И уже без слов сыпанул в кружку добрую порцию заварки. Чай еще не успел раскрыться, чтоб отдать свой аромат, цвет и силу, как в дверь избушки кто-то постучал. Таня и Оля переглянулись, гостей они не ждали. Иван, как нормальный фронтовой офицер, понял: неминуемо вторжение «условного противника». Татьяна пошла глянуть. На пороге стояли знакомые офицеры из службы тыла: лейтенант Юра Чварков и старший лейтенант Роман Прохудейкин. Первый с виду был невзрачен и сер, как мышь-полевка, зато второй был его антиподом. И дело не только в строении черепа – некоем подобии кулича. Из-за этого, кстати, когда Рома снимал фуражку, она еще некоторое время хранила очертания квадрата. Его манера излагать общеизвестные факты настойчивой скороговоркой поначалу воспринималась как особенность характера человека, который ищет внимания. Но потом, подцепив жертву, Прохудейкин мог нанизывать на нее, как на шампур, совершенно пустопорожнюю информацию. И темы у него были, прямо скажем, самые бытовые: болезни его родственников или знакомых, секреты засолки сала, приготовления ухи или способы быстрого наведения глянца на сапогах. Рассказывая, точнее, рассуждая, он задирал подбородок, и голос у него становился тоньше, с подвывом, как у волка. И тогда временно исчезали белки под желтоватыми зрачками. Сейчас Роман улыбался, но в его выпуклых глазах, как всегда, оставались настороженность и неискренность. Молчаливый лейтенант Чварков держал в левой руке квадратный чемодан. – О, товарищ лейтенант уже с вещами? На постой? – тут же отреагировала Татьяна. – Оля, у нас кроватка найдется свободная? – Это, девушки, всего лишь патефон, – сказал Чварков и тоже улыбнулся – доверчиво и располагающе, отчего девушки почувствовали к нему большую симпатию. Круглолицего и рыжего Романа они между собой называли «Подсолнухом», точно подметив его умение появляться в нужный момент перед лицом начальства и предугадывать его желания. – Да у нас сегодня просто музыкальный вечер, – усмехнулась Оля. – Ты не против, подруга? – Проходите, товарищи офицеры, – кивнула Таня. – Ну, зачем же так официально? Роман снял фуражку и первым шагнул в избу, за ним – музыкальное сопровождение. Как нормальный тыловой офицер, он прихватил с собой в небольшой защитного цвета сумке круг копченой колбасы, сыр домашний, печенье «Столичное», шоколад, огурцы соленые и на всякий случай бутылку водки (вино достать не успел). Иван, увидев гостей с музыкой и «котомкой», сказал: – Ничто так не радует, как своевременное тыловое обеспечение. Роман не обратил на эти слова внимания, кивнул Юре: – Заводи! Юра оценил диспозицию, увидел гармонь, ему показалось, что она дышала мехами, ответил, мол, торопиться не надо, спросим, что хотят хозяйки. – А хозяйки, – встав из-за стола, энергично произнес Иван, – ждут, когда им нальют хорошего чая. И тут же налил в кружки. Сразу же пошел аромат дальних черноморских побережий, крепких ветров, несущих запахи можжевельника, полыни, ромашки, миндаля и чабреца. – У этих алюминиевых кружек, – заметила Ольга, прихватив ручку батистовым белым платочком, – есть недостаток: они обжигают руку. И у Татьяны тоже, как из воздуха, появился для этих целей платочек, только голубого цвета. У Прохудейкина в сумке кроме провианта лежали еще четыре кружки, причем эмалированные, которые бы совсем не обжигали дамские пальчики. Но не время, совсем не время было сейчас их выставлять, как и весь продуктовый расклад. «Эх, прийти бы на полчаса раньше, – думал Роман, – и этот жалкий набор с салом, чаем и вареньем и в подметки бы нашему не годился!» Но играть приходилось не по его правилам. Он понял, что затевается любовная интрижка, и вот тут он мог сделать, по крайней мере, три вещи. Самое простое – затеять тонкую провокацию о качестве чая, даже не попробовав его. Можно подковырнуть солдатика-гармониста, пройтись, потоптаться по деревенскому самоучке. Обидится и не будет играть, что и требуется. И наконец, высший пилотаж – рассорить девчонок с этими парнями… И дальше вступает в действие Его Величество Патефон! Старшему лейтенанту было невдомек, что изобретенный в 1913 году «портативный граммофон» был предназначен прежде всего для применения в полевых условиях для вооруженных сил Великобритании. Это потом он стал идеальным дополнением для пикников, загородных поездок и вечеринок. Вот и сейчас, когда зашипит, потрескивая, как угольки, пластинка, зазвучит «Рио-Рита», «Чубчик», «У самовара» и прочий прихваченный для такого случая репертуар, сердца оттают, атмосфера потеплеет, и можно будет приглашать девушек на танец. – Эх, девчонки, – сокрушенно заметил Роман, – наша вина, мужиков, что вы не пьете чай из японского фарфора. Но придет время… – Какое время? – Иван понял, что пора включать «главный фрикцион», чтобы не дать болтуну разгона. – Ясно, какое! Приедем на танках в Германию, а там у них все есть, и сервизы классные, – ответил Роман. – На танках? Ты, видно, к этому времени уже будешь командиром танкового батальона? Или это не твое? Родину очень захотелось надавать нахалу «интеллектуальных щелбанов». – У каждого на войне своя профессия и своя задача, – ответил Роман. – А ваша – на территории врага собирать трофеи? – усмехнулся Иван. – А вот у Степки Одноколенко, который погиб под Прохоровкой, была мечта на танке проехать по главной улице Берлина. Знаешь, как она называется? Нет? Унтер-ден-Линден… Там фашисты свои парады устраивают. И вот, если доживем мы с Саней, обещаем вас, девчонки, прокатить по ней с ветерком! Согласны? Девушки расцвели от такого поворота разговора. – Кто ж откажется от такого счастья, – сказала Оля. А Таня добавила: – Мальчишки, но вы уж постарайтесь дойти… Оля предложила новым гостям сесть на лавку у печки. – В теплоте, да не в обиде, – сказал Юра, опускаясь на лавку. – Мы, тыловики, такие, – заметил Роман, присаживаясь рядом. – Не ищем место потеплее, нам самим предлагают. – А чай, конечно, настоящий, ароматный, слов нет, – сказала Ольга. Белый батистовый платочек скользнул вниз, Оля и не заметила, видно, кружка уже была не такая горячая. «Какие чудные у нее пальчики, словно созданы для игры на фортепиано, – подумал Иван. – А на войне приходится сутками напролет ключом выстукивать телеграммы, и нет конца и края ленте, которая тянется с бобины, оставляя в своей памяти приказы, распоряжения – текущую хронику войны. И это еще не худший вариант». Иван вспомнил статью во фронтовой газете о женском танковом экипаже, который за один месяц боев подбил три танка противника. Под танкошлемами улыбающиеся лица – почти похожие, как у сестер. Одна, правда, постарше – командир экипажа. Радости-то особой мало: судьбина русской женщины – и на войне самую тяжелую работу тянуть наравне с мужиком. Он представил, что Ольга в его экипаже будет механиком-водителем. И ужаснулся. Какие бы ни были тотальные потери, он никогда не допустит, чтобы в его взводе служила женщина. Не женское это дело. И точка! – А где же обещанная музыка? – разложив платочек на столе, спросила Татьяна. – Где песни? – И наконец, пляски… – добавил Роман. Саня взял было гармонь, но Оля знаком руки попросила подождать, налила в свою, уже пустую кружку чай и поставила перед ним: – Саша, пожалуйста, выпейте чаю, в самом деле, что за спешка… Татьяна без тени смущения тут же совершила чайную процедуру для Ивана. Уставших, опоздавших и невпопад играющих музыкантов никто не любит. Музыка, рожденная до полуночи, не похожа на музыку предрассветную, как не похожи краски заката на краски сумеречного неба. Близилась полночь. Саша, как все деревенские жители, без всяких часов чувствовал и мог точно назвать время в любой момент. И поэтому до полуночи ему хотелось сыграть что-то особенное, проникновенное, что по душе каждому. Извинившись, что его пальцы могут подвести после того, как он вколачивал (ха-ха) палец в трак, Саня вновь взял гармонь. Память воскресила вальс… В одном месте он слегка сфальшивил, все это, конечно, услышали, но лишь один Прохудейкин скривил рот. «До чего же дрянной человечишко. – У Ивана даже зачесались руки, так вдруг захотелось дать ему в морду и добавить граммофоном по черепу. – Кривляешься, как макака из Московского зоопарка». Потом Саша затянул «Черного ворона». Иван тут же подхватил, потом подоспели девушки и Юра с высоким чистым голосом. Роман молчал, у него полностью отсутствовал слух, еще в военном училище во время строевых песен его категорически просили не петь, а просто в такт открывать рот. Он не расстроился, но сделал тогда для себя выводы, что можно неплохо жить, всего лишь имитируя работу… Когда песню допели, Оля сказала, что Иван был сейчас похож на Чапаева из кинофильма. Родину сравнение понравилось: – А Санька у нас будет за Петьку. Ну а вы, девчонки, обе похожи на Анку-пулеметчицу! – Только вместо пулемета строчим телеграфным ключом, – усмехнулась Ольга. Татьяна предложила: – А давайте что-нибудь повеселей, ребята! «Цыганочку»! – Самое время! – согласился Деревянко. – С выходом и платочками! И с первых же нот «Цыганочки» Татьяна выскочила на середину избы. Она взмахнула рукой, и, о чудо, из-под ее руки выскользнул всех цветов радуги наплечный платок, она павой прошла по кругу, жаль места мало! А ритм все ярче и быстрей, как огнем полыхнула музыка жарких цыганских ночей. Татьяна взмахнула руками, как крыльями, и полетела бы, но вместо этого трепетно изогнула стан, как лебедушка, и вновь пошла по кругу, стуча каблуками, и закружилась в вихре с радужным платком… Что это было… Просто не верилось, что где-то люди жили без войны, без страха, печалей и смертельной усталости. Но сейчас Танина «Цыганочка» в избушке «на курьих ножках» чудодейственно на мгновение вернула в былую мирную, счастливую жизнь, как волшебным ключиком открыв дверь каждому в свое далекое детство и беззаботную юность. И все уже безудержно хлопали в такт, притопывали, Саня с гармонью приплясывал, Юрка хотел было пуститься в круг, но Роман успел ухватить его за ремень и утащить обратно на лавку. «Как пляшет девчонка! – подумал Иван. – До утра ведь может!» И в самом деле, даже платок ее летал и танцевал как огненный партнер, едва не задевая кончиков носов товарищей офицеров. Наконец, Саня перешел на «пониженную передачу», на самых последних нотах Татьяна бросила в сторону платок и, припав на колени, с легкостью березки изогнулась назад, едва не коснувшись смоляными кудрями пола. Раздались крики «браво!», Иван оказался рядом с плясуньей, протянул Тане руку, чтобы так же изящно завершить танец. Роман, поняв, что сплоховал (он находился ближе), отвесил учтивый, чуть не до земли поклон, тут же использовав его, чтобы поднять с пола платок. Хоть на этом отыгрался…