– Он был на двадцать лет старше. – Я же сказал «почти»… Чай будешь? – Нет, спасибо. Я бы хотел поговорить о деле Максаковой. – Сейчас поговорим, а чай я тебе все-таки сделаю – вдруг передумаешь? Ян не стал возражать только потому, что это было бесполезно. Он наблюдал, как Буланов достал из банки высушенные листья, даже не похожие на чайные, разбросал их по кружкам и залил кипятком. – Сам собирал! – гордо объявил он. – Настоящий русский иван-чай! – Больше на сныть похоже… – Вот ты все-таки копия отца! Буланов поставил на стол две кружки – белую с хохочущим песиком и глиняную с отбитой ручкой. Критически осмотрев результат, бывший следователь, видимо, решил, что получилось скупо и негостеприимно. Он водрузил между кружками открытую банку с килькой в томате. Рядом с серебристым рыбьим боком в красноватой жиже плавала мертвая муха. Лишь после этого Буланов пришел к выводу, что его долг как хозяина исполнен, и сел за стол. Ян ожидал, что его придется снова выводить на нужную тему, но нет, бывший следователь заговорил сам. – Нечего там обсуждать, на самом-то деле. Сама она повесилась. От дури – с жиру бесилась, не знала, чем еще себя развлечь… – И решила на веревке покачаться? Не сходится: они ведь считались образцовой семьей, насколько я понял… – Мало ли, что там считалось! Сам этот Максаков вкалывал, как проклятый, дома почти не бывал. А вот баба давно не работала… Да она вообще по жизни не работала! Так, попробовала чуть-чуть вначале. Но как муж начал прилично зарабатывать – все, больше ее ни на одном предприятии не видели. А ведь у них даже детей не было! Чем она занималась? Я вот что за свою жизнь понял: дома бабу нужно заводить только от острой необходимости! Ян, в этот момент разглядывавший висящие рядом с разделочными досками носки, рассеянно кивнул. – Она много лет была просто богатой женой, – продолжил Буланов. – Тогда она еще вела себя нормально, но я так думаю, психика уже начала портиться. Это обычно накапливается! – Да уж… Но потом у них родилась дочь, по идее, все внимание Дарьи должно было сосредоточиться на ней. – Ну, это как сказать… Была б нормальная девка – да, мамку оживила бы, взбодрила. У женщин что-то там в голове срабатывает, когда они своих детей получают. Но Танечка их эта… Я уж извиняюсь, но это не нормальный ребенок! Нет, ну так-то она милая, лыбится все время, но ведет себя все равно не по-людски. И глаза у нее такие еще, кукольные… Ты в них смотришь и вообще не понимаешь, что у нее в голове творится! Это я с ней совсем недолго пообщался, а мамка ее годами рядом жила. Вот кукуха и начала отъезжать постепенно. – В смысле – постепенно? – Это газетчики могли написать, что она покончила с собой внезапно, они такое любят. Но я ведь со многими поговорил! Там если кто и считал, что внезапно, так только ее муж, остальные замечали, что с ней происходит. А муж просто видел ее реже, чем другие. Ну и Танечка эта их тоже мычала: нет да нет. Но ее можно не слушать, что она там соображает? – Насчет них я понял, что говорили другие? – спросил Ян. – Что она с каждым годом становилась все более истеричной. Вот что бывает с теми, кто с жиру бесится! Если ей что не нравилось – орала только так, заводилась вполоборота. Если совсем настроение поганое, могла и с кулаками броситься. – На кого она бросалась с кулаками, если муж и дочь считали, что с ней все в порядке? – Ну, муж, допустим, не считал, что все в порядке. Он видел ее истерики, на него она тоже орала, но драк с ним не было. И самоубийства он не ожидал. Он все это списывал на возраст, говорят же, что у баб к сорока годам сносит крышу… – Это он так все объяснил? – Я просто упрощаю то, о чем мы с ним говорили, – пожал плечами Буланов. – Он предлагал ей полечиться, она отказывалась, у него не было времени настаивать. Дочку она не трогала. Но с ними жила еще его сестра и к ним приходила прислуга – горничные всякие, садовники. Так вот, на сестру и прислугу она как раз накидывалась. – Со слов сестры? – Со слов многих. Ты за дурака меня держишь? Если бы только сестра жаловалась, я б не поверил. Две бабы, как две кошки, ссорятся легко и ненавидят друг друга всю оставшуюся жизнь. Но о том, что она все больше слетала с катушек, говорили многие – даже соседи и их прислуга. Ее крики слышала вся улица. Ее и в местном магазине пару раз видели рыдающей. Тут надо было перестать просить вежливо и отправить ее на лечение принудительно, а Максаков ждал, что само пройдет. Ну и дождался. – Она покончила с собой днем, если не ошибаюсь? – Как ты можешь ошибаться, если явно в отчет глянул? – хмыкнул Буланов. – Ну да, днем. Дата обычная, ничто не предвещало, как говорится… Там была и дочка ее, и сестра мужа… Не помню, как сестра мужа по отношению к ней называется – золовка, невестка? Все время путаю! – Это не важно, давайте дальше. – А что тут дальше-то? То, что они были дома, мало что могло изменить. Дом большой, окна во все стороны выходят. Максакова пошла в сад – сад у них в то время роскошный был. Никто не ожидал подвоха, никто на нее не смотрел. Наоборот, она в тот день наконец-то спокойная была, ни с кем не поссорилась. Вот к ней и не обращались – не будили лихо… Час прошел, другой, а ее все не было. Но погода хорошая, чего б не посидеть в саду? – Ее ведь горничная нашла? Буланов, в этот момент напряженно выковыривавший из зубов сухой лист, замер на пару секунд, припоминая что-то, потом кивнул. – Точно-точно, горничная. Пошла к обеду позвать, ответа не получила, двинулась дальше, потом увидела – висит! Дотронуться не решилась, девка пугливая была. Это уже Сурначева, ну, сестра которая, вызвала Скорую и до приезда медиков сняла Максакову с дерева, попыталась помочь… Но там поздно было помогать. Медики потом установили, что она умерла не меньше чем за час до обнаружения. О записке Ян спрашивать не стал – и так знал, что нашли. Смятую бумажку в сжатой руке Дарьи, последние слова самоубийцы, прощающейся с миром. Она никого не винила, просто признавалась, что устала. Там вообще много что потом нашли при обыске комнаты. Дневник Дарьи, в котором та жаловалась на утомление и непонимание. Письма с проклятьями неизвестно кому, которые она так и не отправила. Все это не могло считаться полноценными доказательствами безумия, однако намекало, что Дарья многое скрывала от родных и друзей. – Муж не пытался препятствовать расследованию? – уточнил Ян. – Какое там! Наоборот, кричал, что, если мы схалтурим, он нас закопает. Копатель нашелся… Но я не ради него старался, а потому что привык работать хорошо. Если б там был хоть намек на убийцу, я бы нашел! Намека не было. В саду не обнаружили никаких следов посторонних. Никто в поселке не видел в тот день людей, хотя бы отдаленно подходивших под определение «подозрительная личность». На веревке сохранились только отпечатки Дарьи Максаковой. Все указывало на самоубийство и ничто – на постановку. – Да и не выигрывал никто от ее смерти, – заметил Буланов. – Если б мужа убили, тогда – понятно, она бы нажилась неслабо. Ей бы все досталось. Но у нее не было никакого имущества, которое он мог бы унаследовать, все и так принадлежало ему. – Это тоже мотив. – В смысле? – Он мог потерять часть имущества при разводе, – пояснил Ян. – И значительную, если бы Дарью назначили единственным опекуном их дочери. – При каком еще разводе? Они не собирались разводиться! – Это Максаков так сказал? Но у него была любовница. Как по мне, предсказуемая причина для развода. – Это та, на которой он женился потом? – фыркнул Буланов. – Так она больше года у него уже была – и все знали! Жена его тоже знала, но разводиться не собиралась. – Как благородно с ее стороны. – Может, хватало адекватности понять, что это она сама виновата – довела мужика… В мире Буланова все и правда представлялось логичным. Долгие годы брака Максим даже не задумывался об изменах. Он остался верен жене, и когда родилась Таня, хотя по мнению бывшего следователя такой ребенок уже давал отцу право снимать стресс любым способом. Зато сам Максаков так не считал. Любовница у него появилась, лишь когда отношения с Дарьей окончательно испортились. Почти каждый его разговор с супругой заканчивался скандалом и криками, Дарья не подпускала его к себе. Вот тогда он и начал встречаться с Верой, работавшей в ту пору его секретарем. Буланов считал, что Дарью это не должно было волновать. Сама нарвалась, сама виновата, нечего теперь возмущаться! Ян сомневался, что она действительно воспринимала все так спокойно. Измены мужа могли подтолкнуть ее к самоубийству… но доведением до самоубийства считаться не могли, закон есть закон. Как бы то ни было, пока все сводилось только к суициду. И все же… Яну не слишком нравился подход «баба дура, потому что баба». Понятно, что десять лет назад Буланов наверняка был в лучшей форме, чем сейчас. Но если он уже укрепился в такой философии, он мог упустить многие странности в поведении Дарьи. Узнать об этом наверняка не получится. В документах не сохранилось никаких следов, все надежды Яна были связаны исключительно с воспоминаниями следователя. Но воплощение этих надежд теперь старалось стряхнуть с вилки муху, не теряя при этом кильку. – Спасибо за помощь, – сказал Ян, поднимаясь с пошатывающейся табуретки. – Мне пора. – Так чего приходил-то? – встрепенулся Буланов. – В смысле, почему снова речь зашла о том деле? Столько лет ведь прошло! – Десять. – Ну, десять… Что, теперь в честь юбилея дела проверяют? Или еще кто помер? Перед глазами снова мелькнули почерневшие, иссушенные останки ребенка. – Нет. Все пока живы. Надеюсь, живыми и останутся. Максаков серьезно подходит к принципу «пока смерть не разлучит», он все еще женат на Вере. – Да ну, жизнь учит даже его! – рассмеялся Буланов. – Это первую свою жену он любил, даже когда она стала слетать с катушек. Ты замечал, что так часто бывает: баба неадекватная, надо бы ее бросить, а от нее все равно мужик ее без ума? – Даже не представляю такой ситуации, – криво усмехнулся Ян. – А вот у них так было! Но со второй бабой его попустило наконец. Он на ней женился только потому, что она беременна была. Вот здорового ребенка ему хотелось, да… Понятно, почему – любому понятно, кто хоть денек с его Танюшкой пробыл! Это было жестоко – но вдохновляло на размышления. Александра предполагала, что если Тимура действительно заменили, то знают об этом оба родителя. Теперь же могло оказаться, что все устроила только Вера… Да, это бесчеловечно. Но если отбросить моральную сторону вопроса и сосредоточиться на практической, причины у нее были. Ей наверняка стоило немалых трудов добиться этого брака. Она работала с Максаковым, знала о ситуации в его семье, а потому решилась. Рождение наследника стало единственным ее надежным инструментом, единственной гарантией, на которую можно положиться. Есть сын – и его отец будет на коротком поводке. Может, Вера не отказалась бы родить и других детей, да не сложилось. Проблема скорее всего была в Максакове – его первый брак намекал на это. Так что маленький Тимур становился особенно ценным. Много лет все было если не хорошо, то под контролем. Но вот произошло несчастье, мальчик пострадал, чудом выжил… Ян даже допускал, что это было связано не с конкурентами Максакова, а с какими-то недоброжелателями Веры. Для Тимура это ничего не меняло. Вера столкнулась не только с горем, но и с риском. Сложно сказать, что ожидало бы ее, если бы мальчик умер… Поэтому она и решилась заменить его на ребенка, который точно останется в живых и продолжит радовать Максима. Хотя это на словах звучит просто – «заменить ребенка на ребенка». Могла ли Вера действительно убить Тимура? Способен ли кто-то на такое? А впрочем, тут многое зависело от обстоятельств. Возможно, врачи уже не сомневались, что Тимур, даже оставшись в живых, навсегда станет «овощем». Или мальчик все-таки очнулся и мучился от невыносимой боли, которую не могли заглушить никакие препараты. Тогда мать могла поддаться эмоциям, задушить его в порыве отчаяния. Потом, когда боль утихла, Вера снова начала мыслить здраво и поняла, что лишила себя будущего. Тогда ей и понадобился новый ребенок… Которого никак не могло быть. Этот этап, финальный, рушил даже самую циничную версию. Можно заменить умершую золотую рыбку на ту, которая выглядит точно такой же. Но где взять такого же мальчика? И не на время, а навсегда… Если Максаков не знал о подмене, как он не заметил подвох? Это же его сын… Такое количество тупиков намекало, что они с Александрой изначально двинулись не туда в этой истории. Мальчик в садовой скульптуре – все-таки не Тимур Максаков, они напрасно теряют время. Возможно, Александре удастся выяснить больше, а до тех пор Ян собирался заняться списком, который им подкинула программа распознавания лиц. Там ведь были и другие имена, много имен, близнецы просто зацепились за Тимура из-за его травм и совпадающих сроков.