьян, широко раздувая ноздри, — коли я ей не люб, так и она мне не нужна! — О-о-о, — насмешливо протянул Александр, — точно искать станем, а то ты у нас, Робша, с тоски засохнешь. На заутреннюю в церковь набилось много народу. Отец Леонтий, молоденький священник, с тонким одухотворенным лицом, вначале явно волновался, непривычный к такому наплыву прихожан. Но чем дальше шла служба, тем тверже и уверенней становился его голос, настраиваясь на привычный лад. Демьян с другими боярами, как положено, стоял за спинами своих князей и вороножского воеводы с десной стороны от алтаря, но глаза его постоянно скашивались налево, туда, где пестрой стайкой у стены жались разодетые в лучшие свои наряды девицы. Не только Олексич, но и другие холостые вои из липовецкой дружины, стреляли в тот край глазами. Девки хихикали, перешептывались и «отстреливались» в ответ. Демьян признал Матрену, она горделиво следила за службой, делая вид, что не обращает внимания на пылкие мужские взгляды. Но и эта статная красавица, время от времени поднимала очи, украдкой выискивая кого-то в толпе. Они встретились глазами, и она, явно узнав вчерашнего боярина, подарила ему лукавую манящую улыбку. Демьян, надувшись, отвернулся, Матрена его не интересовала, ему нужна была другая, но вот именно этой в церкви и не было. Не было! — Нет ее здесь, — шепнул он впереди стоящему Александру. — Да хорошо ли посмотрел? — не оборачиваясь, ответил князь. — Куда уж лучше, все глаза об девок обтер. — А Матрешке-то ты приглянулся, — Александр сделал полшага назад, чтобы проще было перешептываться с Демьяном, — так на тебя и пялится. Может ну ее, эту зеленоглазую, и эта сгодится? — Не надобно мне, — упорствовал Олексич. — Ну, не надобно, так не надобно, — подмигнул князь красавице, глянувшей в их сторону в очередной раз. — Аще кто в церкви Божьей вместо святой молитвы в грех впадает, да плотское вожделение, — вдруг раздался необычайно громкий суровый голос отца Леонтия, — тот и свою душу губит и девицу за собой в гиену огненную тянет. Молоденький священник гневно взирал на Александра с Демьяном. Рядом раздались сдавленные смешки. Князь и боярин быстро перекрестились, смиренно опуская глаза. — Поп у вас добрый, — обратился Святослав к воеводе, ехидно глядя на брата, — и нам такого в Ольгов надобно сыскать, князю в духовники. — Застава у нас окраинная, никто ехать не хотел, а он сам вызвался, уважают его здесь, — важно отозвался Федор, сделав вид, что не заметил насмешку в словах Святослава. Служба закончилась, прихожане стали расходиться. Улица встречала их легким снежком. Демьян забыл надеть шапку, продолжая крутить ее в руке. Шагая по убранной новым снежным пушком улице, он ничего не замечал, погруженный в свои думы. Позади степенно с достоинством шли его десятники, рассуждая о заутренней: