Выливает матушка Аймомо воду с соком в казан сумалячный. Сходятся на варку сумаляка женщины. Семь пришло, нечетное число. Хорошо бы, чтобы четное было. Стали женщины совещаться, кого восьмой позвать. Рядили-рядили, дошли наконец до одной, некой Мунаввар. – Эту позвать, ерунда получится, а не сумаляк! Это бабка Хальдон выпалила. Задумались женщины. Друг на дружку поглядели. Вот ведь закавыка какая… Головой покачали. – Будь по-вашему! – сказали. Про эту Мунаввар в народе разговор шел, что ведет себя не слишком скромно… Такими вот уважением и честью сумаляк пользуется! Стали женщины сыпать в казан муку, какую с собой принесли. Вокруг казана кружком расселись. Сидят, переговариваются, за казаном приглядывают. Дети их, за матерями увязавшиеся, вокруг дома играют. Перекрикиваются, ссоры затевают. Стали женщины тоже в эти ссоры вмешиваться. Разгорячились, уже и «тыкать» друг другу начали. «И что они в детские ссоры влезают? – матушка Аймомо думает. – Говорят же, дитя безгрешно. Поссорится – тут же помирится». Помыла матушка Аймомо семь камушков с боярку величиной. Помыла, в бурлящий казан бросила. 4 Сказывают, жила в этом тленном мире одна бедная женщина. Звали ее Анаизор, «Мать слез». Не было никого беднее ее, никого бесприютней. Ни доли, ни воли не дало ей небо! А что дало ей, так это изобильное потомство. Деток у нее было полон подол! Начнешь считать – собьешься. Вот вечером как-то проголодались детки, стали к матери руки тянуть. – Мама, мама, кушать хотим! – чуть не плачут. Что делать? Анаизор рукава засучила, говорит: – Сейчас приготовлю, подождите… Развела в очаге огонь, казан подвесила. Огонь пылает, казан накаляется. Вот только что в казан бросить, не знает Анаизор. Весь дом обыскала, весь двор облазила. Не нашла такого, что в казан положить можно. Так ничего деткам своим голодным и не смогла дать. Те поплакали-поплакали, да и уснули. Сидит Анаизор над детками, на голодный живот заснувшими. Сидит-сидит, у самой сердце разрывается. Судьбу свою проклинает и кровавые слезы льет. – Ой, бедность моя горькая! Проснулась на рассвете детвора. Голодные, кушать просят, плачут. Корми их! У Анаизор от горя разум помутился, стала бегать вокруг, хоть что-то найти, чтобы в казан бросить. Тут ей на глаза семь маленьких камушков попались. Помыла их в глиняной чашке да и в казан бросила. Потом подняла крышку, заглянула в казан, а он полон снеди! Стала снедь та сумаляком зваться. А сам сумаляк стал главным наврузовским блюдом. 5 Исчезли камушки в бурлящем сумаляке… Стемнело. Беседы-разговоры утихли. Одна женщина сидит, веретено держит, другая – вату с хлопкового семени сучит. Раньше рассвета сумаляк не сварится! Тут бабка Хальдон да и говорит: – Давайте загадки загадывать, что ли! – Хорошая мысль вам в голову пришла, – одобрили женщины. – Будем друг другу по очереди загадывать. Кто предложил, тот и начинать должен. Говорит бабка Хальдон: – Ну, вот… Длинная девка, лбом по полу стучит, платком по полу шуршит. Что это? – Станок ткацкий! – Казан с ноготок, да весь с едой? – Орех! – Старушка-вострушка, чужое доброе схватит, к себе скорей тащит? – Мышка! – Тихо живет, себе платок шелковый ткет? – Червь шелкопряда! – Два брата, живут рядом, а друг дружку не видят? – Глаза! А сами все за огнем следят, в очаге шуруют. Если жар хоть настолечко спадет… все, прокиснет сумаляк! Такое вот капризное блюдо! – Птица медная, не бедная, сидит за столом, всем скажет «салом!». – Самовар! – И гору свалит. – Топор! – Не стережет, не лает, в дом не пускает? – Замок! – Блестит-блестит огонек, не погаснет огонек, драгоценней, чем алмаз, самый дорогой дружок! – Глаз! – Ни рук, ни ног, не замок, а дому сторож? – Тесьма юрты! – Еда без соли?