— Она сказала, что будет готова начать прямо сейчас, что для нее большая честь получить приглашение. Она также упомянула контракт и что-то о конфиденциальности. Затем она ушла в ту же ночь. Я ждала от нее вестей, и когда прошло несколько месяцев без единого слова, я позвонила по номеру, который был записан на дне её комода… Ответила Стелла. Она пожимает плечами. — Остальное ты знаешь. Откидываясь на спинку кресла, я обдумываю ее слова. — Так вот почему ты плакала на своей фотографии. — О нет. — Она ковыряется в своих ногтях, чего я никогда не наблюдал за ней до сих пор. — Ты это видел? Я, эм… мы с мамой не совсем близки. Я пыталась поговорить с ней о том, чтобы найти Фрэнки, убедиться, что с ней все в порядке. Все прошло не так хорошо, вот и все. Ее мать. Я отслеживаю движения Эмми, то, как она потирает шею, затем одергивает низ платья и сглатывает. Я хочу знать, почему эта женщина вызывает у нее такой дискомфорт. Я хочу знать, что сделала мать Эмми, чтобы она так реагировала при малейшем упоминании о ней. Воротник рубашки сдавливает шею, она чертовски чешется, когда я понимаю, что хочу знать все. Кем она была до того, как пришла ко мне. Кем она хочет быть сейчас. Я не буду настаивать. Когда она отдаст мне эти части себя, это будет добровольно. В конце концов, она скажет мне. В конце концов, она отдаст мне все. Протягивая руку, я расстегиваю несколько верхних пуговиц на рубашке, но это не приносит нужного облегчения. Мне жарко везде, и почему, черт возьми, мой стол такой широкий? Она как будто в другой комнате от меня. Сдерживая рычание, я позволяю своему взгляду скользнуть по изгибам её тела. Частям, которые я могу видеть, касаться. Единственные части, которые должны занимать мой разум. Ее гладкая кожа просит, чтобы ее погладили, заставляя мои пальцы обвиться вокруг подлокотника кресла. Черты ее лица округлые, мягкие, и я разочарован тем, что россыпь веснушек отсюда едва заметна. Когда я снова нахожу ее глаза, они блестят. Я прищуриваюсь, что-то неприятное разгорается все жарче в груди с каждым мгновением, когда я наблюдаю за ней. Я не знаю, когда, черт возьми, мое внимание снова переключилось на ее лицо, но, блять, я совру, если скажу, что мне не больно отводить взгляд. Раздражение сжимает вены. Мерфи будет здесь меньше чем через двадцать четыре часа, и, скорее всего, не один. И так как Эмми, блять, парализовала мою способность действовать в одиночку, у нее тоже нет времени на все это дерьмо. Отрывая от нее взгляд, я провожу ладонью по подбородку и вместо этого смотрю на стол, загораживающий мой член. — Почему ты плачешь? Она ерзает на своем сиденье. — Я не плачу. — Твои глаза… стекленеют. Черт возьми, как изящно. Она фыркает и потирает живот, где у нее бинты. — Это называется быть расстроенной. Я волнуюсь. — Когда она шмыгает носом, я медленно перевожу взгляд обратно на нее. — Я просто не понимаю. Я была так уверена, что она была здесь. Я имею в виду, она должна была быть. Верно? Я кривлю губы, нуждаясь в том, чтобы огонь в ее глазах вернулся, чтобы моя грудь снова стала чувствоваться нормальной. Черт побери. Нажав кнопку громкой связи, я набираю добавочный номер Обри. — Да, хозяин? — Ты все еще в доме напротив? — Ага. — Вместо этого попробуй поискать Фрэнки. Наступает пауза, затем: — Фрэнки тоже нет. Но… Подожди, я помню Фрэнки. Эмми садится прямо. — Она была здесь в этом году, не так ли? Пришла со своими личными вещами, хотя мы говорили ей не делать этого? Я пожимаю плечами, хотя она этого не видит. Какого черта люди ожидают, что я знаю это дерьмо за гранью моего понимания. — Да, — подхватывает Эмми, ее голова мотается вверх-вниз. — Это она. Я прищуриваюсь, глядя на телефон. — Почему она не заключила свой контракт? — Я точно не уверена. Стелла справилась с уходом Фрэнки самостоятельно. Я точно знаю, что она была замечена во время работы моделью в Нью-Йорке, и я полагаю, что это как-то связано с ее столь внезапным уходом. Какое-то агентство обратилось к ней с другой возможностью. Я приподнимаю бровь, глядя на Эмми, и ее плечи опускаются вперед. — Возможность поработать моделью? — она шепчет, как будто разговаривает сама с собой. — Спасибо тебе, Обри. — Конечно, хозяин. Линия обрывается, и я наблюдаю, как брови Эмми хмурятся. — Ну? — я бормочу. — Похоже на то, что сделала бы твоя сестра? — Я… да. Наверное, так и есть, но… Она качает головой, складывает руки на животе. — Я просто подумала… Я думала, она написала бы мне. Но, может быть, все действительно так просто. Я имею в виду, почему бы ей не воспользоваться такой возможностью? И кто знает? Она закусывает губу и смотрит на свои ноги. — Возможно, ей было нужно какое-то время не писать. Отдохнуть от ме… от всего. Я бы не стала ее винить. Я наклоняю голову, обдумывая ситуацию. По правде говоря, это чертовски воняет. И повсюду пахнет Райфом. Может быть, мы и облажались, но наш бизнес в Мэтьюзз-Хаусе законен, насколько это возможно. Мы работали с лучшими юристами, чтобы убедиться, что так оно и было, еще тогда, когда мы только начали это дерьмо с секретаршами. Это было шесть лет назад — после моего последнего сексуального инцидента, среди некоторых других сомнительных связей, в которые были вовлечены мои братья. То, что Гриффа дважды обвинили в изнасиловании, чуть не превратило наши планы в пепел еще до того, как мы начали. Основные правила просты, на самом деле: только блондинки — чтобы не допустить подобного дерьма — только женщины, которым нравится то, что мы можем предложить, они приходят к нам, и стандартный контракт на год — это оптимальный вариант. Обычно это столько времени, сколько они могут выдержать, прежде чем захотят уйти, и это позволяет им не ожидать от нас каких-либо дальнейших обязательств. Что касается контрактов, то в них не указано ничего конкретного, кроме их секретарских обязанностей, но наши сотрудники с самого начала знают, во что ввязываются. Если в контракте это не было ясно, то в Темной комнате это наверняка становится понятно. Они подписываются охотно и со всеми необходимыми секретарскими документами. Им выплачивается справедливая компенсация, и они могут уволиться в любое время. Мы не скрываем и не уничтожаем записи сотрудников. Если на то нет причины. — Прими тот великолепный беспорядок, которым ты являешься. — Элизабет Гилберт — Правда. Я не голодна. В животе у Эмми урчит, когда она смотрит через дверной проем на обеденный стол, в зал доносится аромат яичницы с беконом. Схватив телефон, я открываю тему сообщений с Обри. — Твой желудок не согласен. Мои пальцы бегут по клавиатуре, но когда Эмми по-прежнему не двигается, я перевожу взгляд на нее. Я не планировал совершать убийство у нее на глазах; однако я также точно не придумал, как оставить ее вне дел. Независимо от мотивов Райфа, Мерфи наконец-то придет, и я собираюсь покончить с ним. — Следующие двадцать четыре часа будут… полны событий. Если ты сейчас не поешь, ты можешь упустить свой шанс. И свой аппетит. Она хмурится, но снова смотрит на стол, на этот раз ее ноги медленно приближаются к нему. — Хорошо. Пока она идет к столу, я остаюсь в холле и заканчиваю текст для Обри. Я: Загляни в агентство, в которое пошла работать сестра Эмми. Я хочу знать, кто они и как они смогли связаться с ней, пока она была здесь. Кроме того, подтверди, что она действительно приехала и когда. Обри: Да, хозяин. Убирая телефон в карман, я поднимаю взгляд и вижу Гриффа, идущего в мою сторону.