– Да вот хотя бы наш завфермой, как табунный жеребец, чем плох?.. А нет, так вот бригадир наш, и от него детки здоровые получились бы… Матушка Аймомо так и подскочила, с настила вскочила, даже калош не надела. На босу ногу к воротам побежала. Створку ворот широко распахнула, на улицу показывает: – Уходите! Сейчас же уходите! Бабка смутилась, сидит, не шелохнется. – Э-эх, вот что я за свое добро-то получаю… Я ж от любви, от заботы о вас говорила, э-хе-хе… – Говорю вам, уходите, слышите?! – Я же с червями помочь пришла, э-эх… – Да уйдете вы наконец?! Эй, Алапар, – собаку кликнула, – бах-бах, Алапар! Из-за курятника Алапар выбежал. Хвостом машет, матушкино платье обнюхивает. – Уходите, говорю! А то Алапара спущу! Тут уж Киммат, как перышко, взлетела. Калоши на ходу надевает. – Ухожу, милая моя, вот уже, ухожу! Семенит бабка, на Алапара поглядывает. Бочком-бочком Алапара обходит, глаз не сводит с него. И поскорее к выходу, к выходу. – Ой, злая собака, ты, это, с ней не шути… За воротами оказалась, снова осмелела. Спину расправила, на платье горловину оттянула, внутрь «тьфу-тьфу» поплевала. – А когда ж, милая, червячками займемся? – Да чтобы вашей ноги здесь не было! Еще червями с ней заниматься!.. Захлопнула дверь, с лязгом цепь повесила. В щель дверную поглядела. А бабка Киммат все еще перед воротами стоит! Словно внутрь войти собирается. Огляделась матушка Аймомо. Сбегала в конец двора, лестницу приволокла. К стене приставила, забралась наверх, выглянула… Успокоилась немного. В дом вошла, на постель бросилась. Плачет, остановиться не может. Плакала-плакала, да и заснула. 13 – Не пущу я больше эту бабку Киммат, – говорит вечером отцу нашему. – В чем дело? – Видеть ее не могу! – Других людей нет, бабушка. И эту бабку бригадир нам еле-еле дал. – Других нет – ладно, сами управимся. 14 Отец наш Каплон в сенях настил соорудил. Матушка Аймомо «кашку» по настилу разложила. Хотя дни жарки были, еще печь затопили. Чтобы воздух для червя подходящий был. 15 Через неделю «кашка» ожила. Зашевелилась, закопошилась. Время червя на листья пускать. 16 Отец наш Каплон на склон сходил, молодых ветвей наломал. Матушка листья с ветвей обрывает, среди грены раскладывает. Червь листья поест, окукливаться начнет. 17 Настил в сенях в три слоя червями наполнился. Отец наш с матушкой всю утварь, которая в доме стояла-лежала, из дома вынесли, во дворе под навес сложили. Настил в доме в три этажа и в три ряда соорудили. И он тоже червями наполнился. А червь все родится. Теперь уже из комнаты для гостей всю утварь вынесли, под навес сложили. Настил в комнате для гостей в три этажа и в три ряда соорудили. Вся большая комната для гостей червями наполнилась-переполнилась. Нет больше в доме места. Одна кухня осталась. Все казаны, чашки-плошки вынесли, под железный навес сложили. Настил на кухне в три этажа соорудили. Во дворе всю утварь, какая лежала-стояла, тоже под навес снесли. По всему двору листья для червя разложены. Не осталось для отца нашего и матушки места для жительства. Только рядом с курятником еще место свободное, с ковер величиной. Здесь с зимы куча гузапои осталась. Притащили отец наш с матушкой сюда ковры, чтобы сидеть-лежать было где. – Рядом с курятником даже лучше, – говорит матушка. – Куры кудахтаньем будить будут. Так вот отец наш с матушкой червю весь дом отдали, сами рядом с курами ютятся. Червь в первую спячку впал. Через два дня и две ночи пробудился. Начал листья жадно есть. Пришел колхозный шелковод, поглядел. – Тьфу, – говорит, – чтоб не сглазить. Червь во вторую спячку впал. Снова два дня и две ночи спит. И на этот раз, проснувшись, на листья набросился. Только принесешь, они уже все в дырочку. Настало время третьей спячки. На этот раз через два с половиной дня и две с половиной ночи проснулся. Еще, говорит, листьев, листьев давай! Глядит отец наш Каплон, как червь листья пожирает.