Последний звонок от Ауджелло раздался около восьми. – «Скорая» только что въехала на территорию больницы. Без происшествий, за исключением епископа. Я даже думаю, за нами не следили. Слушай, мы будем в Вигате не раньше десяти, тогда я сразу домой, увидимся завтра утром. – Хорошо. Теперь можно спокойно прочитать письмо. Монтальбано открыл ящик стола и взял конверт. Он не был запечатан, в нем лежало два листа, густо исписанные с обеих сторон. Комиссар Монтальбано… Он даже подпрыгнул на стуле, будто его неожиданно окликнули. Почему Манзелла обращается к нему? Он углубился в чтение. Закончив читать, комиссар встал и задумчиво обошел вокруг стола, потом еще и еще. Сделав не меньше десяти кругов, вытащил из кармана платок и вытер взмокший от пота лоб. Это не письмо. Это намыленная веревка, взведенный пистолет, горящий бикфордов шнур. – Алло, Мими? Монтальбано. Мне жаль, но, когда вы приедете в Вигату, ты должен сразу зайти в комиссариат. Я жду. – Но я уже попросил Бебу приготовить… – Мне плевать. – Спасибо за понимание. – Алло, Анжела? Монтальбано. Мне жаль, но сегодня не получится. – Почему? – Приказ начальства. Придется сидеть в комиссариате всю ночь. Большая операция, задействованы все полицейские. – Когда увидимся? – Позвоню тебе завтра в четыре, решим. Пока. Об ужине он и не вспомнил. Эта проклятая история заканчивалась так же ужасно, как и начиналась, то есть напрочь отбивала аппетит. Он направился в порт. У восточной гавани не было ни души, в то время как в отдалении, в западной гавани, куда прибывают рыболовецкие суда и где расположены холодильные склады, ярко горели мощные прожекторы, освещая зону погрузочно-разгрузочных работ. Должно быть, эти прожекторы помогли Манзелле увидеть в телескоп то, что он увидел… и что увидела консьержка. И оба за это поплатились. Свет прожекторов выбелил небо над западной гаванью. Казалось, там снимали кино. «Увы, реальность, а не кино!» – подумал комиссар. В свете мерцавшего маяка Монтальбано добрался до плоского камня, при этом умудрился не свалиться в море и не сломать себе шею. Он сел и закурил. Нужно принять решение до встречи с Мими. А потом, в разговоре, найти убедительные доводы. Вариантов два: влезть в эту историю по уши, сильно рискуя, возможно дисциплинарным наказанием, вплоть до отставки, или второй вариант – ничего не делать, стоять в стороне и смотреть, как из нее выпутываются другие. Терциум нон датур, третьего не дано. Например, скажи себе так: «Тебе пятьдесят семь, твоя карьера подходит к концу, никто не заставляет тебя заниматься заведомо проигрышным делом». Или так: «Тебе пятьдесят семь, карьера твоя подходит к концу, что ты теряешь? Вперед». «Нет, нет, – сказал внутренний голос. – Первое решение правильное. Ты не в том возрасте, чтобы геройствовать, сражаться с ветряными мельницами». «При чем тут ветряные мельницы? Это реальные бандиты!» – ответил ему Монтальбано. «Конечно, реальные бандиты. Безжалостные, беспощадные. Вот почему лучше постоять в сторонке. Кто ты против них? Это не трусость, не малодушие, просто тебе это не по силам». «Но письмо адресовано тебе! Манзелла просит вмешаться именно тебя! Ты не можешь отступить!» «Подумай своей головой! Ты с Манзеллой не был знаком лично. Он написал письмо, предполагая, что тебе будет поручено расследование. Это не личная просьба, понятно?» «Тогда что, по-твоему, делать?» «Пойти к шефу, все рассказать и отдать ему письмо». «А что, по-твоему, сделает шеф?» «Скорее всего, передаст письмо спецслужбам». «Значит, оно будет в мусорной корзине. Это значит закрыть глаза на три трупа и одно покушение на убийство!» Итак, с одной стороны блеет овца, с другой – рычит лев. Кстати, о животных: в «Дон-Кихоте» была какая-то история про коз… Ах да: Санчо рассказывает Дон-Кихоту историю о пастухе, который должен переправить через реку триста коз. Человек с лодкой просит Санчо считать поездки и предупреждает его, что, если он ошибется, рассказ окончен. Действительно, Санчо ошибается и не может рассказать Дон-Кихоту продолжение. Вот будет здорово, если Камиллери не узнает финал этой истории! Еще четверть часа он так и сяк обдумывал разные варианты, наконец решение было принято. До приезда Ауджелло оставалось минут сорок. Времени немного. Десять минут, чтобы добраться до западного пирса. Работа там только начиналась. На разгрузке стояли всего четыре траулера. Большая часть судов прибывает позже. Риццика с кем-то разговаривал у ворот третьего склада. Завидев комиссара, пошел к нему навстречу: – Вы не меня ищете? – Нет. С вами мы увидимся завтра. Инспектор Ауджелло вызвал вас? – Да, но, раз вы здесь, я хотел бы с вами поговорить. – Говорите. Риццика направился за склады, где от стойкого запаха испражнений Монтальбано в прошлый раз едва не лишился чувств. – Нет, не туда, – сказал комиссар. – Прогуляемся по пирсу. – Хорошо, – согласился Риццика. – Говорите, – повторил Монтальбано. – Синьор комиссар, я вам сразу скажу, чтоб не думалось. Я ошибся. – В чем? – Когда приходил писать заявление. Я ошибся. – Выходит, капитан и экипаж вашего траулера не замешаны в торговле наркотиками? – Нет. – Тогда почему они часто задерживаются в море? – Комиссар, проблема в судне. Бывает, с самого начала не задается, не только с кораблем! Как сглазят! Я заменил двигатель, теперь он приходит вовремя. То есть… – Все-таки вам придется завтра зайти в комиссариат. Запишем ваши показания, и вы свободны. Они подошли к последнему складу. Там было темно и тихо. – Чей это склад? – Мой. – А почему он закрыт? – Этот склад я открываю, если очень большой улов и двух других мне не хватает. Но сегодня мне сообщили, что рыбы немного. Значит, вот куда они притащили раненого Фацио.