Какого?.. Она не понимала, что происходит? А где же борьба, где паника, хоть что-нибудь? — Так для тебя слишком жёстко, да? — выпалил он, не подумав, и поморщился — это неправильно, словно какая-то дешёвая фраза в безвкусной книжонке. Это ниже его. Звоночек снова зазвенел. Его тон пробудил в ней инстинкт самосохранения. Она дёрнула ногой, чтобы ударить его, и он почувствовал резкий треск, когда её голень врезалась в раму кровати. Она уперлась своей подошвой в его ногу, пытаясь повалить его на пол, и он почувствовал, как ожила его эрекция — такого раньше никто не пробовал. Да. Так-то лучше. Она сменила тактику и попыталась быстро повернуться бедрами к его руке. Когда это не сработало, она дернула головой вперед, чтобы развернуться. Мартин склонил голову набок и рассмеялся, а затем снова закрутил галстук, на этот раз сильнее. Он повернулся, чтобы посмотреть на её профиль, и заурчал от удовольствия, увидев ужас на её лице. Да, она начала паниковать. Её зрачки сдвинулись к углам глазниц, она пыталась на него взглянуть. Хотела заговорить, вывернуться из его рук, но он крепко держал её. А затем она остановилась. Какого чёрта? Она притворилась мёртвой, чтобы он её отпустил? Мартин потуже затянул галстук, чтобы она поняла — её фокус не сработал. Её тело стало неподвижным. Она думает, что это игра? Она же должна понимать, что у неё не остаётся кислорода. Она думает, что это какой-то фетиш — вызывать у любовницы асфиксию? Мартин ещё раз дернул за галстук, ожидая реакции. Но её не было. Через несколько мгновений он почувствовал, как она откидывается на него, его внутренние часы стали отсчитывать последние секунды её жизни. Напряжённый и настороженный, он ждал какого-нибудь последнего толчка, последней уловки — чего угодно. Но ничего не произошло. Он стоял на месте гораздо дольше, чем это было необходимо, всё ещё в ожидании. Это было неправильно. Это неправильно. Так и есть, но сейчас не время с этим разбираться. Надо сосредоточиться на самом важном. Мартин закрыл глаза, призывая весь адреналин, бушующий в его теле. Он тряс её, позволяя конечностям беспорядочно мотаться рядом с ним, пытался напомнить себе, что она его бессильная марионетка. Он сосредоточился на тепле её обмякшей фигуры, представил, как тепло покидает её тело и входит в его. Мартин переключился на цветочный аромат её волос, затем на синтетическую текстуру галстука из полиэстера, зажатого в ладони, на мягкую плоть, податливую под его руками. Он открыл глаза и запомнил её искаженные черты. Перебирал каждое ощущение, анализируя и «записывая» всё, чтобы потом смаковать. Тяжесть её тела тянула его вперёд, отвлекая от задания. Мартин перевернул её и поднял на ноги, а затем притянул её бедра к своим. Он шагнул вперёд, затем вытянул левую ногу вперёд и сделал несколько па самбы. Ему было так легко двигать ее тело вместе со своим — почему он раньше этого не делал? Но восторг так и не наступил. Мартин с отвращением сдался. Он подтолкнул её к кровати и заставил себя сосредоточиться, когда опускал её на пол. По крайней мере, он мог наслаждаться движением её тела, рухнувшего на пол, как использованная тряпичная кукла, податливая и совершенная. Мартин наклонился, чтобы поправить её позу, отставляя одну ногу назад. Он согнул один локоть и вытянул другую руку, а затем посмотрел на результат. Не идеально, но настолько похоже на самбу, насколько это возможно в таких условиях. Мартин мысленно запечатлел финальную сцену, схватил галстук и снова надел его, после чего провёл мысленную инвентаризацию. Он касался стены, когда прижимал её к ней? Нет. Он прикасался к чему-нибудь ещё? Нет. Затем он протянул руку, чтобы снять с неё обручальное кольцо. Оно не поддавалось. Мартин подавил укол разочарования. Он знал, что рано или поздно это произойдет, и всегда был к этому готов. Мартин полез в карман и достал инструменты — эластичную ленту и маленькие щипцы, похожие на пинцет. Он плотно обернул ленту вокруг её пальца, чтобы сжать плоть, двигаясь вверх от костяшки. Добравшись до края кольца, он одним концом щипцов протолкнул ленту под кольцо, а другим — наружу с другой стороны. Держа конец ленты в руке, он прокрутил её под кольцом, медленно продвигаясь к кончику её пальца. Кольцо медленно поползло по сжатому лентой пальцу, а затем скользнуло ему в ладонь. Он положил кольцо и все инструменты обратно в карман. Он в последний раз оглядел комнату и убедился, что ничего не уронил. Что-то не давало ему покоя, но он не мог понять, что именно. Он ещё раз прошёлся по списку действий, чтобы убедиться, что ничего не забыл. Чем отличалось это убийство? Она слишком быстро сдалась, но благодаря этому должно остаться меньше улик, а не больше. Он мысленно себя встряхнул. Ты просто беспокоишься, потому что она не сопротивлялась и кольцо не снималось. Это пошло не по твоей схеме. Забудь уже. Мартин взял салфетку и воспользовался ею, чтобы выйти. Когда он надел свою фетровую шляпу и вышел из здания, слова из ее песни всплыли в его сознании, напомив ему, что убийца в песне тоже спрятал свое лицо за полями шляпы. Он улыбнулся иронии судьбы и выскользнул из отеля. * * * Что-то определённо было не так. Когда Мартин выезжал из Нового Орлеана всё с той же песней в голове, его мысли не успокаивались так, как после других убийств в отелях. Никакого обволакивающего удовлетворения от хорошо выполненной работы в паре с предвкушением будущей награды. Никакого насыщения после великолепной трапезы и радости от того, что в холодильнике ждут остатки еды. Он чувствовал себя так, как в Хуаресе. Он возбудился, когда убил её, но это возбуждение было не таким сильным, как обычно, и исчезло гораздо быстрее. Страх, что оно не вернётся, когда он приедет домой, затоплял его сознание, отвлекая от предстоящего плана. Теперь все действия были практически заучены наизусть, это должно было стать вершиной его удовольствия — практически без всякого беспокойства он должен был полностью отдаться наслаждению от убийства. Так почему же всё не так? Его мысли крутились вокруг этой проблемы во время долгой поездки на машине и не отпускали его даже в самолёте. В голову пришёл только один ответ — это было слишком просто. Не только то, как она умерла, хотя именно в этом и заключалась проблема. Всё это было слишком просто с самого начала. Чёрт, да она даже предложила перейти в видеочат раньше него. Не было никакого вызова. Его желание растёт? Потому что в такие моменты, когда им было мало, ошибались даже лучшие убийцы. Тогда они что-то меняли. И становились небрежными. Ему ни за что нельзя так рисковать. Кроме того, он даже не знал наверняка, существует ли эта проблема. Может, он просто слишком напряжён, у него был плохой день? Может, когда он вернётся домой, всё будет хорошо, и это странное чувство неудовлетворенности исчезнет? Глава двадцать седьмая Джо сидела в саду папиного дома и потягивала кофе с молоком, но не трогала тарелку с шоколадными булочками и пончиками. Она взглянула на своего отца, который читал газету. Он почувствовал ее взгляд и поднял голову. — Что? Тебе дать несколько страничек? — спросил её Фрэнк. — Я прочту первую полосу, когда ты закончишь. — Зачем тебе об этом знать, когда ты в отпуске? Твоя мама права, ты никогда не успокаиваешься. Джо вздохнула. — Мне надо следить за своим городом. Я люблю о нём читать. Фрэнк хмыкнул. — Этот город ничто не убьёт. Так было раньше и так будет всегда. Но это не значит, что тут ничего не происходит. Джо всегда испытывала смешанные чувства, когда возвращалась сюда, и это было связано не только с отцом. Новый Орлеан — сложный город. Бесконечные вечеринки заслужили ему девиз «Пусть текут хорошие времена», но при том Новый Орлеан это сосредоточение нищеты и преступности. Она здесь выросла и любила этот город всем сердцем. Джо происходила из большой семьи каджунов, которая жила по всей Южной Луизиане, и её душа всегда будет считать это место домом. Но она не питала иллюзий относительно того, каким образом здесь проявляется тёмная сторона человечества. — Уж это точно, — иронично пробормотала Джо, и её отец засмеялся. — И так можно сказать обо всём, что родилось в этом городе. Включая тебя, — вставил Фрэнк, и его глаза снова опустились к газете. А Джо просто закрыла глаза от этих слов, которые эхом отдавались у неё в голове. Включая тебя. Нет, не включая. И призраки этого города каждый раз напоминали ей об этом. Родители Джо развелись, когда ей было тринадцать, и мама переехала с ней в Новую Англию, где изначально жили её предки. В том возрасте Джо не могла не пустить корни в Окхерсте. У неё были хорошие друзья и в конце концов она безумно влюбилась в Джека, мужчину, за которого мечтала выйти замуж. Ей там нравилось, особенно она любила снег, которого в Новом Орлеане днём с огнём не сыскать. Но она никогда не переставала любить свой первый дом с трудным характером. После «Катрины» характер города стал только труднее, как и чувства Джо к нему. Так многое было разрушено физически, а после урагана — и экономически. Зачем туристам, которые хотят повеселиться, приезжать в город, который находится в самом разгаре кризиса? Поэтому деньги утекали, рабочие места сокращались, а бедность росла. И всё же местные жители безумно гордились своим городом и уникальной культурой, и были решительно настроены возродить всё это из пепла. После «Катрины» визиты сюда вызывали у Джо смесь гордости от того, что её город выжил, и грусти от того, что он так сильно нуждается в помощи. Её отец после урагана отказался уезжать со своей исторической родины, Гарден Дистрикт. Впрочем, ничего удивительного — он был самым упрямым каджуном на всём белом свете. Но ещё он был самым младшим ребёнком родителей, выросших во время Великой депрессии, и он был очень умён. Фрэнк всегда держал в доме много провизии и денег и прекрасно знал, как справиться с последствиями, которые обрушились на него как библейская чума. Генератор поддерживал дом в рабочем состоянии, а большая заначка помогала ему и нуждающимся соседям, поэтому в глазах многих он стал чуть ли не святым. Джо не стала бы утверждать, что отец принял правильное решение, когда остался. По её мнению, это было безрассудно, но тем не менее она им гордилась. Его точно не так-то просто было сломить. А её? Нет. Она даже не могла раскрыть то дело — единственное, которое ей дали за последние полгода. С чего она вообще решила, что у неё будет время на раскрытие дел? Она знала, как много различной работы ей предстоит выполнять. Может, она сама подсознательно заставила себя отказаться от правильных поступков — снова? Джо попыталась отвлечься от своих мыслей маленьким пончиком и новой порцией кофе. Она закрыла глаза, когда сделала глоток, стараясь сдержать стон. Как бы она ни любила «Старбакс» и «Холму зёрен», им никогда не удастся сварить кофе так, как это делал её отец. Джо откусила кусочек булочки, наслаждаясь тем, как опустилась корочка, когда она вгрызлась в неё. Но все это было бесполезно. Как она ни старалась, непреднамеренный смысл слов отца вертелся у неё в голове, не оставляя её в покое. Она навещала отца по крайней мере раз в год с тех пор, как переехала в Окхерст. В подростковом возрасте оставалась с ним почти на всё лето. Эти визиты поддерживали её связь с городом и старыми друзьями, но расстояние заставляло их медленные перемены во внешности и характере казаться резкими и неожиданными. Находясь в безопасности и комфорте Новой Англии, она видела, как сильно трагедия потрясла её друзей, и как они менялись из-за неё. Эта перспектива убедила её в том, что становление личности во многом зависит от обстоятельств и возможностей. Её безопасное расстояние от этой трагедии как будто испарилось, когда она приехала сюда в шестнадцать лет. — Мне надо кое с кем встретиться, — заявил Марк, её полупарень, когда они гуляли с их общим другом, Тревором. — Да мне всё равно тут скучно. Куда тебе нужно? — спросил Тревор. — На Конго-сквер. Это было место в парке Луи Армстронга, к северу от Квартала. Они направились туда. Парни по дороге смеялись и пинали камни, а Тревор хвастался своими подружками. Когда они подошли к парку, раздался неожиданно-резкий звук, действительно способный напугать. Марк вообще перепугался на удивление сильно. Тревор долго посмеивался над ним. — Да что с тобой такое? Ты всё время оглядываешься через плечо и пищишь как девчонка. Ты перекурил травы или что? Паранойя началась? За тобой идут? — Ой, да отстань, — выдал Марк, но улыбка не тронула его глаз. Джо начала переживать, когда они подошли к Конго-сквер. Там всегда было опасно после наступления темноты и там явно что-то менялось, а уж тем более со времени ее последнего визита в парк. Те немногие люди, мимо которых они проходили, оглядывали их довольно враждебно, а затем перешёптывались, прикрываясь ладонями. Она убедила себя, что просто давно здесь не была и забыла, как тут всё устроено. Марк указал вниз и велел им оставаться на месте, затем пробежал несколько сотен метров к группе людей на краю площади, в основном скрытой от тусклых огней. Джо силилась разглядеть их сквозь гнетущую темноту. Когда зрение привыкло, её глаза пробежались по их одежде, и кровь застыла в жилах. Это не друзья. Эти мужчины были старше, около двадцати пяти. Это бандиты, и они были пьяны. Мужчины смотрели, как Марк приближается к ним, и когда он был уже в нескольких метрах от них, один шагнул вперед. Остальные зашагали позади него. Во влажном воздухе до Тревора и Джо доносились громкие голоса. Были слышны лишь обрывки разговора, но заполнить пробелы не составляло особого труда. Марк продавал им травку, и её не хватало. Сильно не хватало. Тревор сделал шаг по направлению к Марку, но Джо схватила его за руку. — Он сказал нам ждать. — Они с ним что-то сделают. Я должен помочь. — Как? Ты же знаешь, что у них пушки или как минимум ножи, и их шестеро. Что мы можем сделать? — Не «мы», подруга, а «я». Не могу же я просто на это смотреть. С дальнего конца площади подошёл незнакомец, и теперь он был достаточно близко, чтобы видеть, что там происходит. Страх сдавил Джо горло. Незнакомец повернулся к группе мужчин и попытался оттащить от них Марка. Двое повернулись к нему, но он не отступал. Он сделал шаг к лидеру группы и закричал: — Я не боюсь такой шпаны, как вы!