– У нее было неизлечимое онкологическое заболевание. Болезнь развивалась стремительно. С того момента, как она узнала, что больна, до смерти прошло всего три месяца. Я была у нее пару раз. Я тогда уже училась в Питере, приезжала нечасто. И была беременна, вот-вот должна была родить. Перед Новым годом я зашла поздравить Надежду Андреевну с наступающим и сразу поняла, что все плохо. Мы с Саней, моим мужем, тогда дали телеграмму Сашке в Калининград. Ну, нашему другу, который три года жил у Строгалевой. Он был в рейсе, сразу приехать не смог. Она выглядела плохо, но ходила по квартире, сама заваривала чай. Когда я сдала сессию, оформила академ и отправилась в Вологду, был февраль, и она уже не вставала с постели. Сашка приехал в тот день. Мы с Саней пришли, когда у него кончились пары. Он, в отличие от меня, учился в Вологде. В Питер не поступил. Мы просто постоянно ездили друг к другу. Мы пили чай на кухне, а потом сиделка нас позвала, потому что Надежда Андреевна умирала. Она ушла на моих глазах. – Рассказывай-рассказывай! – воскликнула Анна. – Продолжай, пожалуйста, деточка. – Но почему вам это интересно? Вы так побледнели, вам сейчас опять будет плохо. – Нет-нет, со мной все в порядке, – нетерпеливо проговорила Анна. – Просто дело в том… – Она помолчала, словно собираясь с мужеством, и все-таки выговорила слова, которые никогда не могла вытолкнуть из себя без внутреннего сопротивления: – Дело в том, что Надежда Строгалева – моя родная мать. Глава пятая Наши дни. Снежана Лиля сказала, что, несмотря на результаты экспертизы, шансов открыть уголовное дело никаких. Сданный на анализ шиповник был изъят без необходимых процессуальных условий. Банка с остатками смеси пропала из квартиры, и доказать, что она вообще существовала, Снежана не могла. А главное – Лидию Андреевну уже похоронили, повторный осмотр тела был невозможен, да и не стал бы никто заморачиваться из-за смерти восьмидесятидвухлетней одинокой старушки, будь она хоть сто раз подозрительной. – То есть человек, который ударил по голове пожилую женщину и инсценировал ее естественную смерть, останется безнаказанным? – уточнила Снежана. Они с Лилией Лавровой пили чай на кухне и ели нежнейшие ватрушки с творогом, испеченные Ириной Григорьевной с самого утра. Сейчас мама гуляла с Танюшкой, оставив дочь наедине с ее панно, но вместо того, чтобы прилежно плести, заканчивая основной экспонат для важной выставки, Снежана пила чай и ела ватрушки в праздной беседе с приятельницей. И куда только подевалась ее хваленая дисциплина. – Так бывает, – скупо ответила Лиля и отправила в рот еще один кусочек нежнейшего теста со взбитым в пену творогом. – М-м-м-м-м, как вкусно. – Лиль, но ведь этот человек явно не нашел, что искал, а значит, он совершенно точно вернется. – А с чего ты взяла, что он до сих пор не вернулся? – Лиля прожевала ватрушку и сделала глоток чая. – Уже неделя прошла, квартира стоит совершенно пустая, а у него есть ключи. Он же проникал в квартиру сам, твоя Лидия Андреевна его не впускала. А раз так, то он мог уже сто раз побывать там после ее смерти и найти все, что душе заблагорассудится. Заметь, без всякого риска. – Может, ты и права, – задумчиво согласилась Снежана. – Конечно, до похорон он вряд ли рискнул бы здесь появиться, в квартире постоянно домработница толклась, все готовила. Но с поминок уже четыре дня прошло. Ирма, конечно, заходит, я ее иногда в окно вижу. Забирает что-то, то ли на память, то ли на продажу, я не знаю. Но по ночам в квартире точно никого нет, обыскивай – не хочу. – Вот именно, – сказала Лиля, отряхнула с груди крошки и встала, давая понять, что визит закончен. – Снежок, ты бы оставила эту историю. Изменить все равно ничего невозможно, а неприятностей на свою круглую попу найти – нефиг делать. – Лиль, а откуда у этого человека мог быть ключ от квартиры? – размышляла Снежана, благоразумно пропустив предупреждение мимо ушей. – Если задуматься, то он мог храниться лишь у нескольких человек. У домработницы, которая иногда приходила в отсутствие хозяйки, и у Ирмы или членов ее семьи. Вряд ли Лидия Андреевна допускала в свою квартиру посторонних. Там довольно много ценных предметов, практически антиквариата, плюс, как мы знаем от Ирмы, деньги и украшения. А жила она одна. Так что вряд ли раскидывалась ключами направо и налево. – Угу. Зришь в корень. – Лиля прошла в прихожую и натягивала там сапожки. Оттого что она стояла наклонившись, голос ее звучал глухо. – И еще один важный момент упускаешь. – Какой? – Веронал был подсыпан в смесь для заварки. Но откуда преступник вообще знал, что старушка на ночь обязательно пьет отвар из шиповника? – Точно. Это тоже могли знать только очень близкие люди! – воскликнула Снежана. – Тогда получается, что подозреваемых всего два. Галина Михайловна и Ирма. Но почему они начали искать что-то только сейчас? – Этого мы уже не узнаем. – Лаврова разогнулась, справившись с сапогами и наматывая на шею шарф. – Может, деньги стали остро нужны. А может, о существовании этого чего-то они узнали только сейчас. Снежок, так бывает, что зло остается безнаказанным. Жизнь, она такая, сложная. Все, давай, пока, я побежала. Закрыв за Лилей дверь, Снежана в задумчивости вернулась в кухню, убрала со стола, вымыла посуду и присела на табуретку, со вздохом взяв с тарелки еще одну плюшку. Вот растолстеет она, превратится в корову, и Зимин больше никогда даже не посмотрит в ее сторону. Сопроводив эту мысль еще одним вздохом, на этот раз полным горьких сожалений, она вернула ватрушку на блюдо и встала из-за стола. Нет, не права Лиля. Если взять за аксиому, что в квартире этажом ниже спрятано что-то ценное, то не просто так поиски начались именно сейчас. Более того, сама Лидия Андреевна о спрятанных ценностях даже не подозревала, иначе точно бы понимала, кто и что у нее ищет. А она была, как сейчас принято говорить, в непонятках. Значит, спрятали это что-то раньше, когда Лидочка еще не жила в этой квартире. Но при таком раскладе о таинственном сокровище не могли знать ни домработница, ни Ирма. Внезапно проснувшаяся интуиция нашептывала, что скончавшаяся тридцать лет назад Надежда Андреевна точно бы знала, что именно ищут в ее квартире. А значит, и преступник, скорее всего, был родом оттуда, из прошлого, в котором стоило хорошенько покопаться. Известий от частного детектива, нанятого тетушкой Татой в Германии, пока не поступало, а потому, чтобы не терять время, можно было потянуть за оставшуюся здесь ниточку. Вела она в школу, в которой работала Строгалева. Посмотрев на часы и убедившись, что до возвращения мамы и Танюшки осталось не меньше часа, Снежана прошла в свою комнату и решительно начала одеваться. До школы № 8 она дошла за десять минут. Шел урок, поэтому в холле и коридорах было тихо и пустынно. – Вы к кому? – поднялся со своего места охранник. Ну да, она и забыла, что в школах сейчас предпринимаются довольно суровые меры безопасности. – К директору, – сказала Снежана, не имеющая понятия, с чего начинать. – Второй этаж, девятый кабинет. Паспорт только покажите и сумочку. Снежана беспрекословно подчинилась. Это хорошо, что посторонние не шастают здесь направо и налево. Поднявшись на второй этаж, она нашла нужный кабинет и вошла. В кабинете, помимо сидящей за столом женщины лет пятидесяти пяти, находилась еще одна, на пару лет моложе. Обе дамы с вопросом в глазах уставились на Снежану. – Здравствуйте, – вежливо начала та. – Добрый день, вы что-то хотели? – Да. Меня зовут Снежана Машковская. То есть по мужу Зимина, но это не важно. У меня несколько странное дело. Я ищу кого-то, с кем можно было бы переговорить о педагоге, которая работала в этой школе много лет назад. Если быть точнее, более тридцати лет назад. – Зачем? – спросила сидящая за столом дама, видимо директор. И как, спрашивается, отвечать на этот вопрос? Эх, если бы муж выполнил ее просьбу, то ему отвечать на этот вопрос было бы гораздо проще. И Лиле тоже. – Видите ли, мы готовим книгу, – начала с ходу импровизировать Снежана, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно непринужденнее. – Про историю пленных немцев в Вологде. И в рамках работы над материалом нам нужна информация об этом педагоге. Она немецкий язык преподавала. – Вы журналист? – В голосе директора появились тревожные нотки. Снежана улыбнулась. Никто не любит журналистов. Никто. – Нет, – честно ответила она. – Я – хозяйка ателье, плету кружева и шью одежду. Историей родного края увлекаюсь в качестве хобби. – Ой, а я вас знаю! – воскликнула вторая женщина. – Это вы пару лет назад помогли преступника поймать, который за кружевной картой охотился. Я про вас в Интернете читала. А вы что, сейчас новое расследование ведете? Н-да, не всегда хорошо, что слава бежит впереди нас. – Нет, что вы, какое расследование. Снаряд второй раз в один окоп не попадает. Но раскапывать исторические факты мне действительно понравилось, поэтому я теперь интересуюсь новой темой. Исключительно в мирных целях. – И о каком именно педагоге идет речь? – сухо спросила директор, которую, как выяснила Снежана на сайте школы, звали Ириной Ивановной. – О Надежде Андреевне Строгалевой. Она работала в этой школе все годы после окончания института и до самой смерти. – Я ее, разумеется, не застала. Я руковожу школой пять лет, а до этого работала в другом учебном заведении. В школе есть музей, может быть, там что-то сохранилось. В голосе Ирины Ивановны звучало сомнение. Сказанное Снежаной не до конца ее убедило. – Я хорошо знала Надежду Андреевну, – неожиданно заявила вторая женщина. – Она меня учила и даже была классным руководителем. Наш восьмой класс летом 1992 года стал ее последним выпуском. Точнее, она и в девятом классе тоже была с нами, но недолго, осенью заболела, а зимой уже умерла. Кажется, именно это называется удачей. Снежана воспряла духом. – А вы можете мне о ней рассказать? – спросила она с надеждой. – Да, конечно. Мы очень ее любили. Удивительная была женщина, очень добрая. Пойдемте в учительскую, там мы сможем поговорить. Ирина Ивановна, я могу идти? – Да, конечно, мы закончили, идите Елена Сергеевна. Выйдя из директорского кабинета, они какими-то бесконечными изгибающимися коридорами пришли в учительскую, которая оказалась, к счастью, практически пуста. Лишь за одним из столов сидела и проверяла тетради миловидная женщина лет сорока. Новая знакомая завела Снежану внутрь и жестом указала на стул у одного из столов. – Садитесь, здесь нам никто не помешает. Снежана стащила пуховик, пристроила его на спинку стула и села. – Я расскажу все, что помню, только какое отношение Надежда Андреевна имела к пленным немцам? – Она же знала немецкий, поэтому ее использовали в качестве переводчика, – соврала Снежана. – Она тогда была, конечно, совсем молоденькой. Еще студенткой. – А книгу кто заказал? Снежана в очередной раз подумала, что врать все-таки очень непросто. Особенно если твой собеседник не идиот. Сидящая напротив нее Елена Сергеевна идиоткой не была, а потому врать нужно было как можно ближе к правде. – Понимаете, это очень долгая история. Моя тетушка живет в Швейцарии, и она долгие годы была дружна с одним немецким врачом. Его звали Клеменс Фальк. Он жил в нашем городе несколько лет, пока был в плену. И он познакомился с Надеждой и ее семьей. В его книге мемуаров оставлено место под историю о том, что случилось со Строгалевыми дальше, когда он вернулся на родину. И я по просьбе моей тетушки… – Понятно, – остановила ее собеседница. – Никогда про это не слышала. Но меня это и не удивляет. Надежда Андреевна при всей ее доброте была очень закрытым человеком. Она никогда ни с кем не откровенничала. И нас, детей, держала на расстоянии. Фамильярности не терпела, дистанцию не сокращала. Попасть к ней в любимчики было невозможно. По-моему, за все время работы у нее только один раз возникли личные отношения с учениками. Вам бы их найти и расспросить. Вот они точно могли что-то знать, потому что бывали у Строгалевой дома. Точнее, один из них у нее даже жил. – Жил? – навострила уши Снежана. – Да. Когда это выяснилось, шум был на всю школу. Надежду Андреевну даже хотели вызвать на какую-то комиссию в гороно, но Надежда Васильевна не дала. Был у нашей школы такой легендарнаый директор. Снежана улыбнулась. Хоть она и училась в соседней тридцать второй школе, про Надежду Васильевну Бойцову была наслышана. В городе о ней действительно ходили легенды.