Но если Александру окружающая красота умиротворяла, то на Нину не действовала вообще. Старшая сестра начала хмуриться еще до того, как вошла в кафе. – Вы с Яном – ненормальные! – сразу же объявила Нина. – И всех за собой тянете! – Хочешь тыквенный латте? Он вкусный. – Вот в кого вы такие, а? Мама наша была святой женщиной! – В отца, очевидно, список для исключения невелик, – усмехнулась Александра. – Слушай, ты каждый раз так стенаешь, что мне почти становится тебя жалко. Но потом я вспоминаю, что ты все равно соглашаешься нам помогать, и как-то отпускает. – Потому что если я вам не помогу, вы натворите еще больше бед! – Ты это… если продолжишь так брови хмурить, они у тебя в ноздрях застрянут… – Александра! Нина уже готова была разразиться гневной тирадой, однако подошла официантка, и пришлось сдержаться. Вопреки собственному возмущению, Нина все-таки заказала тыквенный латте. Кофейные чашки, оранжевые снаружи и белые внутри, смотрелись рядом с крошечными тыквами на удивление гармонично. Когда официантка отошла, Нина не вернулась к бурным возмущениям, она казалась задумчивой, почти печальной. – В этом деле мне и правда нужно если не помогать вам, то присматривать так точно, – сказала она. – Вы определенно ищете очень грамотного и талантливого психолога. Сначала я считала, что он умеет манипулировать только детьми, это несколько проще. Но он, похоже, и со взрослыми работает. – Ты считаешь, что для нас это действительно опасно? – Для вас – вряд ли. Вы не только твердолобые, но и психически стабильные – сама не верю, что говорю такое! Манипуляции легче всего поддаются люди с низким интеллектом и плохим образованием. Но перестраховка лишней не будет, поэтому постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, что такое осторожность. – У меня для таких случаев нужная страничка в словаре заложена, – усмехнулась Александра. – Так значит, Свету Поздееву действительно обманули? – Никто из людей, которые с ней работали, тебе этого не скажет – кстати, говорить со мной согласились далеко не все. Многие меня послали, и, хотя это удар по моей репутации, – очередной из-за вас! – приятно знать, что в нашем деле еще хватает адекватных специалистов. Так вот, поговорили со мной лишь два человека, но они убеждены, что Света была беременна, потому что она сама была убеждена в этом. Ты же понимаешь, что психолог ничего не проверяет. К нему пришла женщина с большим животом, сказала, что беременна – и никто не будет вопить «Не верю!». Ей верят на слово. – А она могла этим самым словом их обмануть? – Теоретически могла. Но по тому, что мне удалось о ней узнать, у меня сложилось впечатление, что она не настолько талантливая актриса. Даже не лучшие из психологов все равно видят больше, чем обыватели. Она верила в свою беременность. Она была очень счастлива – судя по всему, это было ее мечтой, постепенно превратившейся в навязчивую идею. Она очень хотела стать мамой, но у нее много лет не получалось. – Удивительно, почему… – проворчала Александра. – Про отца своего предполагаемого ребенка она что-нибудь говорила? – Отцов, – поправила Нина. – Она встречалась с несколькими мужчинами одновременно. Неудачные попытки забеременеть убедили ее, что проблема не в ней, а в мужчинах, и она свободно меняла их. Похоже, мужчина как таковой был ей не принципиален, только ребенок. Она не знала, от кого в итоге забеременела, и ее это совершенно не волновало. Она даже опасалась узнать имя отца, потому что тогда ей пришлось бы рассказать ему про беременность. – Ну и что тут плохого? Спать с ним можно, а поговорить – так себе идея? – Она боялась, что ребенка у нее заберут. Это навязчивый страх, он не оставлял ее всю беременность – и дальше. Я посмотрела ее соцсети, очевидно, что она проводит с ребенком все время, когда они оба не спят. Пока что это мило, но в будущем может обернуться проблемами для девочки. Если Светлана не подавит в себе страх, ребенку будет очень сложно социализироваться. А она не подавит, потому что я не увидела в ее кругу взрослых людей, способных повлиять на нее. – Или рассказать, что это не ее ребенок, – мрачно добавила Александра. – Давай все-таки вернемся к истокам… Как она может не знать, что у нее удалена матка? Это же… Я не знаю… Ну, не прядь волос потерять! Ей было восемнадцать, когда это случилось, вполне осознанный возраст. – Но ты ведь не знаешь, при каких обстоятельствах это произошло, правильно? Возможно, ситуация была настолько травмирующей, что хрупкая психика подростка заблокировала эти события. Восемнадцать лет – это ведь совсем ребенок! Это почти как Ася… – Нина запнулась, на пару секунд прикрыла глаза, а потом продолжила говорить спокойным тоном профессионала, который рассуждает не о людях, а о том, как устроен мир. – Или ей помогли забыть. Это могут сделать люди с соответствующим образованием. Это могут сделать таблетки. Вариант далеко не один. – Но остается шрам… – Шрам остается на животе, объяснить его могли как угодно, он совсем небольшой. – Опять же, есть вполне физиологические симптомы, – настаивала Александра. – То, что у нее месячных десять лет не было, ее вообще не смутило? – Есть женщины, у которых месячных не бывает или бывают предельно редко при сохранении всех органов. Обмануть девушку, которая росла без матери и вряд ли имела близких подруг, не так уж сложно. Ей сказали, что так бывает, и она поверила. Тут люди, манипулировавшие ею, убили двух зайцев: этим же можно было объяснить то, что ей никак не удавалось забеременеть. – И все-таки она настояла… – Как видишь. Александра медленно кивнула, обдумывая эту ситуацию. Совсем юная девушка пережила тяжелую травму, меняющую всю ее жизнь, но так и не узнала об этом… Почему? Если она забыла сама, почему отец не рассказал ей правду, да еще и поддерживал ее иллюзии? Должно быть, ему было выгодно, чтобы Света и вовсе отказалась от своих попыток забеременеть. Но для нее это стало главным смыслом жизни… возможно, единственным из тех, что еще были ей доступны. Когда ее отец понял это, он прибег к услугам Марии Савельевой. Ему не нужно было удочерять ребенка, на это Света бы не пошла, в двадцать восемь лет она наверняка верила, что способна родить сама. Вероятно, она начала настаивать на обследованиях в иностранных клиниках, чтобы найти истинную причину «бесплодия». Такой поворот Вячеслава Поздеева не устраивал: он не смог бы подкупить всех врачей на свете, кто-то из них открыл бы Свете страшную правду. Так и началась циничная постановка с беременностью и якобы рождением девочки. А ведь другой отец, адекватный, нормальный, сказал бы дочери правду… Когда Свете было восемнадцать, он еще мог счесть, что она не готова к такому удару. Но двадцать восемь лет – совсем другое дело! А он все равно молчал. Причина подбиралась только одна: Поздеев скрывал от дочери правду, чтобы Света не начала спрашивать его о причинах, докапываться до случившегося… или до виновных? Что с ней вообще произошло?.. – Знаешь, в ее нынешнем поведении довольно много указаний на то, что она пережила грандиозную травму, – тихо сказала Нина. – Начать хотя бы с ее полноты… Она вывешивала у себя подростковые фото, в то время она была очень худенькой. Да и телосложение у нее астеническое, она не склонна к полноте. В свое время ей наверняка стоило серьезных усилий набрать лишний вес, чтобы спрятаться за ним, как за доспехами. Кроме того, она старается постоянно быть на виду, с влиятельными людьми, даже если догадывается, что ей не рады. Это может быть подсознательной просьбой защиты у сильных мира сего. Ее навязчивое желание обязательно стать матерью можно объяснить поиском безусловной любви другого живого существа – и это в сочетании с романтическим безразличием к мужчинам. Возможно, физиологическим тоже, у меня нет никаких сведений о том, как проходит для нее половой акт. И даже ее собственническое отношение к ребенку намекает на страх предательства, возможность потерять самое дорогое вопреки всему. – Все это может означать, что ее домогался или даже изнасиловал собственный отец? – спросила Александра. – Может – но не обязательно означает. Скорее, это намекает, что он знал о случившейся с ней трагедии. И хотя осознанно Светлана забыла о произошедшем, в ее подсознании сохранилась обида на отца за то, что он ее не защитил или не отомстил за нее. – Насколько вероятно вытрясти из нее правду о случившемся? Сделать так, чтобы она все вспомнила? Нина бросила на сестру укоризненный взгляд: – Не смей, поняла? Вот даже не думай об этом! – Да я чисто гипотетически! – Гипотетически она, как же… Для того, чтобы Светлана вспомнила правду и сохранила рассудок, нужна работа команды очень серьезных профессионалов. Потому что в ее истории изначально все было сложно, а с годами усугубилось. Ей нужно будет столкнуться с тремя серьезными ударами: признанием травмы как таковой, многолетней ложью отца, а теперь еще и всей этой историей с подставной беременностью. Она не сильный человек, Саша. Она может не справиться. Александра невольно вспомнила тот день, когда сама потеряла ребенка… Когда ребенка насильно отняли у нее. Все было на виду, да еще и случилось на раннем сроке, но никакие прошедшие годы не могли освободить ее от того дня. Стоило вернуться к нему – и она тут же чувствовала ледяное прикосновение пустоты, по сравнению с которым все остальное кажется бессмысленным. Лучшее, чему она научилась с тех пор, – это просто ограждаться от собственного прошлого. Но не побеждать его… – Я с ней говорить об этом не буду, – пообещала Александра. – Да и вообще, что она еще может мне сказать? Все, что нужно, я узнала от тебя. Она не врала сестре: больше информации можно было получить разве что у Всеволода Поздеева. Но как заставить его говорить? Шантажировать тем, что она скажет его дочери правду? Вряд ли для него это так уж много значит. За прошедшие годы он доказал, что готов заботиться о Свете – но лишь до определенного момента, и ее счастье для него далеко не на первом месте. После этого разговора ей хотелось укрыться от мира. Забыть о том, что существуют и вот такие люди – способные на вот такие поступки. Желательно побыть с Андреем, иногда живой человек – отличное противоядие от обстоятельств. Да и Андрей обещал приехать на обед, так что пока все сходилось замечательно. Ожидая его, Александра решила уменьшить внутреннее напряжение проверенным способом: прогулкой с Гайей. Тем более что погода этому способствовала, золотая осень дожигала свои лучшие дни. На этот раз Александра не планировала ни за кем следить и заглядывать в чужие дворы. Ей тоже нужны были порой выходные, и она собиралась на время оградиться от реальности. Однако реальность не хотела так просто отпускать ее, она позвала голосом Веры Максаковой: – Сандра! Подождите… Я хотела с вами поговорить. Александра остановилась, обернулась – и с первого взгляда поняла, что у Веры наступило очередное осложнение. Ее болезнь проявляла себя очень странно: порой Вера выглядела почти здоровой, а порой, вот как теперь, поражала пугающим сходством с зомби. Когда Александра пыталась расспросить о возможных причинах Андрея, он честно признавал, что угадать не сможет, тут нужно полноценное обследование. Сейчас Вера, пожалуй, выглядела хуже, чем когда-либо. Она заметно похудела, ей, несмотря на теплую для осени погоду, явно было холодно, и она попыталась поплотнее закутаться в шерстяной платок. Ее кожа стала бледной до серости, щеки ввалились, тени под глазами смотрелись синяками. Она старалась улыбаться, но на ее измученном лице эта улыбка казалась откровенно лишней. – Вера, здравствуйте, – растерянно произнесла Александра. Хотелось напрямую спросить об этом. Выяснить, что происходит, предложить визит к врачу. Но Александра понимала, что соседка-иностранка, откровенно чужая для Веры, вряд ли имеет на такое право. Впрочем, ее взгляд оказался достаточно выразительным, чтобы Вера перестала улыбаться. – Что, я совсем плоха, да? – Я такого не говорила… – Зато многие сказали. Не переживайте, это не заразно. Никаких вирусов точно не нашли. Я сейчас снова обследуюсь, в очень хорошей клинике, подруга посоветовала… Но и там пока ничего не находят, хотя они только начали! Александра хотела поинтересоваться, уж не Мария ли оказалась этой подругой, но вовремя прикусила язык. Даже в своем нынешнем состоянии Вера могла сообразить, что посторонние о таком знать не должны. Из них двоих одна уже знала, чем все закончится: Александра прекрасно понимала, что в клинике диагностируют общую ослабленность организма или нервное расстройство. Пропишут витаминки. Отправят умирать. Вера о таком догадаться не могла и еще на что-то надеялась. – Это точно не заразно, – повторила она. – Понимаю, прозвучит странно, но вы не могли бы составить мне компанию? Мне с недавних пор почему-то тяжело оставаться одной, такая тревога одолевает… Это очень глупо? – Совершенно не глупо. Давайте я отведу Гайю домой и загляну к вам. – Да можете с ним идти! Я ничего не имею против собак, а Максим только вечером вернется. Даже лучше, если вы пойдете вдвоем. Я вам кое-что показать хочу! Это было странно, но Александра не стала возражать. Они прошли в дом Максаковых и на этот раз на кухне не задержались. Вера сразу же повела гостью наверх – на мансардный этаж. – Там моя мастерская, – пояснила она. – Вы художница? – Художницей я себя не называю… Это скорее хобби, но муж не любит запах красок, ему проще было оборудовать мне мастерскую. Я не в обиде, я даже рада, это для меня такое личное пространство, мне легче сосредоточиться… Я, знаете, росла в довольно бедной семье. Помню, как мечтала, какой будет моя идеальная комната… Потом я поселилась на съемной квартире, в ней с ремонтом не развернешься, ну а после замужества нужно было учитывать и интересы Максима. Поэтому с мастерской я получила ту самую комнату мечты – она только моя! Комната мечты Веры действительно очаровывала, это Александра признала сразу. Помещение было просторное и удачно оформленное под старину – пожалуй, стилизованное под викторианскую эпоху, многое на это указывало. Винтажные изумрудные обои с бежевыми, белыми и карамельно-коричневыми цветами. Изящная резная мебель. Среди аксессуаров много меди и стекла. У дальней стены раскинулся роскошный зимний сад, на который из окна в потолке падал тяжелый рыжий свет осеннего солнца. Казалось, что эта комната не была создана современным дизайнером, а перенеслась из другой эпохи. В воздухе вился легкий запах благовоний, среди которых ключевая нота определенно принадлежала сандалу.