— Вообще-то, да. Её жених, Филипп Бегемак, оказался тем ещё фруктом. Я пробил его по базе и нашёл, что две его бывших девушки добились судебных запретов на приближение. Вторая наконец-то ответила мне на той неделе. Обе порвали с ним потому, что он контролировал их настолько, что они сочли это опасным. После этого он продолжал приходить к ним домой или на работу, «пытаясь вернуть». Но как только суд выдал запрет, он отстал. Обе сказали, что он никогда открыто не угрожал им или другим членам семьи, но они чувствовали явную опасность. Насколько я могу судить, он ходил по краю, но всё же держался закона. — У нас есть какие-то точные сведения о его передвижениях в ночь убийства? — Не совсем. Тереза уехала навестить бабушку, а он сидел дома один и читал. Сказал нам с излишней гордостью, что читал «Исчезнувшую». Правда, он предъявил чек за доставку пиццы, и нам подтвердили, что пиццу действительно доставили в тот же вечер. Но доставщик не смог найти его на фотографиях. Вполне возможно, что пиццу мог забрать какой-то друг или типа того. При обыске не нашли ни шляпы, ни пальто. — Но, — закончила за него Джо, — несмотря на то, что он такой подозрительный, его характер не предполагает полёт через всю страну, чтобы убить тётю, которая и так с ними не связывалась. — Ну да, не похоже на то. Также мы не нашли никаких звонков, сообщений или писем между ними или между Джанин и Терезой. Его ДНК тоже не соответствует полученной. — Так, хорошо… Что насчёт других сообщений на телефоне Джанин и её банковских карт? — Телефон почти ничего не даёт. Она пользовалась тем же номером для работы, поэтому там огромные списки номеров, которые относились к рабочим моментам, хотя мы не можем исключать отношения, развивающиеся за пределами работы. Записи по её банковским картам за последние несколько месяцев не показали ничего необычного. Странно только, что в вечер убийства с неё не списали ни за ужин, ни за выпивку. — Значит, заплатил кто-то ещё или она расплачивалась наличными. — Муж говорит, что она всегда расплачивалась картой за всё, что стоило чуть дороже, чем кофе. Но её расходы в тот вечер не были бы возмещены, так что кто знает, мы не можем этого исключить. — Что с компьютерами? — На работе ничего необычного, она даже не заходила там в Фейсбук. Все контакты проверены, как и телефонные записи. В её ноутбуке тоже нет ничего компрометирующего: ни любовных переписок, ни странных писем, ни сомнительных контактов. Она переписывалась с несколькими старыми друзьями, которые жили в других штатах, но все женщины, и мы их проверили, — заверил Арнетт и сделал паузу, чтобы глотнуть кофе. — В Скайпе те же самые дальние друзья и несколько контактов, добавленных из-за компьютерных игр. Мы проверили все, кроме двух, которые удалены и не отслеживаются, но Лопес сказала, что геймеры часто создают временные аккаунты на вечер. — И мы проверили все рестораны в шаговой доступности у отеля? Никто её не узнал? — Да, в радиусе пары километров. Никто даже не засомневался. Джо встала, налила себе и Арнетту ещё кофе, а потом начала ходить по кабинету. — Итак, что остаётся? Я всё представляю, что она встретила привлекательного мужчину в ресторане или в баре и решила завести интрижку. Она напилась достаточно, чтобы не быть в состоянии трезво оценивать ситуацию, а её личная жизнь и брак казались не очень-то интересными. — Согласен, — неуверенно отозвался Арнетт. — Это человеческая природа, так? Она далеко не первая, кто поддался желанию найти партнёра на ночь в командировке. Это старо как мир — женщина средних лет, которая осознала, что в её браке давно отсутствует всякая романтика. Вдали от дома, одна — лёгкая добыча для мужчин. Пара комплиментов и коктейлей, и она снова чувствует себя молодой и привлекательной. И тогда она может подумать: «А почему нет? Возможно, у меня больше не будет такого шанса». Но тут она ошиблась, выбрала не того парня. Или, может, она передумала и испугалась, когда они вернулись в отель, и всё стало плохо. — Возможно, — согласился Арнетт без кивка. Джо снова села и откинулась на спинку кресла. — Или случайное нападение? Может быть, её «друг» на видео с камер наблюдения просто провожал её, потому что она была пьяна и неадекватна. Может, они попрощались за пределами её комнаты, а через несколько минут на неё напал какой-нибудь случайный психопат. Может, она пыталась сопротивляться при ограблении. А этот «друг» слишком напуган, чтобы потом рассказать об этом и подставить себя. Арнетт внимательно на неё посмотрел. — А обручальное кольцо? — Возможно, мы всё надумали. Она могла снять его, когда заинтересовалась в том самом «друге», а потом потерять. Арнетт вскинул брови. — Возможно. Но в этой истории слишком много «может» и «если» — как-то не сходится. И время выбрано слишком подходящее. Джо кивнула. — Тут ты прав. Мне тоже это не нравится. Джо снова прокрутила всё в голове. Она чувствовала, что заставляет факты подходить друг другу, ищет хоть какую-то зацепку или, по крайней мере, теорию, которая помогла бы ей, — что угодно, лишь бы избавиться от зияющего ужаса, который она испытывала, когда расследования превращались в глухари. Арнетт заговорил: — Эта отвратительно, но суть в том, что у нас нет никаких доказательств. Мы понятия не имеем, кем может быть этот загадочный человек. Никаких подсказок, никаких полезных улик. Никаких зацепок, ничего. Мы даже не знаем, где она провела вечер. Я готов выслушать любые предложения, но сам не знаю, что ещё можно сделать. Пальцы Джо теребили бриллиант на её ожерелье. Арнетт был прав — им ничего не остаётся. У них нет никаких доказательств, чтобы понять, где можно искать, не говоря уже о возбуждении дела. Если за время её отсутствия появятся новые зацепки, Арнетт воскресит дело и сделает всё, что нужно. Этого должно быть достаточно Глава девятнадцатая Эмили смотрела мимо сидящего рядом мужчины, пытаясь разглядеть в иллюминаторе что-то помимо облаков. Обычно она ненавидела место посередине, но сегодня ничто не могло испортить ей настроение. Ни противная женщина справа, забравшая себе подлокотник и всё личное пространство Эмили, ни даже мужчина у окна, снявший туфли, отчего салон медленно заполнялся не самыми лучшими запахами от его ног. Она могла думать только о том, как впервые увидит Новый Орлеан, побродит по Французскому кварталу, послушает музыку в джаз-клубах. И всё это под руку с Питером. Её разум закружился в вихре возбуждения и нервной неуверенности в себе. Она закрыла глаза и откинула голову на спинку сиденья. Последние месяцы она снова чувствовала себя настоящей. Живой. У нее появилась настоящая надежда, что её жизни всё же еще не пришёл конец. Питер легко заполнил дыру в её жизни, будто был создан специально для этого. Он заставлял её смеяться. Чувствовать себя интересной. Всегда хотел услышать то, что она может рассказать, и всегда делился своими мыслями. С ним она чувствовала себя ценной и защищённой. Он вставал на её сторону, когда что-то шло не так, просил её постоять за себя, а не отсиживаться на скамейке запасных. Она больше не переживала, когда Эдди её не слушал. В последние дни они вообще почти перестали разговаривать, и, насколько она могла судить, он этого даже не заметил. Как и дети. Еще Питер заставлял её чувствовать себя сексуальной — нечто настолько забытое, что она даже не сразу поняла, что это. Ей приходилось быть осторожной дома, ведь нельзя, чтобы кто-то услышал их разговор или зашёл в её комнату, как бы маловероятно это ни было. Но у них все же прошли несколько крайне интимных бесед по Скайпу и телефону после школы. Дважды она пряталась в дальнем углу своего кабинета, чтобы насладиться сексом по телефону. Он говорил ей, где и что делать, и она доводила себя до оргазма, пока он слушал. Она чувствовала себя красивой, чувственной и немного развратной из-за этой прекрасной тайны в самой глубине своего сердца. Конечно же, они должны встретиться. Она влюбилась и даже подумывала бросить Эдди ради Питера, но всё же Эмили не была идиоткой. Сначала нужно проверить их совместимость в одной комнате, а потом в одной постели. Он встрепенулся от такого предложения, и она уже ждала такой реакции — он уже говорил, что влюбился в неё, и намекал на то, чтобы она бросила Эдди и ушла к нему. Уехать было сложно. Она ломала голову, пытаясь найти решение, пока он не сделал блестящее предложение, чтобы она нашла учебные семинары и программы. Сначала она отнеслась к этому скептически, но потом нашла довольно много интересного. Большинство семинаров были слишком дорогими, но ей попались и два таких, которые предлагали стипендии учителям из бедных районов. Она подала заявление и почти сразу же получила приглашение — низкая статистика успеваемости в её округе и награды за преподавание в начале карьеры сыграли ей на руку. Завуч и директор были в восторге. Награда хорошо отразится на школе и откроет новые возможности, причем без каких-либо затрат. Казалось, они принимали ее инициативу за ложку мёда в бочке дёгтя и были рады найти ей замену на время командировки. А дальше всё было легко. Эдди скорее умрёт, чем поедет с ней в рабочую командировку, а дети, разумеется, должны ходить в школу. — Могу я предложить вам напитки? — стюардесса едва ли взглянула на Эмили. — Диетическую колу, пожалуйста, и можно мне оставить банку? — поинтересовалась Эмили. Она уже скинула почти пять килограммов с тех пор, как познакомилась с Питером, но всё ещё переживала об оставшихся пяти. А в Новом Орлеане диеты ей точно не грозят: джамбалайя, гамбо, ремулад, жаркое, жареный сом. Но зато я буду ещё и сжигать кучу калорий. Она захихикала, и по её телу пробежала радостная дрожь. Женщина справа странно на неё покосилась. Пять дней с Питером. В три из них она потратит восемь часов на преподавательские семинары, но воскресенье и четверг были полностью свободны, как и остальные вечера. Она потягивала колу, а потом снова закрыла глаза, чтобы представить, как они с Питером будут за ручку прогуливаться по Джэксон-сквер. И как потом они будут проводить ночи в номере отеля. Глава двадцатая После первой эякуляции мама стала трогать его иначе. Чаще и напористее. Он старался изо всех сил, чтобы случившееся не повторилось, и сначала страх помогал. Но через несколько дней он снова оплошал. Как и обещала, мать избила его так сильно, что левый глаз почти не открывался. После этого уже не осталось никаких сомнений в том, что мать намеренно его проверяет. Она меняла манеру прикосновений и следила за его реакцией. Когда он снова не сдержался, она избила его до полусмерти. К счастью, ещё потребовалось всего несколько ошибок, чтобы разум научился отключаться, когда мать его касалась. У него прекратилась эрекция. А когда его возбуждало что-то другое, у него начинались приступы паники. Его сердце частило, как огонь из пулемёта. Было трудно дышать, складывалось такое ощущение, будто он покидает собственное тело и просто наблюдает со стороны. Врач прописал ему таблетки от тревожности, и они помогли. Он всё ещё чувствовал стресс, когда подобное происходило, но теперь эмоции больше походили на тревожный гнев. Со временем чувство гнева росло, и его даже дважды отстраняли от занятий за приступы ярости, направленные на других учеников. Школьный психолог поговорил с ним и посоветовал несколько стратегий вывода гнева иными способами. Например, бег помогал избавиться от лишней энергии, а чтение и программирование хорошо отвлекали. В последний раз мать дотронулась до Мартина в его семнадцать лет, пока они смотрели какой-то дурацкий фильм по телевизору. Но тогда его мозг не отключился, как это обычно бывало. Он так и не понял, почему; тот раз ничем не отличался от тысячи предыдущих. Он знал лишь то, что в тот раз им завладел гнев, будто фонтан вылился из краёв и начал заполнять его сознание. Он вскочил с дивана, отчего никем не замеченный пульт упал с его колен на пол, и повернулся к матери. — Никогда больше так меня не трогай! На мгновение она вжалась в спинку дивана и чуть приоткрыла рот, но потом быстро взяла себя в руки. Она встала, а её лицо всё перекосилось. — Наконец-то! Наконец-то ты решил перестать быть отвратительным извращенцем! Какого чёрта? Он растерянно покачал головой, чувствуя, как разум покидает тело и парит над ним. О чем она говорит, чёрт её дери? Она сама к нему прикасалась, он никогда об этом не просил. Или просил? Может, он сделал что-то в детстве и делает до сих пор, но просто не осознаёт это? Его руки мгновенно прикрыли уши. — Заткнись! Заткнись! Отвали от меня нахрен! — Не смей так со мной разговаривать! Это мой дом, паршивый ты извращенец! Он потряс головой, попытался отогнать слова, но они эхом отскакивали от его черепа. Извращенец. Паршивый извращенец. Он старался дышать и закрыл глаза, чтобы прогнать нарастающее головокружение. Когда он вновь их открыл, на лице матери расплылась самодовольная улыбка, и что-то в нём щёлкнуло. Когда он вспоминал то, что произошло дальше, всё прокручивалось в его голове как сцена из фильма, словно он в замедленной съёмке наблюдал, как это происходит с двумя другими людьми. Он увидел, как сам же схватил раскалённую кочергу и бросился к матери. Увидел, как на её лице отразилось понимание, как она дернулась, чтобы убежать. Её нога попала на пульт, тот быстро выскользнул, а нога отлетела вперёд. Мать упала, её голова ударилась об угол стола с хрустом, похожим на треск при столкновении автомобиля с деревом, а потом отскочила на пол. И тогда время ускорилось, пока густая кровь текла из головы, покрывая старый ковер. Он заворожённо наблюдал, как растёт алое пятно. Смотрел, как дёргается её вытянутая рука и широко открытые голубые глаза. Он осмотрел её тело и увидел, как что-то изменилось, почти незаметно, когда мышцы расслабились, а кожа стала бледной и восковой. Он подождал ещё мгновение, затем пощупал ее пульс и убедился, что она мертва. А потом немного неловко подошёл к телефону и набрал 911. Потому что в первый раз за много лет у него снова появилась эрекция. Глава двадцать первая