– Спасибо. Если вы хотите отдохнуть, я могу послать… – Благодарю вас, синьор комиссар, не беспокойтесь. Мне помогает сестра. Проходя мимо Катареллы, Монтальбано сообщил: – Звонила синьора Фацио. Операция прошла хорошо. Можешь всем рассказать. У дверей института судебной медицины стоял доктор Паскуано с сигаретой. – Добрый день, доктор. – Если это действительно так. В любезности доктору Паскуано не откажешь! Кажется, настроение у него так себе, но не критично. – Не знал я о ваших вредных привычках, – сказал комиссар, чтобы завязать разговор. – Каких вредных привычках? – О курении. – Нет у меня никаких вредных привычек. – Но вы же курите! – Монтальбано, вы рассуждаете, как настоящая ищейка! – А как я рассуждаю? – Вы связываете человека и поступок, а между тем человек не обязательно весь в этом поступке… – Доктор, вы неточно цитируете Пиранделло. Знаете, что я вам скажу? – Нет, не знаю. – Мне плевать на ваши привычки. – Вот это правильно. Ведь вы пришли, чтобы потрепать мне нервы и испортить удовольствие от единственной выкуренной за день сигареты. – Одна сигарета – уже привычка, так считают американцы. – Плевать я хотел на вас и ваших американцев. – Это вы зря, с президентом Бушем шутки плохи! Что нового? – У меня?! Каких новостей вы от меня хотите? Способы насильственной смерти я, кажется, видел все. Для полноты картины не хватает массового истребления напалмом. – Я пришел узнать о найденных в колодцах трупах. – Могли бы и не говорить! Думаете, я надеялся, что вы пришли справиться о моем здоровье? – Прошу прощения: как ваше здоровье? – Спасибо, не жалуюсь. Вы очень любезны. С кого начнем? – Со второго, того, который моложе. – Свежее, вы хотели сказать? Его сбросили в колодец живым. – Вы не заметили на теле признаков борьбы? – Комиссар, с возрастом вы явно утрачиваете здравый смысл! Он падал с тридцатиметровой высоты и ударялся о стенки колодца, как мячик. Хотите совет? – Если вы считаете, что он мне поможет… – В ваши-то годы, почему бы вам не уйти в отставку? Разве вы сами не видите? – Доктор, не все так печально, вы усугубляете. – Я врач. Врачи всегда должны говорить правду. – Вы руководствуетесь этой идеей, даже когда блефуете в покер? – Когда я играю в покер, я игрок в покер, а не врач. Вы видели труп? – Нет, доктор, мне пришлось уехать чуть раньше, чем его достали. Лучше отделаться полуправдой. Значит, Ауджелло не сказал, что комиссару стало плохо, вот где Паскуано дал бы волю сарказму! – Ему около тридцати, он совершенно здоров. Мог бы прожить лет до ста, если бы не криминальные разборки. – А второй? – Второй… Пройдемте ко мне в кабинет! Они вошли в здание института, в кабинете доктор предложил комиссару сесть. – Как долго он пролежал в колодце? – начал Монтальбано. – Примерно неделю. Скорее всего, его сбросили туда вскоре после того, как убили. Замечу – но это мое личное мнение, – его убили не сразу. У палачей ушло на это по меньшей мере полдня. – Его пытали? – Точно не скажу… хотя… – Доктор, в молодости вы отличались решительным характером. А теперь у вас даже голос дрожит. Хотите совет? Почему бы вам не уйти на покой? Играли бы себе в покер с утра до ночи. Поверьте, все, что я от вас услышу, даже если это полная ерунда, останется между нами. Паскуано расхохотался: – А вы держите марку, а? Ладно. Имейте в виду: в отчете я об этом не напишу. По-моему, сначала ему прострелили ногу. – Какую? – Это имеет значение? Левую. – Очевидно, им нужно было что-то узнать. – Не исключено. Они оставили его в таком состоянии на несколько часов, затем в дело пошел нож. У него все тело в колото-резаных ранах. Затем его добили пятью выстрелами: три пули попали в грудь и две в лицо. – Значит, по фото его не опознать. – Ваши комментарии меня просто бесят! Вы сами не видели, как он выглядел?! – Прежде чем убить, его раздели? – Странно слышать от вас такой умный вопрос. Да, он был голым. Но его не раздевали после убийства. Скорее всего, застали в постели, он так спал. А после того как убили, завернули в покрывало, которое было под рукой. Монтальбано помолчал. – Могу я спросить, о чем вы так глубокомысленно молчите, напрягая свои многострадальные мозги? – спросил Паскуано. – Чтобы развязать кому-то язык, ему, как правило, не простреливают ногу. Жгут ладони, выкалывают глаза… Раны на теле – это понятно, но вот нога… – У него были очень ухоженные… – Что? – Ноги. Думаю, он часто делал педикюр. – Что-то еще? – Правая нога была прооперирована, давно. Сшивали разорванные связки. – Значит, он хромал? – Трудно сказать.