– Ну… нет, – смутился Тимур. – Не совсем. Я снова научился двигаться, а вот вспомнить почти ничего не смог… – Про аварию? – Да про все! Я ни аварию, ни то, что было до нее, не помню… Ася почувствовала, как сердце забилось быстрей. Ну вот же, это как раз то, что нужно Александре! Правда, для такого быстрого результата пришлось перейти сразу к сути, но что в этом плохого? Результат есть, а победителей не судят. – Совсем ничегошеньки не помнишь? – уточнила Ася. – Ничего толкового… Так, какие-то… вспышки. – Например? – Да я не уверен даже… Это как, знаешь, ты просыпаешься и как будто что-то помнишь, но на самом деле – ничего. Это вообще никакого значения не имеет! Я помню, как залезал на огромное дерево, такое прям… как дом! Но я не помню, где это… Помню, как мы с папой ловили рыбу, он очень любил. – Может, ты вспоминаешь речку? – Речку? – удивился Тимур. – Какую еще речку? Что ж, неловко получилась. Ася решила использовать знания, полученные от Александры, чтобы подтолкнуть мальчика к нужным воспоминаниям. Ведь если он действительно Ваня Гаевский, он не мог забыть, как тонул! И только теперь до нее дошло, что речки, возможно, действительно не было. Ваню не столкнули в воду, чтобы похитить, просто его родителям соврали вообще обо всем. Пришлось срочно выкручиваться: – Я просто подумала: если ты помнишь рыбалку, вдруг помнишь и какую-нибудь любимую речку? А машину, значит, не вспоминаешь? Которая тебя сбила? Мальчик заметно помрачнел. – Нет, машину – никогда. Мария Петровна говорит, что я и не вспомню. – А Мария Петровна – это кто?.. – Мой психолог. Она мне помогает разобраться с тем, что в голове. Она говорит, что моя память воспоминания о машине не пропустит, так что и искать их нет смысла. Это очень травмоопасно… Она другое слово какое-то использовала, но тоже про травму. Это ничего… Мама мне рассказала все, что нужно. Главное, что я выжил! Последнюю фразу он явно заучил – скорее всего, подсознательно. Кто-то повторял ему эти слова так часто, что он не мог не запомнить. И все вместе это было жутко: потерянная память, украденная жизнь, мальчик со шрамами на лице… Ася всегда рвалась помочь близнецам, и все же она порадовалась, что лично ей не придется лезть в эту историю глубже. Мальчик довел ее до нужного зала, но уходить не спешил. Он, сначала стеснявшийся, за время разговора заметно освоился. Он достал смартфон, куда более навороченный, чем у Аси, и спросил: – А можно селфи? Никогда еще не фоткался с настоящей индейкой! – Я не… Ай, ладно, можно. Ася решила, что проще согласиться на фото, чем объяснять мальчику, почему жительниц Индии не стоит называть индейками и в чем вообще разница между Индией и Пакистаном. Скоро должна была закончиться очередная сессия, и Асе не хотелось, чтобы ее видели тут с ребенком. Поэтому она быстро попозировала на фронтальную камеру, ну а потом Тимур, которого явно кто-то уже ждал, поспешил к выходу. Лишь когда он скрылся из виду, Ася подумала, что это не такая уже хорошая идея: оставлять свою фотографию в телефоне мальчика, за которым, скорее всего, следят преступники. От этого стало не по себе… Но она быстро подавила страх. Даже если эта его Мария Петровна проверяет телефон своего подопечного, что она увидит? Фото с девушкой в национальном костюме, понятное и предсказуемое. Ей и в голову не придет расспрашивать Тимура, все же на виду! Что может пойти не так? * * * Меньше всего Филиппу Беленкову сейчас хотелось общаться с журналистами. Улыбаться так, чтобы ему верили. Оставаться безупречным с теми, кто на самом деле заслуживает не больше уважения, чем навозные мухи. Ему всегда тяжело давались пресс-конференции, а уж теперь – тем более. Он никому не признался бы в этом, но от себя правду скрыть не сумел: он был измотан. Сначала Филипп никак не мог понять, кто умудрился доставить ему такие проблемы. За последние годы многие хотели его уничтожить – начиная с врагов, которые перешли ему вместе с наследством отца. Но Филипп был к такому готов, он умел защищаться. Ему казалось, что его империя надежно прикрыта, уязвимых мест просто нет. А теперь ему демонстрировали эти уязвимости снова и снова. Сначала он был настолько шокирован, что и не думал о виновном – ему нужно было обороняться. Но потом, когда ситуация более-менее стабилизировалась, он начал искать. И нашел. Методом исключения он определил, что противостоять ему на таком уровне мог только Ян Эйлер, больше некому. А ведь Филиппу казалось, что в декабре они поняли друг друга… Он сдал Эйлеру родного брата. На этом счета можно было объявить закрытыми и никогда больше не вспоминать о случившемся. И Эйлер вроде как угомонился – а потом будто с цепи сорвался. Филипп даже не мог до конца понять, откуда такой энтузиазм. Ян Эйлер не был похож на ревностного блюстителя закона – да и методы, которые он выбирал, сами не всегда тянули на законные. Это больше походило на что-то личное, на месть… Но за что Эйлер мог ему мстить? Филипп ни о нем, ни о его сомнительной семейке и не вспоминал до того, как все это началось! Хотя мотив интересовал его куда меньше, чем результат. Хотелось сделать так, чтобы Эйлер исчез. Не просто умер, а испарился – и все, как будто не было его никогда. Филипп даже мог такое устроить, не впервой. Проблема заключалась в том, что тогда избавляться нужно не только от Эйлера. Там большая часть семьи подобралась… непростая, и это даже если не считать друзей следователя. Поэтому действовать пришлось осторожно. Филипп и насчет взрыва сомневался до последнего, но решил, что оно того стоит. Эйлер должен уняться, он же не дурак… Хотя не факт, конечно. Теперь Филипп выжидал, а заодно и избавлялся от ущерба, нанесенного предыдущими диверсиями. Он для того и созвал журналистов – чтобы объяснить: у него честный, законный и, между прочим, экологически чистый бизнес. А если кто-то решил иначе, этому кому-то следовало меньше протестовать в холодную погоду, явно же голову продуло! Получилось неплохо, но Филипп знал, что так будет, он умел работать на публику. Он не сомневался, что проплаченные журналисты обеспечат ему идеальные статьи и фотографии, после которых никто не усомнится в его благородных намерениях. Пока же обо всей этой болтовне на камеру можно забыть на пару недель… Или, по крайней мере, так думал Филипп. Он уже избавился от галстука, заварил кофе и собирался неспешно изучить документы в кабинете, когда обнаружил, что не все журналисты покинули ферму. Одна девица почему-то задержалась. Да не просто задержалась, она каким-то образом из конференц-зала перебралась на его личную территорию! Хотя не должна была, она не выглядела как человек, который на такое способен. Молодая совсем, двадцать с небольшим, не в деловом костюме даже – в короткой юбке, белом свитере, плотных колготках и ботинках, куртки нет – оставила где-то. Как будто не журналистка, а студентка к нему зашла! При этом девица вела себя так, будто имела полное право находиться здесь: не скрывалась, не смущалась. Когда Филипп вошел, она стояла у стены и разглядывала дипломы в рамках. – Я могу вам чем-то помочь? – ледяным тоном осведомился Филипп, непрозрачно намекая, что помогать он на самом деле не намерен, зато намерен вышвырнуть ее через окно, если она сама не выйдет через дверь. – Ты можешь закрыть кабинет, – отвлеченно отозвалась девица, продолжая разглядывать купленные Филиппом награды за хорошую работу и ответственный подход к охране труда. – Зачем? Вы и так заблудились, не хотелось бы усугублять. – Хорошо, оставь открытым. Но ты уверен, что твоим сотрудникам стоит слышать часто повторяющуюся фамилию Эйлер? Или вообще что-нибудь из этого разговора? Вот теперь Филипп присмотрелся к ней внимательней. Он помнил, что у Эйлера есть сестра – даже две, и он видел обеих хотя бы на фотографиях. Уж не одна ли из них пришла вступиться за родственника? Но нет, странная девица не была похожа на Эйлера. Внимательный взгляд лишь определил, что она старше, чем изначально показалось Филиппу, – и ничего больше. Дверь кабинета все-таки пришлось закрыть. – Это он тебя послал? – поинтересовался Филипп. – Если ты изучил его достаточно хорошо, ты должен знать, что он бы не послал кого-то решать его проблемы. Не то что женщину, вообще никого. – Но ты все равно представляешь здесь его интересы? – Не более, чем твои. Не Эйлер портит тебе кровь. Преследуя его, ты теряешь время и даешь своему настоящему врагу перебить тебе хребет. Не слишком разумно с твоей стороны. – И кто же этот загадочный враг? Девица покосилась на него с демонстративным удивлением. – Я это должна знать? Мне не нужно. Я могла бы выяснить… Я и теперь могу. Но такие занятия навевают на меня скуку, я в процессе захочу развлечься – а тебе это не понравится. Филипп не выдержал, рассмеялся. Ситуация складывалась настолько бредовая, что даже усталость не могла испортить ему настроение. – Ты угрожаешь мне? Правда? Ты, девочка? Да откуда ты вообще выползла такая? – Опять не о том думаешь. Я знаю лишь часть того, что произошло с тобой. Ты знаешь все. Даже в убежденности, что за этим стоит Эйлер, ты должен понимать, что один он бы не справился. И я сейчас не только о представителях закона говорю. – Знаю я, о ком ты говоришь, – посерьезнел Филипп. – Эйлеру помогает кто-то из моих людей… из близкого круга, что скрывать. Да, я жалею, что подпустил к себе крысу. Еще больше жалею, что пока не нашел ее. Но наказаны будут все. – На ловле крыс и сосредоточься. Когда поймешь, от кого тянется нить, проследишь, куда. Не к Эйлеру. – И это все? Так ты надеялась меня впечатлить? Подсказываю: шантаж обычно дополняют угрозами. – Это не совсем шантаж, – покачала головой девица. – Мне нечем тебя шантажировать – в традиционном понимании этого слова. Но я могу обозначить условия игры. Шаг первый – я поговорила с тобой мирно, дала подсказку. Шаг второй – если ты не возьмешься за ум и не перестанешь преследовать Эйлера, я все-таки проведу расследование. Я назову тебе имя того, кто за тобой шпионит. Но в дополнение к этому я лишу тебя чего-нибудь нужного. Обычно люди, которые не понимают слов, – а слова ты получаешь сейчас, – нуждаются в других стимулах. Если ты и тогда не поймешь, попытаешься мстить мне или Эйлеру, я тебя убью. – Надо же… И кого ты пришлешь за мной? – Я не делегирую такие задачи. Но мы уходим слишком далеко в будущее. Это третий шаг, для начала пусть будут первый и второй. Рекомендую остановиться на первом. Сказав все, что хотела, она просто ушла. Она ничего не боялась и совершенно спокойно прошла в паре шагов от Филиппа. А он настолько ошалел от ее наглости, что даже не попытался ее перехватить. Хотелось думать, что это просто удачная игра – или глупость. Девица не понимала, с кем имеет дело, вот и наболтала лишнего. Однако убедить себя в этом окончательно у Филиппа не получалось. Он смотрел в ее глаза и понимал: она знает, что делает. И вроде как у нее не было шансов убить его, такая, как она, по определению не способна стать угрозой! И все же ему почему-то не удавалось просто отмахнуться от этого разговора. Глупо? Очень. Но инстинкты, будь они неладны, били тревогу. Филипп затаился, он хотел переждать опасность, да не получилось: у одной из компаний, которые он курировал, начались проблемы с налоговой. Снова мелочь – и снова неприятная. Продолжение все той же череды. Он должен был реагировать. Его люди постоянно следили за Эйлером, он просто доверил это им, сам даже не интересовался толком, что там у следователя происходит. Теперь же Филипп запросил полный отчет, прикидывая, с какой стороны подступиться. К крайним мерам он по-прежнему был не готов, и вовсе не из-за той девицы, просто острой необходимости еще не появилось. Филиппу нужно было нечто такое, что знатно усложнило бы Эйлеру жизнь, лишило бы и времени, и возможности соваться в чужие дела. И кое-что подходящее там нашлось. Филипп усмехнулся, вызвал своего секретаря и велел: – Мне необходимо сегодня или, в крайнем случае, завтра встретиться с Максимом Максаковым. Организуй это. – Меня спросят, для чего эта встреча.