— Твоя стихия, правда? Руна ничего не ответила, только легко оттолкнулась ногами и проплыла мимо него, а потом опять нырнула. Ее одежда и протез лежали в шезлонге. — Ты знаешь, сколько сейчас времени? — спросил он. Она вынырнула прямо перед ним, обхватила его за шею и мягко оттолкнулась. Харри был совершенно не готов к такому повороту событий и, потеряв равновесие, ощущая под своими руками ее гладкую кожу, бултыхнулся вместе с Руной в бассейн. Оба не произнесли ни слова, только раздвигали руками воду, похожую на тяжелое теплое одеяло, зарываясь в нее с головой. В ушах шумело и щекотало, и Харри казалось, что его голова раздувается. Вот они достигли дна, и тогда Харри, оттолкнувшись ногами, потянул Руну наверх, на поверхность. — Ты сумасшедшая! — выдохнул он. Она тихо рассмеялась и стремительно отплыла прочь. Когда Руна вышла из бассейна, Харри лежал на бортике в мокрой одежде. Открыв глаза, он увидел, что девушка взяла сачок и пытается поймать большую стрекозу, сидящую на водной глади. — Просто чудо! — воскликнул Харри. — Я был уверен, что единственные насекомые, которые могут выжить в Бангкоке, — это тараканы! — Кое-кто из красивых тоже выживает, — ответила Руна и осторожно подняла сачок. Потом выпустила стрекозу, и та с тихим гудением принялась кружить над бассейном. — А что, тараканы не красивые? — Фу, гадость! — Но они ведь не опасные и не злые. — Может, и нет. Но привлекательного в них тоже, по-моему, ничего нет. Они просто есть, и все тут. — Они просто есть, — повторил за ней Харри без иронии, скорее задумчиво. — Они такими созданы. Такими, что нам все время хочется раздавить их. Если их слишком много. — Любопытная теория. — Послушай, — прошептала она. — Все вокруг спят. — Бангкок никогда не засыпает. — Да нет же, послушай. Это звуки сна. Черенок сачка представлял собой алюминиевую трубку, и Руна в нее подула. Было похоже на звук диджериду. Харри прислушался. В самом деле — звуки сна. Руна пошла в душ. Харри уже стоял в коридоре, вызвав лифт, когда она вышла из душевой, обмотанная полотенцем. — Твоя одежда лежит на шезлонге, — сказал он и закрыл за собой дверь. Потом они вместе ждали лифта. Цифры на красном табло над дверью лифта наконец начали обратный отсчет. — Когда ты уезжаешь? — спросила она. — Скоро. Если что-нибудь вдруг не всплывет. — Я знаю, ты встречался с моей матерью этим вечером. Харри засунул руки в карманы и бросил взгляд на ногти на ногах. Руна говорила ему, что их надо бы подстричь. Двери лифта распахнулись, и Харри остановился в проеме. — Твоя мать уверяет, что была дома в день убийства отца. И что ты можешь подтвердить это. Она застонала. — Хочешь, я отвечу? — Да нет, пожалуй, — произнес он. И отступил назад в кабину, и оба посмотрели друг на друга, в ожидании, когда двери лифта закроются. — Как ты думаешь, кто это сделал? — спросил он наконец. Она продолжала смотреть на него, пока створки дверей не сомкнулись. Глава 27 Музыка прервалась посреди гитарного соло в «All Along The Watchtower»,[29] и Джим Лав вздрогнул, поняв, что кто-то просто снял с него наушники. Он крутанулся на стуле и увидел, как над ним свесился высоченный блондин, явно пренебрегающий солнцезащитными средствами; он еле умещался в тесной дежурке. Глаза незнакомца скрывались за пилотскими темными очками сомнительного качества. Джим и сам мечтал о таких, пока наконец не приобрел их за сумму, равную его недельному заработку. — Привет, — сказал верзила. — Я спросил, говорите ли вы по-английски. Он произнес эти слова с каким-то неуловимым акцентом, и Джим ответил ему на бруклинском: — По крайней мере лучше, чем на тайском. Чем могу помочь? Какую фирму желаете посетить? — Сегодня никаких фирм. Я просто хочу поговорить с вами. — Со мной? Так вы не контролер из охранного агентства? Тогда понятно, почему плеер… — Я не из охранного агентства, а из полиции. Моя фамилия Холе. Мой коллега, Нхо… Он сделал шаг в сторону, и стало видно, что в дверях стоит таец с коротко стриженными волосами и в наглаженной белой рубашке. Джим ни на секунду не усомнился в подлинности документов, которые тот предъявил. И так все было ясно по внешности. Он зажмурился. — Что, полиция? Скажите, вы все, что ли, ходите к одному и тому же парикмахеру? Никогда не пробовали подстричься по-новому? К примеру, вот так? И Джим, захохотав, показал на копну у себя на голове. Высокий усмехнулся: — Похоже, ретро восьмидесятых еще не добралось до полицейских участков. — Чего-чего восьмидесятых? — Ладно, проехали. У тебя есть сменщик и место, где бы мы могли поговорить? Джим объяснил, что приехал с друзьями на каникулы в Таиланд четыре года назад. Они взяли напрокат мотоциклы и рванули на север. В маленькой деревушке у реки Меконг, на границе с Лаосом, один из друзей совершил глупость — купил опиум и сунул его себе в рюкзак. На обратном пути их остановила полицейская машина, всех обыскали. И тут, на пыльной дороге Таиланда, можно сказать в самом сердце страны, они вдруг осознали, что их другу грозит длительное тюремное заключение. — Согласно закону, ему, черт побери, могла грозить смертная казнь за контрабанду этой дури, ну каково? Причем мы, трое остальных, хотя ничего и не сделали, сразу же подумали, что нас тоже загребут за какое-нибудь соучастие или невесть что еще. Я тут же усек, что моя черная афроамериканская физиономия как нельзя лучше подходит для героинового контрабандиста. Мы просили и умоляли до тех пор, пока один из полицейских не дал нам понять, что они могут ограничиться штрафом. Нам пришлось отдать им все свои деньги, и плюс к этому они конфисковали опиум, а потом отпустили нас восвояси. До чего же мы были рады! Вот только обратные билеты в США уже не на что было купить… И Джим принялся пространно и в подробностях описывать, как было дело дальше, как он пытался подработать гидом с американскими туристами, но у него возникли проблемы с видом на жительство, как он залег на дно, как его содержала одна тайская девушка и, когда наконец остальные друзья сумели-таки вернуться домой, он решил остаться здесь. После многих проволочек он получил разрешение на работу, ему предложили стать охранником паркинга: как раз понадобился человек, говорящий по-английски, который мог бы обслуживать офисы международных компаний. Джим тараторил не переставая, и Харри наконец вынужден был остановить его. — Черт, а я-то надеялся, что твой тайский дружок не говорит по-английски, — бросил Джим и нервно покосился на Нхо. — Те парни, которым мы заплатили на севере… — Расслабься, Джим. Мы пришли спросить тебя совсем о другом. О синем «мерседесе» с дипломатическими номерами, который был здесь припаркован третьего января около четырех часов дня. Не припоминаешь? Джим загоготал. — Если бы меня спросили, какую именно мелодию Джими Хендрикса я сейчас слушал, то я, может быть, и ответил. Но машины — они то въезжают, то выезжают… — Он всплеснул руками. — Когда мы были здесь, нам выдали талон. Ты не проверишь, что осталось: регистрационный номер или что-то в этом роде? Джим покачал головой. — Мы не ведем учета. Паркинг оснащен видеокамерами, и, если что-то происходит, мы потом можем это обнаружить. — Потом? Ты имеешь в виду, что все записывается на видео? — Типа того. — Но я не заметил мониторов. — А их и нет. Здесь парковочные места на шести этажах, у нас просто нет возможности сидеть и все это отслеживать. К тому же большинство воров, завидев камеры, думают, что за ними наблюдают, и сразу дают деру. Разве не так? А значит, половина дела уже сделана. Ну а если какой-нибудь осел все же полезет в чужую машину, мы сразу увидим это на пленке. — Сколько вы храните видеозаписи? — Десять дней. За такой срок владельцы машин успеют заметить, если чего не хватает. А потом мы снова пишем на те же пленки.