– Во даёт, а! – говорит. – Сам с ноготок, и где у него только живот помещается… Пол под настилом весь, как просом, черным пометом покрылся. Матушка только и успевала выметать. Впал червь в четвертую спячку. На полтора дня и полторы ночи заснул. 18 Сел отец наш на лошадь, снова за листьями отправился. На взгорьях с тутовых деревьев ветки срезает. Срезал-срезал, руки устали. К стволу тута спиной прислонился, дышит тяжело. Сидит, вдаль смотрит. Глаза сами собой закрываются… Вдруг видит, старец на белом ишаке, в белой чалме через арык едет. Незнакомый старец, не местный. Мимо тута, под которым отец наш сидит, проехал. Показалось, на старика Намаза похож. Склонил отец наш голову, поприветствовал старца. Не ответил старец на приветствие. Насторожился отец наш. За ствол ухватился, в землю поглядел. Нет старца… Как под землю провалился. Отец наш по сторонам глядит. Нет старца! Сердце заколотилось. Оттянул отец наш ворот, внутрь поплевал. Ветки дорезать не стал, связал, сколько было. На лошадь взвалил, восвояси поскакал. Давай-давай лошадь погонять. Боится, что старец тот снова появится. 19 Домой не в себе вернулся. Растерянным вернулся, печальным. А тут матушка из хлева за ягненком бежит. – Ну, хватайте же его! – кричит. – Что, мне одной все это хозяйство нужно? Погнался отец наш за ягненком. Носится ягненок по двору. Да и забился куда-то. Поискал-поискал отец наш ягненка. Нашел его, за ноги схватил. Не удержал его, вырвался ягненок. К забору шарахнулся, стоит. «Ягнят гонять – это детей работа, Хушвакта работа», – думает отец наш. Наклонился отец наш, руки развел, на ягненка бросился. Снова не поймал. Дернулся ягненок и вырвался. Отец наш на корточки сел, на ладони поплевал. Ладони все ободранные. Сам весь в пыли с головы до ног. «Эх, был бы Хушвакт, в два счета бы его поймал…» – снова подумал. Загнал ягненка в угол двора, руки растопырил, схватил, к груди ягненка прижал. На этот раз не вырвался. Отнес его в хлев, сел с ним на корточки перед овцой. Пока овца ягненка не видела, доиться не желала. Принялась матушка овцу доить: Я овечку подою, турей-турей, Ласковую я мою, турей-турей, С молока овцы моей, турей-турей, Скоро стану здоровей, турей-турей… Овца размякла, морду к ягненку тянет. Полилось молоко. Отец наш поднялся, к выходу попятился. Взгляд от овцы отвел. Сердце защемило… Мужское разве это дело – сидеть вот так? Стоять вот так, с ягненком, дело взрослого разве? До каких пор он работу Хушвакта делать будет?.. Течет, течет ручейком, турей-турей, Тыкву[69][Киди – сосуд из тыквы-горлянки.] полнит молоком, турей-турей, Такова твоя судьба, турей-турей, Не печалься ни о чем, турей-турей. Тут овца кошку, по стене крадущуюся, увидела. Снова молоко прекратилось. Овца кошку боится! В горы трута не бери, турей-турей, В реку воды не бери, турей-турей, Коль сыночка рядом нет, турей-турей, Близко к сердцу не бери, турей-турей. Кошка со стены спрыгнула. Снова вздрогнула овца. Твой сыночек – твой цветок, турей-турей, Спать пора, поспи часок, турей-турей, Есть сыночек, ты заблей, турей-турей, Нет сыночка, не жалей, турей-турей. Матушка поднялась: – Все, можете не присматривать. Отец наш взгляд отвел, вышел. Обошел курятник, к ковру подошел. Лег, в подушку лицом уткнулся. Мокрой подушка стала. 20 Червь прямо озверел от жадности!