— Ты бывала в Ильерре, девочка? Прикусила язык. Если кто здесь и самка оцехарры, то это я. — Разумеется, — ответила как можно более небрежно. — Наше представление много где побывало. — Далеко же вы забирались. — Бродячих артистов кормят ноги. — Вот как, — низкий, рычащий голос бил с той же силой, с которой может ударить волна. — Повернись, я хочу видеть твои глаза. Вскинула голову и подчинилась, кончиками пальцев по-прежнему касаясь перил. Мне казалось, что стоит их отпустить, и я отпущу себя. Ее. Нас. Позволю поддаться этому наваждению, которое сводит с ума и заставляет зверя тянуться к зверю. Даармархский медленно раскрыл вуаль: кольца заскользили по обручу, стирая последнюю преграду, отделяющую меня от него. Правда, с тем же успехом можно было назвать преградой ширму, которой пытаешься отгородиться от дракона. Сейчас дракон в облике человека стоял передо мной. Стоял так близко, что у меня мутился разум. От него едва уловимо пахло дымом костра и резкой, сумрачной горчинкой ландрэнских трав. Их добавляли в купальные шарики, которые растворялись в воде, мыло или пенные гели для волос. Волосы иртхана еще были слегка влажными, из-за чего казались темнее и тяжелее. Резкие высокие скулы и жесткий изгиб губ, светлый лоскут шрама, уходящий в вырез свободной рубахи. Взгляд Даармархского скользил по мне в точности так же, как мой по нему: вдоль линии бровей, по губам, по ключицам — и ниже. Туда, где капли рубина обжигали кожу ничуть не меньше, чем его присутствие. Желание коснуться губами кромки шрама — там, где здоровая кожа соединялась с опаленной, провести по тонкой границе кончиком языка, пальцами, обжечь укусом — захлестнуло с головой. Осознание этого заставило рвануться назад, но тщетно. Даармархский рывком притянул меня к себе, вплавляя в себя, раскрывая мои губы своими. Так резко, жестко и сильно, что дыхание сорвалось вниз вслед за вуалью, которую дракон просто швырнул за перила. Широко раскрытыми глазами я смотрела в его глаза, раскаляющиеся как металл в плавильне. По венам прокатился огонь, отзываясь тяжестью внизу живота. Тяжестью, жаром, желанием, рычанием, рвущимся из груди. Жесткая ладонь легла мне на затылок, сгребая волосы в горсть вместе с украшениями. Лишая остатков воли, разума, воспоминаний… Была только я, и был только он. Наши звери, бьющиеся о преграды человеческих тел. Я смотрела в его глаза, залитые алым пламенем, я чувствовала, как разогревается его кожа, словно перед оборотом. Пламя ударило в меня с яростной силой: чужое, первозданное, мощное. Сминая последнее сопротивление, срывая с губ рваные вздохи и стоны. Даармархский оторвался от меня, обжигая горячим дыханием. Еще не огненным, но близко к тому. — Моя Теарин, — не голос, звериное рычание. Сумасшедший, ненормальный взгляд ударил в грудь, как выпущенная из арбалета стрела, а вслед за ним ударило копье памяти. Пробив навылет, на мгновение остановив сердце. «Теперь ты только моя, девочка. Лучше тебе запомнить это сразу». Горячие, бесстыдные, лишающие воли прикосновения на берегу. Пламя костра, отбрасывающее тени на жесткое лицо, срывающийся с сильных пальцев огонь, запечатывающий силу Сарра. Уперлась ладонями ему в грудь, с силой отталкивая. — Не ваша, — выдохнула ему в лицо. — И никогда не буду. Я здесь только потому, что мой брат зависит от вас. Пламя в глазах Даармархского полыхнуло сильнее. Так, что на миг стало нечем дышать, мощь сильнейшего дракона обрушилась на плечи яростным ураганом, сметающим все и вся. Воздух вокруг нас стал раскаленным несмотря на прохладу ночи. — Как пожелаешь, девочка, — сейчас это было не рычание, треск углей под сапогами и шипение укрощенного огня. Миг — и пламя в глазах погасло, иртхан указал мне в сторону комнат. Чувствуя, как бешено колотится сердце, направилась туда. Снова ощущая его присутствие за спиной и пытаясь выровнять дыхание после сумасшедшего поцелуя. Даармархский обошел меня, устроился на диване, вытянув ноги. — Налей вина, — произнес отрывисто. — И подай мне. Руки почти не дрожали, когда я наливала вино. Невысокий кубок с узором парящего дракона подала, смело глядя ему в глаза. — Замечательно, — прозвучало чуть хрипло. Ноздри иртхана чуть дрогнули, раскрываясь и придавая лицу звериное выражение. — А теперь доставь мне удовольствие. Сначала показалось, что я ослышалась, но разведенные бедра и пронизывающий взгляд из-под сошедшихся на переносице бровей весьма однозначно говорили, что нет. — На колени, девочка, — негромко повторил он. — Я не стану просить дважды. Перед глазами потемнело. Схватить кувшин и обрушить на его голову, а следом — тяжеленную вазу с фруктами, и… оказаться в подземелье, до конца безумно короткой жизни проклиная себя за то, что не смогла уберечь Сарра. А ведь я поклялась, поклялась себе памятью родителей, что он будет жить. Будет жить, чего бы мне это ни стоило. Медленно шагнула к Даармархскому, так же медленно опустилась на колени и потянулась к его брюкам. Он перехватил мое запястье за пару мгновений до того, как я коснулась бы плотно затянутых тесемок. Перехватил так, что я вскрикнула от боли, глядя в расчерченные вертикальным зрачком глаза. — На что еще ты готова ради брата? — жестко спросил дракон, глядя мне в глаза. Что? — На что еще ты готова ради брата? — повторил, выбивая каждое слово в моем сознании, как клеймо. — Теарин Ильеррская. Вместе с последними словами ушла и возможность дышать. Широко раскрытыми глазами я смотрела в его лицо, пытаясь найти опровержение тому, что услышала, но не находила. Он знает. Эта мысль обрушилась на меня камнепадом, грозя похоронить под собой, я выдернула себя наружу в последний момент. Взгляд метнулся к ножу для фруктов, лежавшему на столике, в двух шагах от меня. Резким движением развернувшись прямо на полу, выбросила руку за ним и пальцы почти скользнули по рукоятке, когда Даармархский перехватил второе запястье. Я оказалась прижата к его ногам с раскинутыми руками, натянутыми, как канаты над ареной. Одно неверное движение — и мне придется попрощаться со связками. С возможностью танцевать. С любыми тренировками на выносливость и балансы. — Вижу. На все. Ненавистный голос за спиной. Сердце бешено колотилось, напряжение в растянутых мышцах перетекало в меня. Даармархский свел колени и чуть подался вперед, заставляя меня прогибаться к полу. Напряжение плеснуло в плечи и спину, отзываясь болью и заставляя сжать зубы. — Бросаться за оружием, Теарин, — произнес он, — нужно, когда ты уверена, что успеешь схватить. И ударить. Прежде чем боль окончательно въелась в жгуты непрогретых мыщц, хватка ослабла. Впрочем, сейчас я бы не рискнула дернуться, и Даармархский это прекрасно знал. — Учту на будущее, — прошипела. — Как давно вы знаете? — С той самой минуты, как услышал твое имя. Ощущение сродни ледяному душу. Ледяному душу на пылающие плечи, неестественно вывернутые по его воле. Все это время он знал. Знал в шатре, когда сообщил, что я стану его наложницей. Знал, когда вез меня сюда, знал на берегу, знал сегодня, когда заставил меня все это пережить… Руки, удерживающие меня, разжались, и я, резко развернувшись, вскочила. Поднялся и Даармархский: неспешно, как готовый напасть дракон. — Зачем?! — прорычала ему в лицо. — Зачем я вам?! — Затем, — он поддел рубиновые капли, позволяя им снова упасть на грудь. Повторил рукой вырез платья, заставляя кожу воспламеняться от малейшего движения жестких пальцев вдоль кромки лифа. — Что я люблю красивые вещи. Не сразу поняла, что рычание принадлежит мне, а когда поняла, было уже поздно: я бросилась на него, и Даармархский легко швырнул меня на диванчик. Обрушился следом, коленом раздвигая бедра и вторгаясь между них. Лепестки юбки предательски раскрылись, бесстыдно обнажая ноги, алые ленты расплескались по полу. Перехватив мои руки, он прижал их к моему животу, скользя ладонями по шелку платья. Попыталась сжать кулаки, но тщетно: Даармархский надавил на запястья, заставляя разжать пальцы, и тут же сдвинул их еще ниже. Еще. И еще. Прикосновение отозвалось таким долгожданным спазмом, что я задохнулась огнем, ворвавшимся в грудь вместо воздуха. Чувствуя собственное желание кончиками пальцев, всей поверхностью ладоней, которые он удерживал, глядя мне в глаза. — Твою ложь, — хриплый голос прокатился по телу волной, заставляя меня выгнуться от острого прикосновения: Даармархский вдавил мои руки сильнее, — слишком легко проверить. Я дрожала от ненависти и унижения, дрожала от испепеляющего меня огня, которого во мне быть не должно. От рычания драконицы, сводящей с ума. Смотрела в заслон непроницаемых глаз, чувствуя, как внутри рождается пламя. Темное, как эти глаза, как темная ночь и глубины океана, шум которого доносился с балкона. — Я убью вас, — пообещала яростно. — Не знаю, как. Не знаю, когда. Но я вас убью. Даармархский усмехнулся, а потом оттолкнулся от дивана так стремительно, что раздался жалобный треск. Развернулся (я слышала шаги, повторяющие мое сердце, как стук барабанов). Хлопнула дверь, хлопнула с такой силой, словно в ближайшую башню врезался катапультированный снаряд. Какое-то время я лежала неподвижно, не в силах поверить, что он ушел. Потом вскочила, срывая рубины. Застежка лопнула, обожгла пальцы и шею ссадинами, но мне было все равно. Я швырнула украшения в закрывшуюся дверь и рухнула на подушки, разбросанные на полу. Колотила их, глотая сухие слезы и вой, рвущийся из груди. Колотила, пока не заболели ладони, пока дыхание не стало напоминать хрипы, а сердце окончательно не сбилось с ритма. Только после этого повалилась прямо на них и в наступившей тишине услышала, как в спальне скребется Дири. Тяжело оттолкнувшись ноющими руками, поднялась. Приблизившись к двери, распахнула ее, и виаренок с тревожным писком вылетел прямо мне под ноги. Подхватила его на руки и прижала к груди, поглаживая между ушей. — Все в порядке, — прошептала севшим голосом. — Прости, что напугала, малыш. Все в порядке. Даармархский узнал…