– Что-то еще? – Да. Сделайте одолжение, комиссар, убирайтесь ко всем чертям! Подъезжая к Вигате, Монтальбано понял, что едет под сто, на скорости, для него не типичной. Притормозил, осознав, что выжимать педаль акселератора с удвоенной силой его вынуждало чувство голода. Он почти вбежал в трактир, и Энцо, увидев такую спешку, испугался: – Случилось что? – Ничего. Он уселся за свой любимый столик. – Что вам принести? – Все. Монтальбано постыдным образом предался чревоугодию. Хорошо, что в этот час посетителей почти не было, разве что один тип, да и тот уткнулся в газету, развернутую на столе рядом с бутылкой вина. В конце концов даже Энцо удивился: – Рад видеть вас в добром здравии, синьор комиссар! – Спасибо. – Немного ликеру для пищеварения? – Нет. В желудке совсем не осталось места. От капли ликера он бы лопнул, как толстяк в комедии Монти Пайтонов. Салон собственной машины показался комиссару меньше обычного. Он неторопливо прогулялся до маяка, сел на свой любимый плоский камень. Вдруг навалилась такая дремота, будто век не спал. Он решил вздремнуть пару часов дома. Монтальбано вернулся в участок около пяти. – Ах, синьор комиссар! Криминалисты разослали фоторобот одного из тех, которых нашли умершими в колодце. Я провел поиск среди людей, которые объявлены пропавшими. – И что? – Ничего, синьор комиссар, не значится. – А про другого что сказали? – Ничего, синьор комиссар. – Посмотри, нет ли заявлений о пропаже за последнюю неделю, мужчина лет шестидесяти, из особых примет – прооперирована правая нога. – Я мигом, синьор комиссар. – Пусть Фацио зайдет ко мне. Катарелла удивленно вскинул брови. – Прости, я хотел сказать, Галлуццо. Сила привычки, ничего не поделать… Монтальбано вдруг почувствовал, как навалилась непонятная тоска. – Слушаюсь, синьор комиссар. – Галлу, уточни, сколько магазинов, или как их, контор, в общем, там, где делают педикюр, есть в Вигате и Монтелузе. И еще: узнай, пожалуйста, может, кто-то практикует такую услугу на дому. – Слушаюсь. А потом? – А потом узнай, нет ли среди их клиентов мужчины лет шестидесяти, возможно, он немного хромает. – Точнее описать можете? – А ты бы мог точнее описать первый труп, вытащенный из колодца? Только за Галлуццо закрылась дверь, как зазвонил телефон. – Оперированных шестидесяти лет в пропащих не значится, синьор комиссар, – доложил Катарелла. Значит, никаких зацепок. И вряд ли они появятся, пока Фацио сам не расскажет, что с ним случилось. Ситуация действовала комиссару на нервы. Должно быть, в былые времена так чувствовал себя капитан парусника, когда ветер стихал, и корабль дрейфовал себе на волнах. Рассказывают, что на флоте в Королевстве обеих Сицилий была традиция: если штиль продолжался долго, требовалось как-то встряхнуть экипаж, чтобы тот окончательно не раскис. «По команде устроить тарарам. Те, кто на носу, перемещаются на корму, а те, кто на корме, – перемещаются на нос. Те, кто в каюте, поднимаются на палубу, а те, кто на палубе, спускаются в каюту». Это бессмысленное перемещение не имело никакой цели. Так, сотрясание воздуха. Если подумать, эта флотская традиция была метафорой бюрократии. Бессмысленное перемещение туда-сюда писем и бумаг. Комиссар решил внести свой вклад в тарарам и сел подписывать документы, загромождавшие стол. «Почему они не кончаются? А вдруг это саморазмножение?» – пришло ему в голову. Клетки делятся, вместо одной становится две. Действительно, некоторые письма были совершенно одинаковыми, менялись только дата и номер протокола. Синьора Фацио позвонила около шести: – Меня пустили к нему! Он меня узнал! Представьте, первое, о чем он попросил, – срочно вас увидеть. – Вы сказали, что я приеду завтра утром? – Конечно. Между тем время подошло к восьми. Монтальбано решил, что надо прогуляться. Есть не хотелось, за обедом он съел столько, что спокойно мог обойтись без ужина. Но размять ноги не мешало. Он попрощался с Катареллой и вышел из комиссариата. Не успел открыть дверцу машины, как увидел бегущего со всех ног Катареллу. – Что-то случилось? – Ой, синьор комиссар! Господин начальник вас к телефону. Пресвятая Дева Мария, синьор комиссар, ну и голос у него, у господина у начальника! – Что за голос? – Точно лев рычит! 8 Ругаясь, Монтальбано вернулся в кабинет, и не успел сказать «алло», как на него обрушился начальственный гнев: – Вы в своем уме? Что происходит? Вы отдаете себе отчет? Мы в полицейском участке или в психушке?! – Последние разве открыты? – вырвалось невольно. К счастью, господин начальник, кажется, не услышал. – В перестрелке ранен один из наших сотрудников, слава богу, несерьезно, и вы преспокойно сообщаете об этом Латтесу! Безобразие! – А кому следовало сообщить, если вас не было? – Хорошо, но вы должны были оставить подробный рапорт на моем столе! Приезжайте немедленно, я вас жду. Нет, ехать к шефу нельзя, тот спросит, как Фацио был ранен, придется вдохновенно врать, но сначала нужно сочинить правдоподобную версию. – Извините, я не могу. – Послушайте, Монтальбано, это приказ… – Мне только что позвонили из больницы. Фацио пришел в себя и хочет, чтобы я… – Значит, ко мне сразу после того, как его проведаете. – Это далеко. Во Фьякке. – Как?! Территория Фьякки не в нашей компетенции! Почему он оказался там? – Мы нашли Фацио поблизости и… – Как нашли? Что это значит?