Прямо перед девушкой на широкой лавке сидел Демьян и шерстяной тряпицей чистил меч. Это был он и не он вовсе. Как будто любимый повзрослел сразу на несколько лет. Черты лица заострились, под глазами залегли черные тени, а сами очи блестели каким-то злым лихорадочным светом. Этот новый незнакомый Демьян пугал, от него веяло холодом. Оба молчали. Вои стали поспешно сползать с лавок и крадучись выбираться на двор, последний тихо прикрыл за собой дверь. Демьян и Агафья остались одни. — Иди домой, — устало сказал парень, откладывая меч. Дева молчала, в широко распахнутых глазах плясал огонек лучины. — Иди домой! — жестче повторил Демьян. Агаша не сдвинулась. — Прав был твой отец, во всем прав, а я слушать не хотел… Да пойми, я сейчас всех ненавижу, всех! Татар ненавижу, князей своих ненавижу, батюшку твоего за прозорливость его тоже ненавижу, а себя больше всех… гадко мне… — И меня? — тихо спросила дева. Вот сейчас нужно сказать — и тебя. И она уйдет, убежит, рыдая, и их пути разойдутся навсегда… Выйдет замуж, нарожает другому детишек и забудет, а может когда и вспомнит со стыдом, как ночью к парню приходила, так то уж все неважно будет… надо только сейчас сказать, но … — Тебя нет, тебя я люблю, — прошептали непослушные губы. — Вот и хорошо, — выдохнула Агаша, скидывая шубку. — Жарко-то у вас как, дров не жалеете. — Чего жалеть, уезжаем завтра, — Демьян удивленно смотрел, как она бережно кладет одежу на лавку, как игриво прыгают на висках знакомые лошадки. — А! Нам не хотите оставлять! — Уж больно много содрали за те дрова, чтоб назад даром отдавать. — И это верно. Агафья наклонилась и стала стаскивать с Демьяна сапоги. — Жалеть будешь, — попытался он ее остановить, чувствуя, как жар начинает разливаться по телу. — Я тебя больше не оттолкну, не смогу. — Ох, а духом то немытым прет, — девушка весело помахала перед носом рукой. — Я в баню ходил, — смутился парень. — Омыть ноги нужно, водица где? — Там, — указал Демьян на широкую кадку. Агаша прошлась по избе, отыскала в углу небольшую лохань, плеснула туда холодной воды, потом из котла над очагом добавила горячей, и поставила перед парнем. Демьян послушно опустил ноги в теплую воду. Агафья неспешно размотала поневу, поддернула рубаху, оголив белые колени, присела рядом с лоханью. Тонкие пальчики ласково стали касаться огрубевшей кожи. И в черную в свете бледных лучин воду побежало жестокое, пронзительное, разъедающее душу и тело, горе. Его изгоняли нежные женские руки, оставляя только тихую печаль, печаль по тому, чего уже никогда не вернуть. Демьян просыпался от оцепенения, ему снова хотелось жить, а пальчики все гладили и гладили, успокаивая и возбуждая одновременно. — А ты сейчас на волчонка похож, дикий, — девушка смело заглянула в горящий огонь мужских очей. — Смотри, покусаю, — наклонился к ней Демьян. — Чай у меня самой зубы есть. Лохань покатилась по полу, расплескивая воду. Агафья оказалась на лавке в крепких объятьях. И все произошло как-то легко. Губы, ищущие в темноте нежную кожу, беспокойные смелые руки, сбивающееся от волнения дыхание, отдающий в уши шумный вздох, от которого внутри все переворачивается, и хочется двигаться быстрее и быстрее… «Как можно быть несчастным и одновременно таким бессовестно счастливым? Разве это возможно?» Влюбленные лежали, тесно прижавшись друг к другу. — Придавил тебя? — виновато прошептал Демьян. — Нет, обнимай меня крепче. Обнимай, — льнула к нему Агафья. — Ты, что плачешь? — почувствовал он соленый вкус щеки. — Жалеешь? — Жалею, что не увижу тебя больше… Ты не бойся, резни на заставе не будет, кровь безвинная не прольется. Я сейчас уйду, и никто не узнает. Вои твои ведь смолчат, а коли и взболтнут, так вины на тебе нет, я же сама пришла. — Как же ты под меня легла, ежели так-то обо мне думаешь? — парень обиженно слегка отстранился. Лучины погасли, и в полумраке нельзя было различить лиц. — Ничего я не думаю, не знаю я, что и думать, — Агаша уткнулась носом в его плечо. — Родить от тебя хочу, чтобы мне хотя бы дитя в память осталось. Я бы его по головке гладила да тебя вспоминала. Молвы людской я не боюсь, а Бог все знает, он меня не осудит. Руки опять сплелись в объятья. — Скажи, тебе лучше со мной… чем с той? — С какой той? — Ну, с холопкой той? Демьян тихо рассмеялся: — Ох, Агафья, да ты ревнивая какая! — Да, ничего я не ревнивая, это ж я так спросила. — Ревнивая, ревнивая. Помнишь, на льду по недогадливости Матренку стал хвалить, а ты от меня так прытко отвернулась, что аж косой хлестнула. — Выдумываешь ты все, а на вопрос мой не отвечаешь. Уедешь от меня в объятья ее распутные, — теперь Агафья попыталась отодвинуться, но Демьян подгреб ее к себе. — Какая холопка? Я и думать о ней позабыл, да и нет ее там давно. Отец, как прознал, что захаживаю, так меня вожжами отходил, сидеть не мог, а ее со двора сразу отослал. — Хороший у тебя батюшка был. Повисла неуютная тишина. Демьян никак не мог привыкнуть к слову «был», оно царапало и жгло. Агаша все поняла, и стала отвлекать любимого от мрачных мыслей. — А я так боялась там на реке, что ты мимо пройдешь. Уж и замерзла вся, а ты все не шел и не шел. — Как боялась? Ты что же ради меня в холопской одеже на лед вышла? — он от удивления привстал на локте. — Да. — Так ты знала меня раньше? — Знала, — Агаша смущенно отвернулась. — Не надо было тебе признаваться. — Ну, уж нет. Сказывай все, грех от мужа чего таить. — Да, что там таить-то. Скучно мне было, попросилась с батюшкой дозоры проверять, чтобы с высоты на тот берег полюбоваться. Красиво. А тут вы из степи подъехали, князей своих ищите. Я тебя сверху в волоковое оконце разглядывала. А потом я за дверью стояла, да слышала, как тебя князь Липовецкий бранил. — Ну, под дверью слушать ты мастерица. — А батюшка потом тебя нахваливал и говорил, что князь ваш… Ну, не буду пересказывать, как он там говорил. Демьян расхохотался. — Так ты меня на льду на топор ловила, а я-то, дурак, мнил, что у самого князя тебя отбил. — То плохо? — испуганно прошептала Агаша. — То хорошо, лада моя, хорошо. Мне с тобой всегда хорошо. — Воев твоих из избы на мороз выгнали, совестно. — Ничего, они привычные, у коней поспят. Раз признаваться мне стала, давай уж во всем. — Да в чем же еще? Я тебе все сказала. — Не все, — рука опять жадно заскользила по нежному бедру. — Помнишь, в лесу от меня сбежала, я по следам твоим шел, а они раз и пропали. Ну, и куда ты подевалась? — То я тебе сказать не могу, — подставляя лицо нетерпеливым губам, ответила Агафья. — Как не можешь!? Ну-ка признавайся, — Демьян припал к ее губам долгим поцелуем, — ну? — А смеяться не станешь? — Стану. — Так я не скажу.