— Людям не нравится, когда пламя превращается в лесной пожар. Пошли они нахуй. Все равно гори. — Erin Van Vuren — Эй, возьми трубку. Глаза Райфа светлеют, когда он смотрит на меня. Говнюк. Он улыбается и машет мне рукой, все еще прижимая телефон к уху и закинув ноги на стол. Я подхожу к нему, хватаю телефон, завершаю разговор, затем бросаю его обратно. — Ладно, это было немного грубо. Он опускает ноги на землю и садится, чтобы положить телефон в карман. — Это мог быть клиент. — Это не так. — Но могло быть. Я сажусь напротив него и расслабляюсь в кресле, размышляя. Райф руководит нашим бизнесом. Первый цент, который мы вчетвером получили как кампания, был от Миши, андеграундного имени, которое теперь мотивирует все, что мы делаем. Потребовались годы, чертова куча проб и ошибок и чертовски тяжелая работа, чтобы мы стали той хорошо отлаженной машиной, которой являемся сейчас. Но вскоре после смерти Катерины, Феликс придумал, как проникнуть на некоторые из ее оффшорных счетов и сделать ее прибыль нашей — под нашими новыми именами, как только мы переродимся. Со временем мы научились повторять этот процесс со всеми претендентами на убийство из нашего списка. Если они заработали хотя бы пенни на том дерьме, которое устроили Катерина, Хьюго и Мерфи, оно гарантированно в конце концов станет нашим. Конечно, я, черт возьми, ни за что не собираюсь жить, есть и отсыпаться на деньги, которые стоят за нашими черными душами — отсюда и наш фронт: Matthews House, Inc. Продажа криптовалют позволяет нам оставаться за кулисами, работая онлайн или через Skype, а благодаря трем разработанными нами филиалам, которые сейчас лидируют по количеству криптовалют по всему миру, это финансирует нашу реальную повестку дня. В этом моя сильная сторона. Райф — лицо Matthews House, Inc. пока я сосредотачиваюсь на нашем списке, и по большей части это работает — я остаюсь в тени. Я не совсем общительный человек. — Они хотят войти, — говорит Райф с довольным вздохом. — С какого счета? — спросил я. Я смотрю на часы, затем провожу рукой по рту, гадая, в моей ли комнате сейчас Эмми. На моей кровати. В моих простынях. — Серебряный Джек. Но у меня такое чувство, что ты пришел обсуждать не это. Я стискиваю зубы. Райф ухмыляется и складывает руки на столе. — Надеешься, что у меня есть больше сделок для тебя? Положив лодыжку на противоположное колено, я смотрю ему прямо в глаза. — Теперь она моя, Райф. Его глаза торжествующе вспыхивают. — Я правильно… — Прекрати нести чушь. Стелла уже давно поставила тебя в известность. Его ухмылка становится шире в ответ. — Я пришел сказать тебе сам, — я наклоняюсь вперед, гарантируя, что он сможет прочитать серьезность выражения моего лица, — чтобы я мог лично убедиться, что ты понимаешь, когда я говорю тебе не прикасаться к ней, черт возьми. — Ну, теперь это не кажется справедливым по отношению к бедной девушке, — его голос сочится весельем. — Мы оба знаем, что ты не прикоснешься к ней. Ты собираешься заставить ее страдать только потому, что страдаешь ты? Напряжение сковывает мои мышцы, а пальцы барабанят по кожаному подлокотнику. — Если я не ошибаюсь, я единственная причина, по которой она не страдает прямо сейчас. Райф на сантиметр подается вперед, так что мы на одном уровне. — Да, и как это было для тебя? Когда она развалилась на части у тебя на руках. Кровь приливает к венам, горячее пламя танцует под кожей, когда адреналин подскакивает. Райф наклоняет голову. — Осторожнее с ней, младший брат, или твой драгоценный контроль может просто лопнуть. Мышца на моей челюсти дергается, и я провожу пальцами по нижней части подбородка. Райф — единственный, кто не понаслышке знает, как близко я подобрался к Софии. То, как я по-детски убеждал себя, что я в некотором роде спаситель, обещания, которые я давал, чтобы вытащить ее оттуда, дать ей шанс вырасти и вести нормальную жизнь. Затем, как ее смерть полностью раздавила меня. До того, как я нашел выход через секс и кровь. Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать — они прошли в тумане экстаза. И мои братья — до того, как они юридически стали моими братьями — были так же глубоко на дне, как и я, когда дело касалось женщин. Для Гриффа и Феликса этого было достаточно на некоторое время. Мне нужно было больше. Мне нужен был красный. Но я был не единственным, кто обнаружил вкус к крови много лет назад. Однако различия между мной и Райфом огромны. Я могу быть расстроен, но я постоянно работаю над тем, чтобы направить свои побуждения в нужное русло. Это никогда не прекращается, самоограничение, потребность в большем. Я не совершаю ошибок. Когда Райф становится жестоким, по-настоящему жестоким, в этом нет ничего контролируемого. Это лесной пожар в залитом бензином лесу. Он уже стоил нам одной ошибки с Мерфи, той, которая положила бы конец всему, если бы не таланты Феликса. Я не рискну еще раз оступиться. Не сейчас, когда я так близок к тому, чтобы каждый человек в нашем списке получил то, чего он заслуживает. Я откидываюсь на спинку кресла, выдыхая сухой смешок. — Ты знаешь, что не можешь вернуться в прошлое, Райф. Никто из нас не может. Наконец, он перестает улыбаться. Черная нефть съедает его карие глаза. — Нет, я не могу. Точно так же, как ты не можешь двигаться вперед. Ты тот, кто ты есть, Лукас. Я прищуриваюсь, глядя на него, но в остальном сохраняю невозмутимое выражение лица. — Мы все такие. Через секунду он открывает ящик справа от себя и достает бумаги. Затем бросает их в корзину рядом с собой, наблюдая и ожидая моей реакции. Я прекрасно знаю, что это документ, который мы с Феликсом составили сегодня утром. Тот самый документ, на который он заключил гребаную сделку, чтобы прочитать. Я двигаю челюстью — единственный признак волнения, который я позволяю себе проявить. — Когда-то давно, — продолжает он, — тебе было наплевать на мое безумие, лишь бы я был безумным. Вспомни себя, Лукас. Когда-то мы были настоящими братьями, еще до создания империи. Два мальчика, которые видели друг в друге то, чем мы были, и никогда не должны были, никогда не хотели скрывать это. В конце концов ты потеряешь контроль, и когда ты это сделаешь — когда ты потеряешь все до последней крупицы, пока не перестанешь отличать красное от черного, правильное от неправильного — я буду здесь. Готовый поддержать тебя так, как это делал ты для меня. Он наклоняется ближе, и мой взгляд угрожает прожечь его кожу. — Потому что это то, что делают братья, блядь. Аккуратно застегивая пуговицы на воротнике, я встаю. Секунду наблюдаю за ним, улавливая гнев, кипящий за его словами. Безумный блеск в его глазах, который мы разделяем. Я наклоняюсь вперед и кладу ладони на стол. — Не принимай наше братство за слабость. Я тот же человек, каким был, когда мы только вышли. Разница в том, что тогда я был мальчиком, который справлялся с чувством вины, поддаваясь каждому искушению. Близорукий, неподготовленный. Неподконтрольный. Я давным-давно превратился в мужчину. Оттолкнувшись от стола, я засовываю руки в карманы и запрокидываю подбородок. — Предлагаю тебе сделать то же самое. Он встает, но я уже отворачиваюсь. У меня нет времени на его дерьмо. У нас есть жизни, которые мы можем разрушить, а время тратится впустую. — Это только вопрос времени, когда она доберется до тебя, мой друг, — кричит он, когда я выхожу за дверь. — И я буду следить за каждым шагом на этом пути.