Снова дверь с треском хлопнула. Невестка из окна выглянула. Отъезжающему зятю вслед поглядела. Часть V Сияет в саду звездном луна. Точно в молоке ее прополоскали, белая-белая. – Вот сидим, глядим в глаза друг другу… а это гляденье уже само стих напоминает. Может, у кого из поэтов было это или в народе пелось. Скажу тебе, бабушка, это от гляденья в глаза сложилось… Далек-далек лунный луч, Далек-далек свет из туч, Не охватишь целиком этот мир… – Иногда сижу это я, бабушка, нарочно дома, а детвора думает, что нет меня, через забор лезет. На урючины залезут и давай лакомиться. В подол еще наберут, тогда уходят. А я гляжу на них и любуюсь… слышишь, бабушка, дети, говорю, наши урючины облюбовали, дети! Думаю, со стороны улицы надо плодовые деревья посадить. Кто приходит-проходит, попробует… дети, вот, едят… 1 Зажил отец наш бобылем. Пока гнев не прошел, не чувствовал, что жены нету дома. Теперь мало-помалу замечать стал. По жене нет-нет, да и заскучает, вздохнет. Подушку руками, нет-нет, да и обхватит, вздохнет. По двору кругами-кругами походит, вздохнет… Скучно без жены!.. На лошадь вскочит, затемно со двора отъедет. К забору шурина подъедет, через забор глянет. В темный двор всматривается. Вздохнет, снова вглядывается… Запах матушки нашей ноздрями втягивает… 2 Думал-думал, решил дядю к шурину послать. Дядя просто в бешенство пришел: – Да чтоб тебе ослепнуть! Что натворил, а?! И кулаком по полу стучит. – Язык так не распускайте, – тетка говорит. А дядя все – бух-бух! – кулаком по полу: – Говорил тебе отец твой покойный, говорила тебе мать твоя покойная, брось ее, жизни тебе с ней не будет, говорили! Что, просто так говорили? Как говорили, так и стало! Сам свою жизнь в пыль развеял! Она тоже так вот думала… – Что она думала? – отец говорит. – А о том думала, что что нет мужу до детей дела… «Уйду от него, попробую судьбу свою сама устроить», – вот что думала. – Ладно, ушла, и скатертью дорожка! – тетка говорит. – А тебе жену искать надо! Нож без ножен не оставляют!.. «Неужели до такого она дошла?» – отец наш про себя думает. Сидел-сидел, смелости набрался. – Ладно, – говорит, – придется новую жену заводить. 3 Посоветовался дядя с родней, сложившееся положение обсудил. Стали для отца нашего женщин подыскивать. Двух нашли. У обеих мужья в авариях погибли. Одной где-то тридцать пять, бездетная. Второй около сорока, двое детей. Тетка хлопочет: – Дверь увидав, не бери; колыбель увидав, бери, – говорит. – Айгуль больше подходит: дети есть… Дядя на себя заботы свата взял. У родителей женщины согласие получил. На деток ее поглядел. Хорошие детки, ласковые. – Вот и славно, – говорит дядя, – племяннику нашему готовые дети будут. 4 Дошли и до матушки нашей эти разговоры. Вспыхнула матушка, как фитиль! На подоконник села, локти уперла. – Ну и ладно, мне-то что… – шепчет. Подбородок в ладони вдавила. Голову чуть влево наклонила, глаза в себя куда-то глядят. Лицо пылает, желваки туда-сюда ходят. Грудь обвисла, точно упадет вот-вот. Тянет грудь обвисшая книзу ее. Нет, не горе это, не ревность это… Груди ее, как чаши, точно на нитках повисли. Вот-вот оборвутся, обрушатся с тела на землю, разобьются вдребезги… 5 Затвердела внизу грудь, точно камень стала. Распрямилась матушка. Нет, не прошло. Что затвердело, не размягчиться никак, не опустится. Попробовала матушка грудь размять. Пальцами слегка – пир-пир – по ней прошлась. Не чувствует ничего грудь. Стала издали пальцами к ней подходить, еще осторожнее. Ладонью тихонько-тихонько поглаживает. Глаза закрыла, поглаживает. Почувствовала грудь пальцы. Наконец, стало тяжесть в груди отпускать немного. На лбу пот холодный выступил. Сидела-сидела, улыбнулась слабо. Словно со словами чьими-то соглашается, головой кивает бессмысленно. – Пусть женится, белая нога черной не станет, – одними губами шепчет. 6 По природе своей женское племя само о себе заботиться может, и накормить-напоить само себя может, и детей поднять само может, а все равно… все равно по самому своему имени – слабо![76][«Заиф» (или «заифа») – женщина, супруга, и «заиф» – слабая, немощная.] Потому женское племя всегда голове своей защиту найти желает. По природе своей женское племя и своенравным быть может, и надменным, а все равно пред защитой своей смиряется. Кто голове женской покров и защита? Начальник? Или нищий? Слепой или плешивый? Или вовсе калека? Все равно племени женскому, все равно! Что красавец, что урод – в четырех стенах всяк сойдет.