Она рассказала обо всем бывшему мужу, но и тот был согласен с тем, что решение, объявляться или нет, Анна Валентиновна должна принять самостоятельно. Сейчас, в конце февраля, Саша снова приехала в родной город, потому что ее тянуло сюда как магнитом. В этот раз она твердо решила наведаться в квартиру, в которой в детстве провела немало часов. Ну, интересно же, ей-богу. Лидия Андреевна встретила ее с удивлением, но довольно радушно. – То есть вы Саша Шапкина? Простите, деточка, ни за что бы вас не узнала. – Мы виделись всего два или три раза, когда вы приезжали в отпуск. А потом на сороковом дне у Надежды Андреевны. Да и то я оставалась совсем недолго, у меня ребенок был совсем маленький, я кормила грудью по часам, поэтому на кладбище смогла приехать, а сюда, на поминальный обед, уже нет. – Да-да, конечно. Помню. Надюша много о вас рассказывала. В основном в письмах, конечно. Она вообще вас троих очень любила. Три Саши. Три С. В ее альбоме до сих пор хранится ваша фотография. Да вы проходите, раздевайтесь. Будем чай пить. Саша переступила через порог, сняла свою шубку, приладила на вешалку, наклонилась, чтобы стащить сапожки. Надо же, тридцать лет прошло, а здесь практически ничего не изменилось. И Лидия Андреевна с годами стала очень похожа на старшую сестру. Только ростом поменьше и более хрупкая. А черты лица те же. И глаза. Анна Валентиновна на мать и тетку не походила нисколько, видимо, пошла в отца. Надо будет попросить фотографию Надежды Андреевны, чтобы отдать своей пациентке. Следом за старушкой она прошла в кухню, которая, в отличие от прихожей, выглядела совсем иначе. Здесь сделали современный ремонт, поменяли всю мебель и бытовую технику. Отчего-то Саше это было неприятно, словно она снова прощалась с давно минувшим детством. – Сейчас будем пить чай и есть шарлотку со сливами. Я как раз испекла. Как чувствовала. Хотя гостей не ждала. Старость, ко всем остальным ее особенностям, весьма богата на одиночество. Родителей и Нади много лет нет, муж тоже давно умер, детей бог не дал. – И что же, к вам совсем никто не ходит? – Племянница мужа и ее дочка. Ирма и Мариночка. Только одна работает, а у второй третий малышок родился. Хлопот слишком много, не до гостей. Правда, вчера забегали вдвоем с подружкой. И малышку принесли. Такая хорошенькая. Но горластая. Я, признаться, никогда не любила младенцев. Разговаривая, она наливала воду в чайник, доставала банки с заваркой. Красивые, расписные. В ее детстве их не было. Надежда Андреевна хранила чай в стеклянных банках с притертыми крышками, тоже заграничных, разумеется. – Нет-нет, не садись, девочка. Чай пойдем пить в гостиную. Это же ее предназначение – принимать гостей. – Не беспокойтесь. Мне и здесь хорошо. Надежда Андреевна нас всегда поила чаем на кухне. – Надя всегда была чужда условностей, а для меня они всю жизнь имели большое значение. Помните, как у Булгакова? «Обедать нужно в столовой, а оперировать в операционной»… Сейчас я все приготовлю, мы пойдем в гостиную, будем там пить чай и разговаривать. Вы какой предпочитаете? Черный? Зеленый? У меня изумительный черный азербайджанский чай, но есть и английский, если хотите. Александра заверила, что ей абсолютно все равно. – Или вот, у меня еще есть высушенный шиповник. Я его каждый вечер завариваю на ночь, но если вы захотите, то готова угостить. Это очень полезно и вкусно. Она сняла с полки и зачем-то потрясла жестяную банку, тоже очень красивую, с нарисованными листьями, прожилки в которых были выполнены из скрученной проволоки. Александра аж залюбовалась. – Нет, я не хочу шиповника, спасибо, – заверила она. – Давайте я помогу. На серебряном подносе чашки с чаем, заварочный чайник, розетки с вареньем и тарелка с бутербродами, против которых Саша тоже протестовала, но напрасно, были доставлены в гостиную. Вот там совершенно ничего не изменилось с того момента, как Александра была здесь в последний раз. – Можно? – спросила она и кивнула в сторону стоящей на этажерке музыкальной шкатулки. – Вы не представляете, как меня в детстве завораживала эта штука. – Да, конечно. – Старушка засмеялась. – Почему же, очень даже представляю. Меня в детстве она тоже завораживала. – А еще вот эти балерины. – Саша завела шкатулку и под мелодичный звон подошла к пианино, на котором стояли три фигурки из кружевного фарфора. Внезапная мысль прожгла ее, и Александра даже вздрогнула, таким острым был этот ожог. А что, если что-то ценное хранилось не в одной статуэтке, а в нескольких? Ей так захотелось проверить свою догадку, что даже руки зачесались. Нет, сейчас нельзя. Это неправильно. Да и Клеменс Фальк забрал только одну фигурку, а не все четыре. И когда рассказывал об этом дочери, ничего не сказал про остальные. – Ты смотри-смотри, девочка. Я понимаю, что у тебя с этой квартирой связаны воспоминания о не самой плохой поре жизни. Юность прекрасна, жаль только, понимаешь это уже тогда, когда она давно прошла и вернуться в нее невозможно. Так, я сейчас еще лимон порежу. Саша хотела было остановить, хозяйку, но промолчала и, дождавшись, пока Лидия Андреевна вышла из комнаты, по очереди быстро взяла все три фигурки в руки и осмотрела, предварительно взвесив на ладони. Нет, весили они одинаково. Отличие, впрочем, было. В основании двух танцовщиц виднелось небольшое отверстие, словно изнутри оно было полым. Видимо, для большей легкости. А вот у балерины с голубыми украшениями никого отверстия не было. Ну и что? Лидия Андреевна вернулась, и Саша с легким стуком поставила балерину на место. Прошла к столу, села, отодвинув тяжелый стул в белом чехле. Да, все как в детстве. Они не торопясь пили чай, и она рассказывала о себе. О работе врачом, о выросшей дочери, о незадавшемся браке, о все чаще наваливающихся мыслях об одиночестве. Особенно по вечерам, когда длинные питерские тени заглядывают в окно и кажется, что окружающая бесконечная серость и сгущающийся мрак будут всегда. Старушка слушала внимательно. Так же, полностью погружаясь в рассказ собеседника и его проблемы, умела слушать ее старшая сестра, к которой Саша Шапкина иногда забегала специально, чтобы поделиться своими девичьими бедами. К примеру, она переживала из-за того, что Сашка Баранов уехал учиться в Калининград. Ей ужасно его не хватало, смешного рыжего увальня, так невыгодно отличавшегося внешне от высокого, подтянутого красавчика Белокопытова. Они оба были влюблены в нее, Саша это знала, и ее ужасно беспокоило, что из-за ревности и соперничества может рухнуть их такая замечательная, такая классная дружба. Ей нравилось, что у нее два верных пажа, которые всегда рядом и готовы в любой момент броситься на помощь. И Надежда Андреевна предупреждала, что когда-нибудь придется выбирать и это будет трудно. – Пройти мимо любви легко. А вернуться туда, где ты ее потерял, чаще всего невозможно, – сказала она тогда. И Саша не совсем поняла, что или кого учительница имеет в виду. Не себя же, в самом-то деле. И вот Баранов уехал, а Белокопытов остался, и хотя не было в их школе, наверное, ни одной девочки, которая бы ей не завидовала, Саше все равно не хватало потерянного друга, и она рассказывала об этом Надежде Андреевне, которая единственная могла ее понять, потому что тоже скучала по Сашке. Вот и сейчас, сидя перед младшей сестрой своей учительницы, она тоже говорила и говорила, выплескивая весь накопившийся за последний год ужас и отчаяние. – Я не знаю, как жить, – сказала она наконец. – Вся привычная жизнь рухнула, погребя под собой будущее. И даже поговорить об этом нельзя ни с кем. Вот только почему-то с вами можно. – Со мной можно, – согласилась Лидия Андреевна. – А больше ни с кем не надо. А на вопрос, что делать, я тебе так отвечу, девочка. Рецепт-то прост. Он один на все времена. Никто ничего другого никогда и не придумает. Во-первых, умей переключаться. Наверняка есть что-то, что ты любишь, что погружает тебя в другой мир, пусть вымышленный, но тот, в котором тебе хорошо. Ныряй в него каждую свободную минутку. Восстанавливай силы. Во-вторых, помни, что в любой ситуации необходимо двигаться. Создай свой проект, который тебе надо будет провести от А до Я, придумай себе какое-то новое дело, занятие, приключение, если хочешь. Ищи то, что дает тебе энергию, пусть даже искусственную. Ищи драйв, он как волна вынесет тебя на поверхность. Разговаривай с теми, кто тебя понимает. А если таких нет, заведи дневник и кричи в него. Делай то, что доставляет тебе наслаждение. Я о физическом наслаждении говорю. Старушка хитро улыбнулась и вдруг стала похожа на девчонку. В этот момент ей никак было не дать ее восьмидесяти двух лет. Доктор Александра Белокопытова, привыкшая считать себя достаточно циничным человеком, вдруг смутилась и покраснела. – Старайся больше обнимать тех, кто тебе дорог. Если обнимешься, то сразу становится легче. Это я тебе на своем примере говорю. А еще любовь. Она действительно спасает. – Любовь, – усмехнулась Александра. – Где ж ее взять-то. Я всю жизнь ее искала и так и не поняла, что же это на самом деле такое. Мне когда-то давно Надежда Андреевна сказала, что пройти мимо любви легко, а вернуться туда, где ты ее потерял, чаще всего невозможно. И я только сейчас понимаю, что она имела в виду. После рассказа Анны Шуваловой Саша действительно понимала. – Моя сестра была очень несчастным человеком, – поделилась Лилия Андреевна, помолчав. – Хорошим, добрым, но ужасно несчастным. Раз она никогда об этом не рассказывала даже вашей троице, то и я не буду. Надо признать, что даже со мной она никогда не откровенничала, так что не будем тревожить прошлое. А ты люби, девочка. Люби, если получится. Это спасает. Саша провела тогда в квартире Строгалевых часа два, не меньше. А уходя, попросила разрешения взять на память какое-нибудь фото Надежды Андреевны, так и не решившись сказать ее сестре, зачем ей на самом деле это надо. В фотоальбоме, который достали из стола в комнате ее бывшей учительницы, она выбрала карточку, на которой та была запечатлена именно такой, как Саша ее помнила. Фотография была сделана в день официального выхода на пенсию, то есть в пятьдесят пять. Впрочем, работала Строгалева до самой своей смерти, да и выглядела все так же, за исключением последних трех месяцев, когда тяжелая болезнь исказила ее прекрасное лицо. Но Саше было важно, чтобы Анна Валентиновна увидела мать красивой. – А можно я еще выберу фото молодой Надежды Андреевны, – спросила она, озаренная внезапной мыслью. – Да, конечно. Мне будет приятно, если у вас останется память о Надюше. Вот, возьмите эту. Нас папа снимал. Да, эта подойдет. На черно-белой фотографии, снятой, как гласила надпись на обороте, в 1952 году, между деревьями в сквере рядом со своим домом стояли две молодые девушки. Одна, постарше, с длинными темными волосами, спускающимися ниже лопаток, смотрела в объектив строго и чуть сердито, словно ей не нравилось, что ее заставляют заниматься пустяками. Вторая, совсем еще девчонка, смешливая и по-щенячьи неловкая, приветливо улыбалась отцу. Надя и Лида. Да, отличная фотография. Пальцы пробежались по страницам альбома, и Александра улыбнулась, увидев на фото себя с двумя другими Сашками. Три С. Надежда Андреевна называла их святой троицей, хотя, положа руку на сердце, святыми они и близко не были. У нее дома тоже хранилась эта фотография. Дома у родителей, точнее. В ее питерской жизни этому фото не нашлось места. Уже много лет она не вспоминала тот период, когда их было трое. Сначала они с Санькой оказались вдвоем, а потом она и вовсе осталась одна. Кажется, теперь Александра понимала, что нужно делать. Она закрыла альбом, распрощалась с хозяйкой и ушла, точно зная, что обязательно еще вернется в эту квартиру, стены которой хранили важную тайну. Глава шестая Наши дни. Снежана Надо же. Все оказалось гораздо проще, чем она думала. Свой поиск «трех С» Снежана начала с того, что вбила в поисковик имена и фамилии со школьной фотографии. Первой была Александра Шапкина, которая всего-то минут через двадцать обнаружилась в «ВКонтакте», причем именно под девичьей фамилией. Изучив ее страничку в социальной сети, Снежана выяснила, что теперь девочку Сашу зовут Александрой Белокопытовой, из чего следовал непреложный факт: она вышла замуж за одного из двух своих школьных друзей. Шапкина-Белокопытова работала врачом и жила в Санкт-Петербурге. Этот факт в ее биографии Снежану немного обескуражил. Как совершить преступление, если живешь в другом городе? Правда, он же и объяснял, почему поиски неведомых ценностей начались спустя столь длительное время. Она же изначально полагала, что преступник мог переехать в другой город, а от Питера до Вологды всего-то ночь езды. Не так и много, если надо усыпить ни в чем не повинную старушку, чтобы без помех обыскать ее квартиру. Дочери Александры Алисе недавно исполнилось тридцать лет, девушка окончила юрфак, но мужем и детьми, похоже, так и не обзавелась. Ее фотографий на странице Александры было довольно много. А вот фотографий мужа или тех, на которых они были бы запечатлены вместе, ни одной. Значит, школьная любовь прошла, помидоры завяли и супруги развелись. Впрочем, такое случается не только со школьной любовью. В этом месте своих размышлений Снежана горестно вздохнула. Выйдя из соцсети и забив в поисковик словосочетание «Александра Белокопытова. Врач. Санкт-Петербург», она нашла кучу ссылок, пройдя по которым узнала, что Саша-первая – кардиолог, причем довольно хороший, известный. Отзывов от благодарных пациентов в Сети была масса, рейтинг, составляемый по этим отзывам, весьма приличный, а негатива не существовало вовсе. Святая она, что ли, эта Александра? Еще немного посидев в Интернете, Снежана выяснила, что родители Саши Шапкиной тоже врачи, причем до сих пор работающие, несмотря на солидный возраст. Шапкины-старшие были практически ровесниками ее мамы. Дмитрий Васильевич социальных сетей не вел, а вот Марию Александровну Шапкину Снежана все в той же ВК нашла. Несколько фотографий на ее странице были сделаны у дома, в котором жили супруги, и здание Снежана узнала. Дом располагался напротив той самой восьмой школы, в которую она ходила утром. Так, можно считать, что адрес Саши-первой у нее в руках. Идем дальше. Вторым она вбила в поисковик имя Александра Белокопытова, решив разделаться с бывшими супругами. Социальные сети у него были, но фактически мертвые. Как и большинство мужчин, страницу он не вел, видимо предпочитая получать информацию, а не делиться ею. Зато имя Белокопытова легко находилось в базах данных предпринимателей, а также в СМИ. Он был учредителем и генеральным директором трех фирм, работающих в сфере строительства и ремонта дорог, и самое крупное из его предприятий оказалось втянуто в громкий, а главное – затянувшийся скандал с благоустройством городской набережной. Из-за допущенных косяков фирма до сих пор не получила окончательного расчета за выполненный объем работ, а потому ее финансовое состояние не ахти какое. Ну надо же, как много можно узнать в Интернете, если терпеливо читать все подряд. На одной из фотографий светской хроники, размещенной в Сети в последний допандемийный, 2019, год бизнесмен был запечатлен с дорого одетой спутницей, лет на десять его моложе. Подпись к фото гласила: «Александр и Ирина Белокопытовы», из чего следовало, что после развода с Сашей он женился второй раз. Так, значит, второй «фигурант» по делу никуда из города не уезжал и живет здесь. Ладно, так и запомним. Адрес его фирм, располагающихся в офисном здании на улице Батюшкова, Снежана на всякий случай записала. А вот на третьем Александре – Баранове – система дала сбой. Аккаунтов таких пользователей в «ВКонтакте» было много, но нужного среди них то ли не нашлось, то ли Снежана просто не могла его идентифицировать. По запросу «Моряк Александр Баранов» поисковые системы тоже ничего не выдавали. Третий Саша с детской фотографии либо совсем не любил публичность, либо его уже не было в живых. Почему бы и нет, тридцать лет – срок долгий, а моряк – профессия опасная. Снежана закончила свои изыскания поздним вечером, когда Танюшка и мама уже сладко спали. Ее тоже клонило в сон, но часа два нужно было посвятить плетению. Она налила себе чаю, чтобы взбодриться, прошла в мастерскую, села на стул, перед которым был установлен на специальных козлах валик с прикрепленным сколком. Тем самым, изготовленным ее прапрабабушкой. Пальцы привычно прикоснулись к коклюшкам, те вздрогнули, издав характерный, только им присущий звон-стук. Снежана с закрытыми глазами узнала бы его из тысячи. Она чувствовала странную усталость, как будто провела сегодня целый день на ногах. Нет, конечно, она и в школу ходила, и с Танюшкой занималась, и изыскания в Интернете проводила, но все-таки не вагоны разгружала. Усталость же была именно физическая. Странно. Телефонный звонок вывел ее из состояния сосредоточенности на неожиданных собственных ощущениях. Она бросила взгляд на экран. Тата. Татьяна Елисеева-Лейзен. У швейцарской тетушки была привычка звонить поздно, практически на стыке вечера и ночи. Как многие пожилые люди, она мучилась бессонницей, вот только обычно старалась держать себя в руках, зная, что в доме ее российских родственников маленький ребенок, чьему распорядку дня подчинена вся жизнь. Или случилось что? – Да, Тата, – ответила она, нажав на кнопку. – Я слушаю. У тебя все в порядке? – А что со мной сделается? – искренне удивился звонкий голос в трубке. – Как я говорю своим детям и внукам: «Не дождетесь». Снежинка, я знаю, что уже поздно, но, во-первых, я уверена, что ты все равно не спишь, а сидишь в мастерской, а во-вторых, я только сейчас получила отчет от своего детектива, и он такой любопытный, что я решила, что ты не рассердишься из-за позднего звонка. – Конечно, нет, Таточка! – воскликнула Снежана радостно. – И ты совершенно права, я в мастерской. Правда, что-то я сегодня устала, не знаю, смогу ли ударно поработать. Ну, рассказывай, что тебе удалось узнать? – Специалист, которого я наняла, довольно быстро нашел информацию о человеке, данные которого ты мне передала. Клеменс Фальк был депортирован из Советского Союза и вернулся в Лейпциг в конце 1948 года. Он поселился в квартире своей семьи, вместе с матерью и двумя сестрами. Его третья, самая старшая сестра к тому времени переехала в свою собственную квартиру, в которой жила с мужем до того, как тот ушел на фронт и погиб. Снежана потянулась к своему блокноту, в котором делала заметки по ходу поиска информации про трех Александров, перевернула чистую страницу и начала споро записывать все, что рассказывала тетушка.