Даст бог, пойму, кто есть ангел и зачем он спит. А еще почему пики козыри. Мой дневничок. С. звонила. Господи, мне так плохо, а она сказала, будто мы не должны больше встречаться. Как это, не должны? Она разрывает связь? Она хочет избавиться от меня, хочет вычеркнуть меня из своей новой, благополучной жизни. Вот просто взять и вычеркнуть, словно фамилию из старого блокнота. Умру без нее. Тимур Ника выглядела жизнерадостной, настолько жизнерадостной, что Салаватова разбирала злость: рядом с ним она и улыбалось-то редко, а, стоило появиться этому красавчику, и, пожалуйста, все печали, все проблемы позабыты. — Ревнуешь. — Поддела Сущность. — Не хватало. — Пробормотал Тимур. — Что? — Ника повернулась к нему, в одной руке бутерброд с ветчиной и нежно-зелеными листьями салата, в другой чашка с чаем. Улыбается, а в глазах безмятежное счастье. — Ты что-то сказал? — Нет. Тебе показалось. Ника пожала плечами и вновь повернулась к Мареку, вот уж кто не страдал от недостатка внимания. И что женщины находят в таких вот типах, да он на педераста похож, небось, и косметикой пользуется. Салаватов слышал о существовании специальной косметики для мужчин: разные там крема для век, для щек, для носа, для пяток. — Ты просто ревнуешь. — Ладно, ревную, ну и что с того? — Ничего. — Сущность, не ожидавшая подобной откровенности, растерялась. — Тогда борись. — С кем? — Не с кем, а за кого. Если она тебе так нравится… — А тебе нет? — Я — твой здравый смысл, мне не может нравиться девица, которая втягивает тебя в дурно пахнущую историю, а потом убегает к подозрительному типу. — Тим, с нами пойдешь? — А? — Задумавшись, Салаватов пропустил вопрос. — Спрашиваю, пойдешь купаться? — Ника щурилась, как кошка, что следит за суетливой воробьиной стаей и прикидывает, стоит ли охотиться или лучше валяться на солнце, дожидаясь, пока воробьи сами подойдут поближе. — А надо? — Тимуру не улыбалось присутствовать на сей идиллистической картинке в роли глупого воробья. — Как хочешь. — Она снова улыбнулась и снова не ему, а Мареку, тот самодовольно улыбнулся в ответ. — Жарко будет. — Тогда пойду. Салаватова больше всего порадовало вежливое недовольство, промелькнувшее на холеной морде соперника. Марек, похоже, рассчитывал на отказ. Ну уж нет, подобного удовольствия Тимур ему не доставит. — Значит, купаться! — Подвела итог Ника. — Верите, я тысячу лет не купалась! К вящему сожалению Салаватова Марек держался с элегантной небрежностью наследного принца, он умудрялся одновременно и вести беседу и не обращать на собеседника внимания. Тимур ощущал себя студентом, которому «посчастливилось» оказаться в одной компании с болтливым и самоуверенным профессором. На Нику небрежение не распространялось, напротив, Егорин окружил девушку заботой и вниманием. Настроение портилось, как молоко, забытое в жаркий день на столе. — Здесь замечательные места. — Вещал Марек. — Осторожно, яма. Дорога не очень удобная, не успели заасфальтировать, да и, признаться, мама желала, чтобы все здесь оставалось, как раньше. И колодец засыпать не позволила, хотя отец настаивал. — Какой колодец? — Ника, кажется, готова была слушать этого типа вечно. А ее рука в лапе Марека смотрелась… неправильно она смотрелась. — Есть здесь колодец. Наверное, еще со времен старой усадьбы остался, отец говорил, что вроде бы как в доме водопровод сделать пытались, а потом идею забросили, а колодец остался. Страшная, я тебе скажу, штука — однажды сам чуть не провалился… — Ух ты, смотри, Тим, как здесь классно! — Ника взвизгнула и захлопала в ладоши. А посмотреть было на что, пологий берег, чистенький, в отличие от того, к которому привез — «приплыл»? — Митрич. Желтый песок, украшенный — по-другому и не скажешь — редкими камнями настолько правильной формы, что поневоле создавалось впечатление, будто бы их нарочно подбирали. И вода… прозрачная, чистая вода, сквозь которую видны и овальные ракушки, и мелкий песок, и даже большой, заросший зеленой тиной камень. А чуть в стороне виднелась пресловутая пристань: обыкновенный деревянный настил, закрепленный на трех врытых в землю столбах. У пристани весело покачивалась на волнах небольшая моторка пижонского красного цвета. Ника моментально изъявила желание прокатиться, искупаться и позагорать, причем все сразу. Плавала она с дельфиньей ловкостью, и так же искренне веселилась, а потом, заявив, что будет загорать одна и без купальника, убежала куда-то за пристань. — Забавная девочка. — Марек продемонстрировал великолепную тренированную улыбку. Загорать он не стал, и от купания воздержался, несмотря на собственные заверения, будто бы вода в озере высший класс. — Хорошая. — Говорить с господином Егориным не хотелось, да и о чем с ним разговаривать? В морду дать, это можно, а вот беседы беседовать… Лучше уж молча валяться на песке, расслабляясь под горячими лучами солнца. Однако господин Невялов, по всему, испытывал острую необходимость излить душу. — Умненькая. И ладненькая. Сладкая кошечка. — Кошечки в подворотне мяукают. — Нежный, да? — Нежный. — Не стал спорить Тимур. В данный момент он сожалел о двух вещах: о том, что Ника не простит, если с этим красавчиком произойдет небольшой несчастный случай, и о том, что он не додумался захватить солнечные очки. Солнце слепило глаза, приходилось прикрывать ладонью, а лежать в таком положении не очень-то удобно. — Отпусти ее. — Чего? — Отпусти, говорю. Давай поговорим, как мужик с мужиком. — Предложил Марек. — Она молодая, красивая, богатая. А ты? — А я старый, уродливый и бедный в придачу. — Вот видишь. — Егорин юмора не понял. — Что вижу? — Не придуривайся. Ты прекрасно понимаешь, что ты здесь лишний! Твое присутствие мешает… — Кому? Тебе? — А хоть бы и мне! Девочка нравится мне, я нравлюсь ей, чего ты лезешь? А? — Она или ее деньги? — Лежать надоело, и Тимур сел. — Какая разница? Мы подружимся, поженимся, чего еще надо? — Ничего. Ты прав. Муж-красавец — вот мечта каждой нормальной девушки. Она сидит дома, жарит котлеты, стирает, утюжит, а он в это время прогуливает ее деньги в компании девиц помоложе да покрасивше. А потом, как деньги закончатся, и развестись можно будет. Подумаешь, она горевать станет? Ничего, погорюет и успокоится. — Утрируешь. — Марек поморщился, словно породистый кот, узревший дохлую крысу. — Разве? — Со мной она хотя бы выползет из раковины. Вся ее жизнь — тесная серая раковина, унылая и бесперспективная. Пусть хотя бы немного поживет, как человек. — Где тебя так лапшу на уши вешать научили? — Так не тебе же, — нимало не смущаясь, парировал Марек. — Брось, ты же нормальный мужик, ты же видишь, что она на меня запала, стоит пальцем поманить, и сама в постельку прыгнет. — Хочешь в морду? — Не хочу. — Егорин даже отодвинулся, однако, разговор не прекратил. — Ладно, давай серьезно, сколько ты хочешь? — В смысле? — В данный момент времени Тимур хотел убраться в тень: плечи неприятно покалывало, знать, слишком долго на солнце сидел, вот и, пожалуйста, чует его сердце, что без солнечного ожога не обойдется: вечером кожа покраснеет и каждое прикосновение будет причинять боль. А все из-за болтуна. — Ну, пять штук. Пять штук баксов за то, чтоб ты убрался с острова. — Чего? — Ладно, десять. Но это потолок, больше дать не могу. Хотя, если не сразу… Пятнадцать. Идет? С нее ты столько не поимеешь, да и ждать придется, пока в права наследования войдет, пока покупателей на квартиру или коллекцию найдет… И прими во внимание тот факт, что девочка, получив бабки на руки, вспомнит о тебе. Ты кто? Зэк. А она — богатая наследница, такую в любой компании с распростертыми объятьями примут. Ей понравится: дискотеки, клубы, магазины, друзья… новые, прошу заметить, друзья. Они быстро подскажут, что зэку в одной с ними компании делать нечего. И она с тобой расстанется, возможно, немного пострадает, как над любимой сумочкой или босоножками — бабы обожают лить слезы по пустякам — но тебе от этого легче не станет. Нет, ты, конечно, можешь нажать на жалость, припомнить славное прошлое, совместные походы в зоопарк. И, вероятно, некоторое время подобная тактика будет приносить плоды, но, вопрос, как долго? Так не лучше ли поступить, как нормальный мужик, и дать ей свободу. — С тобой? — А хоть бы и со мной. Я, во всяком случае, ее не обижу, будет заниматься, чем пожелает, но только под присмотром. — То есть, — уточнил Тимур, — я — неподходящая пара, а ты — подходящая.