– Вот как? Что ж вы раньше об этом не сказали, ака? Это меняет дело. – И потом, у самого младшего одежда была в грязи, капитан-начальник. Капитан-начальник начал быстро писать. Мотнув головой, засмеялся. Почему он засмеялся, я так и не понял. – Скажите, ака, знаете ли вы хотя бы одного человека, кто был свидетелем этого происшествия? – Может, я и преувеличиваю, капитан-начальник, но там было больше ста человек. Как я мог узнать кого-то из них? Там было даже два милиционера. – Как вы сказали? Два милиционера? В самом деле? – Так и есть, капитан-начальник. Сидели прямо за моей спиной и пили чай. – И они тоже всё видели? – А то как же! Видели от начала до конца, капитан-начальник! – Вот оно что! Капитан-начальник вытащил из железного сундука одну большую толстую бумагу и развернул ее. На бумаге было наклеено видимо-невидимо фотографий. – Посмотрите, ака, нет ли среди них тех, кого вы видели. Я разглядывал фотографии, водя по ним пальцем. Наконец узнал одного из них. Ткнул в его лоб пальцем: – Вот он, тот самый! Капитан-начальник посмотрел, наклонившись, и покачал головой. Сложил фотографии и засунул в сундук. Вышел и снова вернулся: – Вы, ака, побудьте пока вон в той комнате. Я сам вас позову. Я вошел в соседнюю комнату и сел. Это была комната без двери. Капитан-начальник опустил бархатную занавеску. Кто-то спросил: – Можно? Капитан-начальник стал задавать вопросы: – Итак, где вы были двадцать четвертого января, в воскресенье часов в двенадцать? – В каком январе? Январе этого года? На участке был. – А нельзя ли поконкретнее? – Вел наблюдение вокруг винзавода. – Так, значит, вы были в районе завода? – Да. – И вам ничего не известно о происшествии в этот день у чайханы? – Что за происшествие? – Там была драка. – Хоть убейте, ничего об этом не знаю! – Хорошо. Подойдите сюда, ака. Я вышел к ним. Парень, стоящий передо мной, точно был одним из тех милиционеров, которые пили чай за моей спиной. Увидев меня, он побледнел. Капитан-начальник показал ему на меня: – А этого человека вы когда-нибудь видели? Тот посмотрел на меня пристально и пожал плечами: – Не припомню. Я чуть было не рассмеялся. Потом напомнил ему о случае у чайханы. Тот глядел в потолок и долго вспоминал. Затем вдруг приставил указательный палец ко лбу: – Ну да, точно! Теперь вспомнил. Я шел к своему участку мимо этого места. Там еще на улице собралось много людей. Я и подумал: должно быть, торгуют чем-нибудь. – Ну и ну! Ведь мы с вами еще разговаривали, брат. И я вам… – Со мной говорили? Быть этого не может! Ложь! У вас ведь борода – думайте, прежде чем говорить. Вы спутали меня с другим человеком. Капитан-начальник посмотрел на меня: – Слышали? Он говорит, что там не был. От удивления я даже схватился за ворот: – О, Всевышний! – Так, вы свободны Кадыров. Может, еще кого вспомните, ака? – А то как же! И чайханщик все видел. – Чайханщик? А еще? – Еще видел продавец жареной рыбы. – Так, продавец жареной рыбы. На сегодня все, ака. Об остальном поговорим в другой раз. 59 Когда в следующий раз прислали бумагу, я не поехал. Была причина – умерла бабушка Доно. Пошел на похороны. Старуху завернули в саван, поплакали, похоронили. Я в мрачном настроении лежал дома, когда нежданно-негаданно явился Рихсиев. Сказал жене, чтобы подала чай. – Что это вы не в духе, товарищ Курбанов? – Бабушку Доно отнесли. – Куда вы ее отнесли? Тут я понял, что он не был на кладбище. – Я говорю, что умерла бабушка Доно. – Ах вот как! Стало быть, ее похоронили. Вы сказали «отнесли», вот я и решил, что отнесли какую-нибудь вещь. Я отвернулся и закрыл глаза. Не смог сдержаться. Повернулся обратно. Впервые в жизни я решил дать Рихсиеву мудрый совет: – Рихсиев-ака, вы человек образованный, знаете все новости в мире. Не мне вас учить. Никогда не отрывайтесь от народа, ака. И особенно в двух случаях. Во-первых, на свадьбе. Засучив рукава, подобрав полы, послужите людям, чтобы свадьба прошла весело, радостно. Свадьба – она для всех, да. И во-вторых, будьте с народом во время траура. Горюя и плача, разделите горе людей. Горе, причиненное смертью, человек в одиночку перенести не сможет. Одному это не по силам. Не оставляйте человека одного, разделите с ним его печаль. Именно в этих двух случаях человек и проявляет свою сущность. – Но я не знаю такой старухи. Кто она? На каких должностях работала? – Она – человек, как и все мы. Бедная старушка. Всю жизнь проработала в колхозе. Под старость трудилась сторожем в магазине. У бедняжки Доно не было ни сына, ни дочери. Некому было о ней поплакать. Мы сами ее оплакивали, называя ее нашей тетушкой и бабушкой. Мы ее и хоронили. Народ ее похоронил. – Я что-то слышал краем уха. Когда шел в школу на урок, люди говорили, что кто-то умер. Не придал этому значения. – В этом все и дело. Вот почему на похоронах было так мало людей. С кладбища я вернулся расстроенный. «Неужели такова теперь стала цена человеку?» – спросил я себя. Рихсиев-ака, придет день, когда и мы с вами уйдем. Смерть ждет каждого из нас. И если в такой день мы не пригодимся друг другу, зачем тогда мы живем? Рихсиев слушал меня, раскрыв рот. – Разве обязательно идти всем, товарищ Курбанов? Да хватит и четырех человек из родственников. Поднимут носилки с четырех сторон и понесут. Больше четырех человек не нужно. А впрочем, пусть будет шестеро. Двое будут могилу копать. – Рихсиев-ака, человек не собака, чтобы, волоча его за ногу, выбросить в яму. Человек на то и зовется человеком. Разве есть существо величественнее, чем человек? Рихсиев слушал меня, раскрыв рот.