– Да ладно, подумаешь, какая-то там старушка. Всего-навсего сторожиха! Вот если бы она была личностью, имевшей большое международное или, по крайней мере, местное значение, если бы мы стояли в почетном карауле, повязав на руку черную повязку, носили бы траур, речь могли бы произнести… – Рихсиев-ака, больших или маленьких людей не бывает. Все – люди. Хороший ли человек, плохой – живет он одну жизнь. Он жил так, как мог, делал то, что было в его силах, и считал себя человеком. Встречался с нами лицом к лицу, плечом к плечу, жил с нами в одно время. Когда человек уходит безвозвратно, тот, кто не проводит его, разве может считаться человеком? – Смерть старушек, товарищ Курбанов, дело местного значения. Большой важности не имеет. Вон сколько трагедий разыгрывается на международной арене… Иранский шах Пехлеви, оказывается, дал тайный приказ сжечь кинотеатр. В нем было пятьсот человек. Вот что такое настоящая трагедия. Ужас! Я выражаю иранскому народу глубокое соболезнование. Я встревожен международным положением, товарищ Курбанов. Очень озабочен! Международная обстановка с каждым днем обостряется все сильнее… 60 Наутро к нам пришел участковый. Не поздоровавшись, встал, заложив руки за спину, у порога и начал выговаривать: – Вам что, советские органы – игрушка? – Что мы такого сделали? – Почему не явились в назначенное время? Я взорвался: – Не захотел идти – и все тут! С женой в кино ходил! Понятно? – Залезайте в машину! Удивившись, я выглянул через дувал на улицу, а возле наших ворот – милицейская машина. Желтая. Мне стало не по себе. – Участковый, брат, так не годится. Убери поскорее свою машину! Не дай Бог никому, чтобы у его ворот стояла «скорая помощь» или милицейская машина. Уезжай скорее, брат, пока никто не увидел! – Будет вам, нечего философствовать. – Вот я перед тобой. Хочешь – стреляй, а в милицейскую машину не сяду! Уж если есть такая нужда, поеду на автобусе. – Тогда чтоб живо следом за мной приехали! Они уехали. Я с тревогой выглянул через забор на улицу: не увидел ли кто милицейской машины? Хвала Всевышнему, людей на улице не было. 61 Я отправился в райцентр на автобусе. В дороге меня укачало. Пришел в милицию, открыл обитую кожей дверь. Капитану-начальнику рассказал о бабушке Доно. Тот покачал головой, выразил соболезнование. В комнату вошел милиционер. Подошел к капитану-начальнику: – Некоторые, товарищ капитан, указывают на Мумина – того, что с улицы Коммунизма. – И где этот парень? – Не видать нигде. Я аккуратно расспросил соседей. Говорят, лежит дома, лицо разбитое мазями мажет. – Ясно. Глядите мне в оба, чтобы чего не пронюхал. Доставите, когда скажу. А сейчас приведите чайханщика и продавца рыбы. Спустя некоторое время милиционер вернулся: – Привел, товарищ капитан. Пусть войдут? – Введите. На пороге появились чайханщик и продавец рыбы. Чайханщик согнулся и поздоровался. Капитан-начальник, указывая карандашом на чайханщика, сказал: – Сначала войдите вы. А вы подождите в коридоре. Чайханщик хотел поздороваться с капитаном-начальником за руку. Прижал руки к груди и засеменил по ковру. Капитан-начальник, не поднимая головы, карандашом указал чайханщику на стул. В замешательстве чайханщик чуть было не схватился обеими руками за карандаш. Потом отдернул руки и сел туда, куда ему показали. Прямо напротив меня. Кивнул мне. Капитан-начальник просмотрел кипу бумаг. Повернулся к чайханщику. Записал его имя и фамилию. – А теперь расскажите о драке, которая произошла в вашей чайхане, Саттаров-ака. – Какой драке? – О драке, происшедшей двадцать четвертого января. – Что еще за драка? Уж не сон ли это? Ах, да, вспомнил! История эта произошла не в нашей чайхане, а на улице, капитан-ука[10][Ука – младший брат, а также уважительное обращение к младшему по возрасту.]. – Точнее, возле вашей чайханы. – Сами понимаете, капитан-ука, в базарный день народу бывает много. Обычно я очень занят. Шум такой, что ничего не услышишь. – Но ведь, наверное, можете отличить простой гул в чайхане от криков драки? – Не отличаю, капитан-ука, совсем не отличаю. В этом все дело. В ушах все время гудит. А кто, о чем – не разберешь. Хотите верьте, хотите нет. Вот, если сосчитать на пальцах, я могу сказать: есть в этом гуле голоса стариков – это раз! Есть молодых – это два! Есть и голоса старушек – это три! А есть и девичьи – это четыре! Еще есть голоса младенцев – это пять! Итого уже пять! Теперь сосчитаем остальное. Кроме перечисленного: шум от проезжающих по улице машин – это раз, мычание коров, возвращающихся с базара, – это два… – Ладно, хватит. Расскажите мне о том, что видели. – Как же так, капитан-ука? Как я мог видеть, если я ничего не слышал? – Но глаза-то у вас есть? – Все верно, глаза есть. Всевышний, как вы можете заметить, и нас тоже ими не обделил. Только знаете, капитан-ука, если бы вам довелось выпить хоть пиал-ку чая в нашей чайхане, вы бы точно заметили, что самовар наш стоит в самой глубине чайханы. Есть одно махонькое окошко, как в ларьке. Во-от такусенькое! Через это окошко я и передаю чай. Окошко вровень с моей грудью. Если даже вот так согнусь и выгляну, улицы мне оттуда не видно. У меня аж поясница разболелась, капитан-ука. Целый день нагибаюсь. – Но, может, вам хоть что-то известно об этой драке? – Известно, капитан-ука. Один раз нагнулся и увидел толпу на улице. Больше ничего не видел. – Ладно, идите. Если понадобитесь, вызовем снова. Спутнику вашему скажите, пусть войдет. Прижимая руки к груди, чайханщик кивнул капитану-начальнику. Быстро засеменил к двери, будто за ним кто-то гнался. Вошел продавец рыбы. Капитан-начальник записал и его имя и фамилию. По тому, как он надменно расселся и как вопрошающе – мол, слушаем – нахмурил брови на капитана-начальника, было видно, что человек он бывалый. У меня появилась надежда. – Итак, теперь мы вас послушаем, Шукуров-ака. Продавец рыбы даже глазом не моргнул: – Что вы хотите услышать? – Как вы знаете… – Знаю, участковый мне говорил. Но я ничего не видел. Все! Могу даже написать. Больше ничего! Я могу идти? Меня работа ждет. На этом все! – Не спешите, разговор наш только начался. Вы наверняка оставили кого-нибудь вместо себя. – Сын остался. Он еще молод, может обидеть посетителей. Все! – Что-то больно часто вы «всекаете». Отвечайте на вопросы! Решается судьба человека! Что неясно? – А вы не кричите на народ. Пользуетесь тем, что сидите за должностным столом. На этом все! – Я разговариваю с вами, а не с народом. – Народ начинается с одного человека. Я – выходец из народа, не кричите на меня. Все! – Я разговариваю, а не кричу. – Нет, кричите. И все тут! – Ладно, не будем кричать. Похоже, Шукуров-ака, вы сегодня не с той ноги встали. Свободны, можете идти. Вызовем вас снова. – Как хотите. Все равно ничего нового не услышите. На этом все! Продавец рыбы ушел задрав нос. Капитан-начальник отпустил и меня. Сказал, что вызовет еще раз. – Капитан-начальник, дома у меня полно дел. Вдобавок столько раз уже пропускал улак. Почесаться некогда… – А как прикажете мне поступить, ака? В общем, так. Свидетели в этом деле нам не нужны – есть медицинская экспертиза. Вы бы только помогли преступников опознать. Те двое – городские. Продавец рыбы с чайханщиком знают преступников. Но вы сами слышали, что они говорят… 62 Я шел по обочине дороги. Прошел мимо того места, где была драка. Дорогу мне преградил человек в белом халате. Взглянул ему в лицо, а это продавец рыбы. Он взял меня за локоть, потянул в свою лавку. Сели на длинную скамейку в стороне от котла. Положив мне ладонь на колено, продавец спросил: – Это вы на меня донесли, ака? – Я не доносил.