— Ты же знаешь, что мы обязаны очень серьёзно относиться к таким заявлениям. Эмили почувствовала, как краснеет лицо. — Да ладно тебе, Джойс! Это же не серьёзно? Ты прекрасно меня знаешь. — Я бы так не сказала. Иногда ты бываешь импульсивной и не всегда думаешь перед тем, как что-то сказать. Эмили просто уставилась на Джойс, пока до неё доходил смысл слов. Она была идиоткой — надо было понимать, что к этому всё и шло. Миссис Морген только что на блюдечке с голубой каёмочкой преподнесла Джойс возможность отплатить. Эмили была талантливым педагогом, восходящей звездой. Её наняли на работу ещё до того, как она закончила последний год обучения. Она умела преподносить материал весело и интересно, а также могла быстро менять формат преподавания, когда понимала, что дети не справляются. Но она ничего не знала ни про политику, ни про дипломатию, и не раз «утирала нос» другим педагогам. Включая Джойс. Она пришла в школу, наивно полагая, что учителя и другие работники в первую очередь заботятся об учениках. Эта иллюзия разрушилась во время первого педсовета, когда она наблюдала, как два других учителя чуть ли не дрались из-за потенциальной новой вакансии. У каждого были свои приоритеты, и ученики числились далеко не первыми. Казалось, что образованию выделяют средства в последнюю очередь, поэтому школам никогда ничего не хватало. А это приводило к бесконечным баталиям за распределение ресурсов между отделами, за определение того, кого и когда нанимать, кто получит доступ к классам и оборудованию. Быстро создавались альянсы для продвижения на административные посты определенных людей, обещавших выделить ресурсы тем, кто будет их поддерживать. Причем для продвижения в обход других, гораздо более квалифицированных кандидатов. Почти никто не заботился о том, куда действительно нужно было выделять средства, а те, кто хоть как-то об этом думал, оставались в стороне одни и без поддержки. Их наказывали за то, что они «всё усложняли», и обходили стороной, когда приходило время для каких-либо наград за заслуги, хотя у них были самые высокие показатели. Её научный руководитель в аспирантуре советовал ей не высовываться и сосредоточиться на преподавании, но даже это воспринималось как принятие чьей-то стороны. А когда она попробовала эту тактику, их завуч рассердился за то, что она не слишком активно агитировала за их отдел. Вся ситуация достигла апогея, когда шесть месяцев назад в школу прибыла группа внешних аудиторов, чтобы провести рядовое расследование. Когда Эмили спросили о неопределенном распределении нескольких спорных «мешочков с деньгами», вместо того чтобы прикинуться дурочкой, она, вместе с двумя другими учителями, честно рассказала о том, как использовались эти средства. Директор и завучи рвали и метали, и все трое учителей стали изгоями. Тем не менее до сегодняшнего дня Эмили цеплялась за надежду, что даже если они не уважают её моральный выбор, её квалифицированное преподавание и преданность ученикам все-таки будут обеспечивать необходимое уважение и поддержку со стороны начальства. Но, может быть, это всё паранойя, может быть, Джойс говорит совсем не об этом? Эмили с последней надеждой попробовала ещё раз, её слова казались тихими и несерьёзными сквозь барабанную дробь её сердца. — Нет, подожди минутку. Эта женщина угрожала мне, что придумает историю и придёт ко мне домой. Я здесь жертва. — Что ж, завтра мы вызовем представителя твоего профсоюза, и ты подашь на неё жалобу. Но, насколько я понимаю, будет твоё слово против её. И нашей важнейшей задачей — которую ты, несомненно, разделяешь — является защита детей, — констатировала Джойс и встала из-за стола. Мысль ясна. Может, Эмили и наивна, но она может прочесть послание на стене, когда оно написано кровью. Глава одиннадцатая Эмили барабанила по двери на час позже, чем обычно. Никто не удосужился поднять голову. Она положила свой портфель и стопку книг и заглянула через окно в гостиную. Её муж, Эдди, завороженно уставился в экран телевизора, по которому показывали хоккей, как обычно. Сюзанна, её старшая дочь, развалилась в кресле, что-то печатая в телефоне. Уэйда, ее сына, вообще не было видно, наверное, он у друзей. — Привет, — сказала Эмили, неуверенная, кому говорит. — Привет, — ответил Эдди, не отрывая взгляд от экрана. Сюзанна промолчала. Эмили зашла на кухню, чтобы помочь с тем, что они начали готовить к ужину. Никаких кастрюль или сковородок на плите, ничего в духовке, лишь оставшиеся грязные тарелки после завтрака «скрашивали» обстановку. Она развернулась на пятках и зашагала обратно в гостиную. — Эдди, ты не получил моё сообщение? — А? — произнес муж, глаза которого все также были приклеены к игре. — Я спросила, ты получил моё сообщение? Никакого ответа. Эмили встала между ним и телевизором. Он наклонился влево, и она шагнула вместе с ним. Он наклонился вправо, и она опять шагнула за ним. Мы что, в какой-то дебильной комедии? — Какой сообщение? — То, в котором я говорила, что задержусь, и вам надо начинать готовить ужин без меня. Наконец-то он посмотрел прямо на неё, и его скорченное лицо разгладилось. — А, да, получил. Я забыл, — парировал он и обернулся посмотреть на часы. — Боже, уже семь? Наверное, можно просто поесть спагетти или типа того. Он снова наклонился влево, чтобы увидеть экран. Перевод: я приготовлю спагетти или типа того, пока он прилип у телевизора. — Ты не спросишь, почему я пришла поздно? Его лицо напряглось. — Дорогая, а можно потом? Это важная игра. Ну да. Они там все важные. Эмили вернулась на кухню и поставила кастрюлю с водой на плиту. Посолила, а затем схватила пачку спагетти и бутылку соуса из шкафчика. Она кипела от злости, пока ждала, её мысли были пронизаны негодованием и различными ругательствами. Когда вода закипела, она бросила туда макароны, поставила надоедливый таймер духовки на восемь минут и заперлась в своей комнате. Когда таймер прозвенит, они могут сходить проверить или нет? Мне уже плевать. * * * Эмили бездумно смотрела на переполненные книжные полки, которые выстроились вдоль стены маленькой комнаты, пока включался её компьютер. Как она превратилась в одну из тех женщин, чья жизнь ни разу не была похожа на то, что она планировала? Всё шло нормально — вот что сбивало с толку больше всего. Она сделала все, что от неё требовалось, чтобы получить ту жизнь, на которую рассчитывала, да на самом деле она просто пахала как лошадь. Училась на отлично в университете, получила диплом. Устроилась на работу своей мечты и отдавала всю себя ученикам. Она мечтала влюбиться, иметь партнёра, с которым не страшно было бы переживать ежедневные взлёты и падения. С которым она бы каждый день ужинала с бокалом вина, а потом обнималась на диване. Она выбирала с умом, нашла мудрую душу почти с такими же взглядами на жизнь. Она была прекрасной невестой в прекрасном платье, праздновала в прекрасном ресторане и с прекрасным тортом. Они решили не тратить деньги на медовый месяц, чтобы оплатить первый взнос за дом. И она мечтала о детях. В идеале о мальчике и девочке, и именно так оно и вышло. Всё шло нормально. Но одновременно всё шло наперекосяк. Работа учителя состояла больше в разборке каких-то спорных ситуаций, чем непосредственно в обучении, и теперь ей угрожают злобные родители, которые могут довести до увольнения. Перепроданный дом, который должен был стать домом их мечты, а-ля старый дом в фильме «Эта замечательная жизнь», так и стоял почти нетронутым. Она сделала всё, что смогла, но любые строительные работы были выше её сил, а нанять подрядчиков им не позволял доход. С каждым годом дом всё больше и больше походил на старинный музейный экспонат, застрявший в довоенной эпохе. Её брак оказался не нормальными отношениями, а какой-то шуткой. Когда они встречались, Эдди водил её по ресторанам, на пляж, в театр, много куда. А теперь она не могла оторвать его зад от дивана даже для секса. Ей ещё везло, если это происходило дважды в год, и то она могла поклясться, что он пытается успеть во время рекламы. Она пыталась говорить ему, что ей нужно от него больше, как физически, так и эмоционально. Сначала спокойно. Потом с криками. Она пыталась с ним не разговаривать. Пыталась работать с семейным психологом. Теперь же она просто сдалась. Как в этом смысл? В свете сложившейся ситуации она могла бы сделать детей центром своей жизни. Но Сюзанна была трудным и грустным ребёнком с самого рождения, часто болела; идеальные отношения между матерью и дочерью, о которых мечтала Эмили, затмил витиеватый узор взаимного дискомфорта, выгравированный в их жизнях. С Уэйдом было проще, но он был необщительным ребёнком даже в младенчестве. Лежал без сна в своей кроватке и играл со своими игрушками, никогда не кричал, никого не звал, только если не проголодался. Когда он подрос, то стал больше любить отца, и Эмили полагала, что для мальчика это естественно. Но в результате она чувствовала себя чужой в собственной жизни. На мониторе засветилось окошко для пароля, и это вывело её из задумчивости. Она вошла в систему, затем щёлкнула на иконку World of Warcraft. Она приготовила свои данные и ждала, пока игра загрузится. Эмили думала о разводе, даже назначила встречу с адвокатом. Но волокита по поводу опеки, расходы на ведение двух домашних хозяйств… Она не видела, как это может исправить ситуацию — она будет матерью-одиночкой, которая возит ещё более угрюмых детей из своей крошечной квартиры к бывшему мужу, изо всех сил пытаясь свести концы с концами. Разве это лучше, чем то, что у неё есть сейчас? Ну, вот и всё. Её жизнь сложилась не так, как надо, а для новых целей и достижений уже нет возможности. Ей тридцать шесть лет, и она выглядит как среднестатистическая стареющая мать, с небольшим жирком, появившимся благодаря бокалам вина, которые заменили ей мужа. Морщины расползлись по её лицу паутиной, а в волосах уже появились седые пряди. У неё не будет ни большого романа, ни успешной карьеры, ни любящих детей, ни красивого дома. Но, играя в World of Warcraft, она могла быть кем угодно. Она была красивой и могущественной, путешествовала по волшебному миру Азерота, сражаясь с ужасными монстрами и выполняя важные задания. Она больше любила магические классы, вроде друидов и паладинов, которые боролись за добро. Там постоянно надо было учиться. Она могла погрузиться в мир, где добро побеждало зло, цели были простыми, а люди боролись за высокие идеалы и лучший мир. Она могла прожить захватывающую жизнь, полную страсти и приключений. Это было не по-настоящему, но хоть что-то. Она ввела нужные данные и смотрела, как появляется заставка. Глава двенадцатая Три недели без какого-либо намёка на убийство. Мартин не мог сидеть на месте, словно выпил слишком много кофе. Он заметил парочку глупых ошибок в своём коде несколько часов назад и сел перепроверять всю работу. Это совершенно неприемлемо. Мартин отодвинул стул и принялся расхаживать по комнате. Мне нужно обновить систему. Он посмотрел в темноту за окном. Дождя нет — можно сходить на пробежку. Тут же натянул спортивный костюм и вышел, хлопнув дверью. Свежий воздух остудил его пыл и прервал бесконечную круговерть мыслей. Мартин пересёк двор, направляясь к школьной беговой дорожке, и уже почти пришёл, когда понял, что забыл айпод. Он выругался себе под нос и подумал, не повернуть ли назад. Нет, это даже к лучшему. Ему всё равно нужно обдумать ситуацию. Он еще никогда не оставался так долго безо всякой возможности на убийство — если его самой большой слабостью была потребность убивать, то самой большой силой было обаяние, оно никогда его не подводило. Женщин тянуло к нему даже через компьютер, хотя они его не видели и даже не слышали его голоса. Он отточил свой природный талант, тщательно изучив искусство соблазнения. Он читал книги, смотрел бесчисленные сезоны «Холостяка» и тому подобной ерунды, изучал пары в кафе и ресторанах, слушал женские разговоры о мужчинах. Каждый раз, слыша, как мужчины жалуются, что женщин невозможно понять, он мысленно усмехался. Это вполне возможно и даже совсем не трудно. Надо всего лишь быть внимательным. Он мастерски научился считывать уязвимость и останавливаться в нужное время. Буквально вынюхивал, что им нужно, чтобы чувствовать себя особенными, замеченными, любимыми. Становился тем, кем они хотели его видеть, а затем превращал их в то, чем он хотел видеть их. Однако у него был свой предел — он мог поддерживать игру только в течение нескольких месяцев. Если тянуть дольше, то за ложью становится слишком трудно следить, особенно если работать не с одной женщиной. Хуже всего было терпеть эту посредственную бессмыслицу, смеяться над глупыми шутками, притворно сочувствовать по поводу незначительных проблем. Тогда он уже боролся с желанием приказать им заткнуться к чёртовой матери и чувствовал, что тщательно выстроенный фасад вот-вот распадётся. Скайп отчасти в этом помогал; Мартин мог на несколько минут отойти от экрана и выпустить эмоции, когда его всё доводило. Он не мог представить, как люди ухаживают за кем-то вживую. Неужели он терял хватку? Мартин раздумывал о такой возможности, пока разминал мышцы. Нет, проблема была не в этом. Он не упускал возможность, просто не мог вообще никого найти. Во время второго круга он нашёл нужный темп. Когда тело стало двигаться автоматически, его разум прояснился, и он проанализировал свои варианты. Во-первых, сейчас праздники — многие проводили больше времени в путешествиях и со своими семьями, чем в играх. Возможно, стоит просто расширить круг поиска. Он играл с четверга по воскресенье, поздними вечерами. Мартин уже достаточно далеко продвинулся в работе, поэтому мог позволить себе играть каждый вечер и начинать немного пораньше. Может, надо проводить больше времени в торговом чате, а не просто полагаться на его рекламу? И если дело будет совсем плохо, если у него не появится хотя бы одного потенциального клиента на следующей неделе, он может попробовать другой сервер. Ну вот, он придумал план. Это успокоило его разум, из его мышц исчезло напряжение. Причин для паники не было. Все будет хорошо. И всё же в глубине его сознания шевельнулось предостережение. План не является настоящим спасением от голода, в полной мере помочь может только убийство. Теперь он подождёт, но недолго. От этого не спасёт даже длительный забег.