Как и следовало ожидать, семья считалась неблагополучной. Это подразумевало вялое внимание органов опеки и периодическую гуманитарную помощь. Гаевским то денег подкидывали, то продуктов, то находили детям место в оздоровительных лагерях. Одна из таких подарочных путевок и стала для маленького Вани роковой. Он поехал в летний лагерь, но домой так и не вернулся – утонул. Родители горевали, однако успокоились довольно быстро, когда им выплатили компенсацию. А вот Вячеслав Денисович успокаиваться не собирался. Он неплохо общался с внуком и никак не мог поверить, что того больше нет. Пожилой мужчина позабыл об алкоголе, хотя родственники считали, что лучше бы он пил. Он целым днями доказывал всем, кто не успевал от него удрать, что смерть Вани была постановкой, а на самом деле мальчика похитили. – Кто? – спросила Александра. – Да никто – и все подряд – рассмеялась хозяйка квартиры. Чувствовалось, что она не воспринимала свекра всерьез ни тогда, ни сейчас. – Инопланетяне, рептилоиды, руководство лагеря. Даже ту бедную женщину приплести умудрился! Кого-то там она ему напомнила… Да мы с мужем ему сами пару бутылок принесли, чтобы он угомонился! Но стало только хуже: он впервые всерьез напился после смерти Вани – и как раз устроил тот погром. Видите? Это все бухло и стресс, не виноват он! Тогда это поняли, и дело закрыли. Сейчас-то зачем снова полезли? – Положено, – сухо ответил Ян. – Если ребенок умер летом, а ваш свекор напал на женщину осенью, получается, его и похороны не убедили, что внук мертв? Или он отказался на тело смотреть? – Так не было никакого тела… Мы пустой гробик хоронили, чтобы по-людски было. Ну а так не нашли Ваньку нашего… Да разве ж могли найти? Ян почувствовала, как сестра осторожно коснулась его плеча. Хотя в этом не было необходимости: понятно, что он думал о том же. Кто угодно заметил бы совпадение! – Неужели возле детского лагеря такое бурное течение, что тело унесло безвозвратно? – удивилась Александра. – Ну, купались-то они в сущей луже – там озерцо было… Ванька в реке утонул, которая неподалеку текла. Там купаться было запрещено, но разве ж его остановишь? Он весь в отца был: его никакие запреты не волновали! В голосе женщины, потерявшей сына, звучала странная, раздражающая Яна гордость. – Кто-нибудь видел, как он утонул? – Конечно, иначе откуда бы об этом узнали? Один из воспитателей видел, как Ванька на речку удрал. Воспитатель побежал следом, но догнать не успел. Ванька наш прыгнул туда – и его сразу на глубину затянуло! Речка-то только на вид спокойная была, течение там на самом деле – будь здоров! Но разве малому такое объяснишь? Он верит только в то, что видит. Его неделю искали, потом мертвым объявили. Потому что никто там не смог бы выжить, ну вот совсем никто. Даже взрослый, куда уж ребенку? Этого один Денисыч не понимает, потому что упрямый дед! Только и твердит, что «Не мог он утонуть, я его сам плавать учил!» А какая разница, учил, не учил? Поток уносит всех… – Мы можем взглянуть на фото Вани? – поинтересовался Ян. – Погодите, зачем вам это? – растерялась хозяйка квартиры. – Вы ж к Денисычу приехали, при чем тут вдруг Ванька? – Вам так сложно показать фото своего сына? Александра повысила голос незначительно, совсем чуть-чуть, но этого хватило. Хозяйка квартиры сжалась так, будто ей пощечину отвесили. Она скользнула в ближайшую комнату, оттуда послышалась торопливая возня, недовольные детские вопли, женские окрики. Близнецы дожидались ее молча. Слова сейчас были не нужны, взглядов, направленных друг на друга, хватало. Ян ожидал, что визит к Гаевскому даст им незначительную подсказку – или не даст вообще ничего. А получить они могли неожиданно много… Наконец хозяйка квартиры вернулась к ним, протянула старую фотографию с парочкой заломов. – Вот, держите… Тут помялось чуть-чуть, но это потому, что я на похоронах эту фотку очень уж обнимала, так-то мы память бережем! Ян рассеянно кивнул, дальше он уже не слушал. Он смотрел только на фото. Сейчас он готов был поверить своим глазам лишь потому, что успел подготовиться к чему-то подобному. С измятой, чуть выцветшей фотографии им широко улыбался Тимур Максаков. Глава 7 При желании можно было и сейчас убедить себя, что все не так однозначно. Если это и правда сын Веры Максаковой, каким-то образом подмененный в роддоме, понятно, почему он похож на своего брата. А может, он и вовсе усыновленный?.. В общем, версии были, но держаться за них Александра не собиралась. Она знала больше брата и первой поручилась бы, что на фото тот самый мальчик, который теперь живет в поселке. Да, чуть старше, с другой прической, с едва заметными шрамами, меняющими черты лица, но это все равно он! Взгляд, улыбка – все осталось прежним. Ему могли каким-то образом, пока не до конца понятным, подсунуть чужие воспоминания, однако его личность при этом осталась неизменной. Горькая ирония заключалась в том, что его мать как раз не узнала бы сына… Скорее всего, не узнала бы. Она приняла версию о его смерти. Это не значит, что она желала потерять его или ей не было больно. Просто она прошла трагедию и двинулась дальше, время размыло в ее памяти черты сына, который был для нее одним из многих. Она ни на секунду не усомнилась, что Ваня утонул. Увидев его на улице, она разве что удивилась бы: как похож этот ребенок на ее мертвого сына! Хотя где им пересекаться? Они теперь жили в разных мирах. Говорить сейчас нужно было с тем, кто не поверил. – Точно он, – шепнула Александра на ухо брату. Ян никак не отреагировал, но она не сомневалась, что он услышал. При хозяйке квартиры и правда не следовало обсуждать это. – Так где мы можем поговорить с Вячеславом Денисовичем? – поинтересовался Ян. Хозяйка квартиры по-прежнему ничего не понимала, но решила, что у нее проблем все-таки не будет. Она торопливо убрала фото сына в карман застиранного халата и кивнула на дальнюю дверь. – А где он может быть? Он всегда на одном и том же месте. Вы уж извините за бардак… – Об этом можете не переживать. В двухкомнатной квартире каким-то чудом умещались восемь человек. При таких условиях парализованному старику и мечтать о собственной комнате не приходилось. Ему обустроили место у окна – обычную кровать, на которой собрали такое количество подушек, что из них впору было построить крепость. Рядом, у стен, располагались двухъярусные кровати, на которых ночевали дети. Но вот днем внуки не горели желанием оставаться рядом с дедом, в спальне было пусто, и Александра прекрасно понимала, почему. Воздух был наполнен тем густым тяжелым запахом, который возникает при плохом уходе за лежачим пациентом. Смесь давно не мытого тела, переполненных подгузников, старой одежды… Открытое окно не спасало. Вячеслав Гаевский был до подбородка накрыт старым ватным одеялом, и Александра не хотела даже представлять, как он выглядит под толстой тканью. Одно лишь изможденное, посеревшее, покрытое седой щетиной лицо говорило о многом. Когда близнецы подошли поближе, Гаевский медленно перевел на них взгляд. Его лицо оставалось пустым – лицо манекена, не больше. Похожее на живое, но не способное никого обмануть этим сходством. – Мы пришли поговорить о вашем внуке, – сказал Ян. Им обоим приходилось стоять у кровати, нависая над Гаевским, стульев в захламленной комнате не было, а садиться на не заправленные детские кровати было как-то неловко. Гаевский не отреагировал. То ли не понял смысл слов, то ли не верил, что здесь можно сказать что-нибудь новое. Так не годится. Александра знала, что выгонять их отсюда не будут, время вроде как не ограничено. Однако она не сомневалась в том, что скоро сюда сунутся как минимум дети, а то и вовсе хозяйка квартиры. Гаевского нужно было выводить из затянувшегося транса немедленно – пусть даже шоковым способом. Александра нашла в телефоне фото Тимура, снятое в поселке, и показала пожилому мужчине. Снимок был сделан издалека, такого бы не хватило, чтобы доказать поразительное сходство двух мальчиков. Однако Гаевскому оказалось достаточно и этого. – Откуда?.. – прохрипел он. Похоже, он давно уже ни с кем не говорил. – Это сейчас не так важно. Мы бы хотели поговорить о вашем внуке. Однако Гаевский уперся: – Откуда фото?! Это было нехорошо. Если он повысит голос еще чуть-чуть, их услышат в соседней комнате. Да и злость в его глазах Александре не нравилась – при таком настроении нормального разговора не будет. Она прикидывала, как настроить старика на нужный лад, но брат ее опередил. – А какая разница? – спокойно спросил Ян. – Где бы ни было снято это фото, где бы ни находился этот ребенок, вы не сможете встать и побежать туда. Зато мы можем туда попасть. И когда попадем, будет лучше, если мы уже будем знать всю правду. Вряд ли он действительно чувствовал такую уверенность, но врал убедительно. Старик продолжил хмуриться, зато больше не вопил. – Нам нужно знать вашу версию событий, – признала Александра. – Что случилось в том лагере? Почему вы не поверили, что Ваня утонул? Внушение помогло: на этот раз старик им ответил. Вячеслав Гаевский любил всех своих внуков. Это никак не мешало ему периодически уходить в запои. Он не мог оставаться с детьми постоянно, давние страхи его догоняли, и он прятался от прошлого, как мог. Но когда он был трезв, он с удовольствием водил внуков в парк, за грибами или на рыбалку. Он любил всех детей сына, однако Ваня определенно был для него особенным – потому что напоминал Вячеславу его самого в детстве. Подвижный, не унывающий, любопытный настолько, что он готов был принять наказание, лишь бы выяснить то, что ему нужно. Слушая это, Александра вспоминала мальчика, который жил теперь в соседнем коттедже. Он, ну точно, он… Против поездки в лагерь тем летом Гаевский не возражал – его внуки периодически отправлялись куда-нибудь за счет неравнодушных людей. А вот когда его настигла новость о смерти внука, не поверил. Не мог Ваня утонуть, что за бред вообще? Дурацкая шутка! Однако сообщение оказалось не шуткой, Гаевский понял это на похоронах внука. Но даже тогда он не поверил, фарс с пустым гробиком разозлил его. Он устроил истерику. Его выгнали вон. Гаевский видел, что его сын и невестка приняли Ванину смерть, отпустили ребенка и готовы были жить дальше. Это делало его единственным человеком, который мог добиться для мальчика хоть какой-то справедливости. – Я же знал, на что он способен, я его учил! – доказывал Гаевский. Теперь, когда он разговорился после долгого молчания, слова давались ему куда легче, хотя голос все равно остался хриплым. – Он не просто бултыхался на поверхности, он рыбкой плавал! Но вдруг он утонул и тело не нашли, как удобно! – В лагере сказали, что он полез в бурную реку, – напомнил Ян. – Чушь! – Вы сами сказали, что он был невысокого мнения о запретах. – Зато он не был идиотом! Если Ванька что-то нарушал, значит, так было нужно – он мог новое узнать или ему было весело. Но вот так жизнью рискнуть… Совсем на него не похоже! – Он мог не воспринимать это как риск, – указала Александра. – Та речка казалась спокойной, наверняка красивой в окружении леса. Он мог прыгнуть в нее просто ради нового опыта. – Не мог он, он все понимал… Но даже так, я решил отталкиваться от худшего. Может, его обманом в ту речку заманили? Или толкнули? Я такое допускал. Вы не думайте, что я просто говорю тут. Я все проверил! Пить Гаевскому больше не хотелось, а хотелось действовать. Мозг бывшего военного, оправившийся от алкогольного дурмана, работал с удивительной четкостью. Гаевский отыскал и лагерь, и реку. Он не стал ограничиваться осмотром, он прыгнул в воду сам. Течение оказалось сильным, но далеко не сокрушительным. Гаевский легко выбрался из воды – и не сомневался, что с этим справился бы и выносливый маленький мальчик. Особенно если по берегу якобы метался воспитатель, готовый ему помочь. В лесу не ревел горный поток, течение реки не могло никого сразу же утащить на дно. – Опять же, есть теория вероятности, – настаивала Александра. – Вы вошли в реку в одном месте, Ваня – в другом, течение в тот день оказалось сильнее… Да много что могло оказаться иначе! – Коряги, – буркнул Гаевский. – Что – коряги? – Там на границе леса река делает изгиб, в этом месте не первый год собираются коряги, такая естественная плотина. Если бы Ваня утонул, его тело должно было рано или поздно вынести туда. – Вряд ли это полноценная плотина, между корягами наверняка есть зазоры, через которые могло проплыть детское тело.