— Дык, я пойду, — живо ответил Филя. — Так уж и быть, сегодня ночь да завтра день следить буду. — И уже с шуткой добавил: — Что, Ченка, возьмёшь мужика на постой? — Какой постой? — не поняв значения слова, смутилась она. — Дом пускать буду. Постой нет… Все дружно засмеялись, а старший пояснил: — Это не то, что ты думаешь. Он просто хотел сказать, что от тебя лучше за усадьбой следить, чтобы вовремя увидеть, когда Агафон явится. Ченка недоверчиво посмотрела на Филю, наконец-то белозубо улыбнулась: — А-а-а! Понятно, однако. Постой — это когда смотреть надо. Так? Я и говорю, смотри, как надо. Ченка никому не скажет, что дома у неё Филя постой делает. А когда Гафон ходи будет, сразу видно. Мимо Ченки никто тихо не ходи, всех видит. И Филе сразу говорить будет. Для Пелагии ещё большее удивление: зачем Вороховы Агафона ждут, да ещё так тайно, скрытно от всех? Что такого, пришли бы на прииск, места в бараках много, есть где остановиться. Что-то здесь не так, кроется какая-то тайна. Но интрига заключается в том, что в тайну эту посвящены Лукерья и Ченка. А она, Пелагия, нет. Но! В кармане у Пелагии записка, письмо от Елены Николаевны. Может быть, в нём разгадка? Эх, поскорее бы добраться домой, к себе в комнату, да прочитать послание от подруги! И как будто кто прочитал её мысли. Встал Филя, шутливо приказал: — Что, бабоньки? Стройся в ряд, дорогу показывать буду. Идти пора. Пошёл вперёд по тропинке, но через несколько метров после костра в темноте споткнулся о кочку и завалился во всю длину своего тела. Ченка проворно подскочила к нему, стала поднимать: — Эко! Сапсем слепой, как крот, отнако. Пашто под ноги не смотришь? Тарогу не знаешь? Так хоти путешь, глаз не хватит. На постой не притёшь. Тай, отнако, сама вперёт хоти путу, тарогу казать. У Ченки глаз острый, как рысь, всё витит. А ты, Филька-чёрт, сзати хоти… Мужики дружно засмеялись. Ченка быстро зашагала в ночь. Сконфуженный Филя поплёлся следом. За ними Лукерья. Позади всех заторопилась Пелагия. В доме тишина. Лишь неутомимые часы-ходики размеренно, металлически, чётко отсчитывают ход времени. Пелагия осторожно открыла засов на двери, мышкой юркнула в чёрную кухню, Лушка за ней. Прислушались. Из комнат едва доносится размеренный храп отдыхающих. Все давно спят. Но в комнате висит свежий запах табака. Может, кто из казаков вставал покурить? Или, не дай бог, Ивашка хватился жены? Но нет, тонкий посвист спящего мужа чётко различается звуковыми переливами, который Пелагия не спутает ни с кем. Иван спит. Спят и казаки, трое приказчиков. Вроде как всё нормально. В темноте по памяти подошла к печи, нашла спички, чиркнула коробком, засветила керосинку. Равномерное пламя осветило помещение. На столе чисто так, как после того, когда они помыли посуду. Никто не вставал. Значит, их отсутствия никто не заметил. Только палевая кошка Муська нервно сжалась комочком в углу у дырки, крутит по сторонам горящими глазами. Почему не на своём месте, за печкой на плече? Может, услышала мышь? Пелагия осторожно присела на лавку, исподлобья посмотрела на Лушку, хотела начать разговор. Но та быстро зашлёпала босыми ногами к своей каморке. Не хочет Лукерья сегодня разговаривать с хозяйкой дома. Знает, что та в строгости сурова и горяча. Лучше оставить объяснения на утро, когда та оттает в чувствах. Дверь каморки легко закрылась. Пелагия осталась одна. Ну и ладно, пусть Лушка уходит. У неё сейчас в голове заметались другие мысли. В кармане платья у Пелагии письмо от Елены Николаевны, драгоценное, долгожданное послание. Жжёт ладонь угольком костра. Что там написано? Надо поскорее прочитать. Иначе до утра не уснуть. Пелагия ещё раз осмотрелась вокруг, как будто опасаясь чьего-то присутствия, кто может помешать ей прочитать сокровенные мысли подруги. Нет, никого нет. Входная дверь избы на прочном черёмуховом запоре. Никто не выходил и не входил во время их отсутствия. А про чёрный ход, ведущий через лавку, знают немногие. Только она, Лушка, Ивашка да Агафон. Лушка пошла спать, Иван наверху, в комнате, Агафон в тайге. Значит, всё спокойно. Достала потрёпанный листочек, развернула, узнала знакомый почерк. Ровные строчки поплыли дождевыми размывами. Из глаз Пелагии непроизвольно потекли слёзы. Не сдержалась женщина, дала волю чувствам, заплакала, застонала, прикусывая губы. То ли от долгой разлуки с хозяйкой, или от судьбы-кручины, бросившей её в глухую тайгу на долгие годы. Прошло немало времени, прежде чем она справилась с чувствами и плечи женщины перестали дёргаться от судорожных спазмов. Наконец-то Пелагия сообразила, подтянула к себе лампу, положила дрожащими руками исписанный лист на стол, стала читать: «Здравствуй, дорогая моя подруга Пелагия! Пишу тебе своё второе письмо, в котором будет много правды, которой я не могла передать в первом письме своём, с Агафоном. Много лет прошло с тех пор, как мы последний раз виделись с тобой. Мне до сего дня непонятен твой скорый уход из нашего дома. Что сделала я для тебя плохого, что ты так тайно, не сказав мне прощальных слов, исчезла, как будто канула в Лету? Искала я тебя, спрашивала у всех, но никто мне ничего не говорил. Но вот волей великого случая, от братьев Вороховых узнала, что ты живёшь на прииске, вышла замуж и не хочешь возвращаться и даже видеться со мной. Так говорит Агафон. Почему? Неужели я так плохо к тебе относилась? Очень надеюсь и жду твоего письма. Отправь его с Вороховым Филиппом, думаю, он человек надежный, твою почту передаст мне лично в руки. Хочу встретиться с тобой, узнать о твоей дальнейшей судьбе. Счастлива ли ты?.. Теперь главное. У вас на Новотроицком прииске руководит делами моего супруга Набокова Дмитрия Ивановичи доверенное лицо Агафон, тот, кто передал тебе моё первое письмо. Думаю, что ты его очень хорошо знаешь. Не знаю, насколько вы с ним в хороших отношениях, но хочу предупредить тебя, что это далеко не тот человек, за кого он себя выдаёт. Его настоящая фамилия и имя Русаков Василий Николаевич. В недалёком прошлом это разбойник, насильник и убийца Васька-Удавка, главарь разбойничьей шайки, некогда державший в страхе весь Урал, загубивший не одну человеческую жизнь. В 1886 году разбойная банда под его руководством была поймана. Все участники шайки были закованы в кандалы и осуждены на пожизненную каторгу в железные рудники. Однако он, Агафон, сбежал с этапа, проникся доверием к моему супругу и осел на вашем прииске. Тайная полиция ищет его уже более десяти лет. Бойся его, так как этот человек не остановится ни перед чем. Братья Вороховы вызвались оказать помощь в поимке этого негодяя, сопроводить агентов тайной полиции на Новотроицкий прииск. Убедительно прошу тебя оказать этим людям возможную помощь в аресте Агафона. Вероятно, ваши казаки предпримут активное участие в защите Агафона от ареста, а ты до поры не открывай секрета. В дальнейшем полностью полагайся на Мешкову Лукерью Егоровну. Эта женщина имеет прямое отношение к розыску Агафона, если сказать точно, специально отправлена тайной полицией к вам на прииск ещё в прошлом году. Очень надеюсь на твою помощь. Буду с нетерпением ждать твоего письма и встречи с тобой. Это письмо, прошу тебя убедительно, сожги, как прочтёшь. С любовью и уважением к тебе, подруга твоя Набокова Елена Николаевна. Мая 25, года 1904». Прочитала Пелагия и как в чан с расплавленным свинцом упала. Ноги не держат, наполнились ватой, подкашиваются. Руки дрожат, ослабли, пальцы выронили письмо. Хотела поднять листок, наклонилась — да не смогла. От слабости грузно присела на лавку, уронила голову на руку и залилась горькими слезами. Обида душит Пелагию, боль за бесцельно прожитые годы. И были боль и разочарование и раньше, да с годами притупилось всё. А теперь вот как будто литовкой вены перерезали. Ведь писала же она письма Елене Николаевне, да, видно, передавала не в те руки, с Агафоном. А тот конечно же не доставлял послания по адресу, говорил, что хозяйка не хочет иметь с ней никаких отношений. Знать, кому-то было выгодно держать её здесь, в тайге, подальше. Вот тебе и зола на снегу. Убийца, насильник. Даже представить тяжело. Теперь всё понятно: и взгляд тяжёлый, и характер змеиный, а какое имеет влияние на людей! Посмотрит, как будто топором рубит. А как он её первый раз силой взял… даже опомниться не успела. Как во сне, тяжёлом, страшном. И что же теперь делать, как быть-то? Хочется отомстить Агафону, да страшно. Но всё равно, несмотря ни на что, Пелагия поможет, скажет Вороховым, когда Кулак вернётся из тайги. И тут вдруг вздрогнула, вспомнила: из кладовой, на зады, к озеру ведёт подземный ход. Никто про него не знает, даже Ивашка. А она, Пелагия, знает. Тщательно замаскированный вход она нашла случайно, когда два года назад перекатывала кадку с квашеной капустой в лавке Агафона. Первое время женщина не придала этому никакого внимания. Просто подумала, что лаз сделан для вентиляции. Но кем? А зачем ей было знать. А вот теперь поняла всё! И безвременное исчезновение Кулака из избы. И его внезапное появление в то время, когда все двери были заперты на засовы. Удивлялась Пелагия, наблюдая за Агафоном, как тот вдруг появлялся из кладовки, пугалась. А тот усмехался, прикладывал палец к губам и негромко шипел: «Молчи, баба-дура…» И Пелагия молчала. Потому что боялась Агафона, как собственную смерть. Не говорила никому. А что ей было делать? Не кричать же на весь прииск, что у Кулака есть творило. Только вот однажды, когда Агафон ходил в город, удовлетворила своё любопытство, пролезла с лампой по всему ходу до самого конца. И уже точно знала, что выходит он под тем огромным кедром, что стоит на отшибе за задами дома у перешейка, между первым и вторым озёрами. Длинный ход, больше двухсот шагов. Высокий, почти в рост человека. И, по всей вероятности, глубокий, потому что под ногами не супесь с глиной, а камни. И вход под кедром закрывается плотно, тесовой лядой, чтобы собаки не бегали. А стены и потолок вымощены крепями, как в штольне. А на вертикальных сваях кольца скованы. Для чего? Пелагии непонятно. Может быть, когда-то здесь был шурф с рассечками? О том, что Пелагия побывала в подземном ходе, Агафон узнал. Как? Она не знает. Возможно, предусмотрительный Кулак ставил одну из своих хитрых ловушек или увидел следы женских ног. Только сразу же по приходу, на следующее утро, оставшись с женщиной наедине, сжал перед её лицом огромный кулак и строго пригрозил: — Ещё раз спустишься, прикую!.. Надолго запомнила Пелагия угрозу Агафона. А ещё больше его слова. Что значит «прикую»? Она так и не могла понять. И в рассечку больше никогда не спускалась, да и посторонние мысли от себя отгоняла. Зачем ей какой-то подземный ход? Лишь бы Агафон не приставал. А теперь вот такая ситуация. Можно избавиться от Кулака навсегда, чтобы не видеть его ненавистных, прищуренных глаз. Не чувствовать его отвратительного, смердящего дыхания. Не ощущать его жадных, всевластных рук. И это может сделать только она, Пелагия. И всего надо-то просто предупредить Вороховых о появлении Агафона, потому что он может сбежать. Тогда бойся всю жизнь, жди, когда он появится. А это хуже смерти, всегда жить в напряжении, зная, что где-то существует тот, кто хочет тебя убить. А в том, что Агафон её убьёт, Пелагия не сомневалась. Как только он узнает, что она хочет помочь властям заковать его в кандалы, — всё. Нож Агафон всегда носит на поясе. А узнает он обязательно. Столько человек знает о том, что на него началась охота. И стоит только проговориться одному, как эта волна докатится до всех. Таков уж закон: что знают двое, знают даже свинья. Думает Пелагия. Решает сложные задачи женским умом. Мысли мечутся в голове молниями. Она точно решила, что выдаст Агафона полиции. Вот только как лучше это сделать? Отключилась от реального мира, ничего не видит и не слышит. Косым взглядом заметила, как к углу метнулась кошка. Может, за мышью? В керосиновой лампе закрутилось пламя. Почему? А за спиной уже знакомый запах табака. Повернулась Пелагия, едва не упала от страха. За спиной стоит Агафон. Не слышно, как подошёл. Прямо, как ночной филин, прилетел на крыльях. Или как хищный аскыр, что крадётся за белкой на пружинистых лапах. Протянул руки к плечам, медленно тянет к себе её лицо, а глаза так и сверкают огнём. Рвущимся голосом зашептал: — Ну, здравствуй, Пелагия! Как же ты тут живёшь без меня?.. Не ставьте дьяволу капканы Всё случилось так, как и предполагал Костя. Казалось, что Агафон только и ждал момента, когда он останется в лагере один. Предложение Загбоя — искать Залихватова за Кучумом — принял с явным удовлетворением. Но в то же время предложил разойтись в разных направлениях и по одному. Решение правильное, чем больше площадь поиска, тем больше гарантии найти потерянного человека. Вот только кого искать? Теперь все пятеро знали, что Николай мёртв, но не показывали вида и ждали момента, когда можно будет применить против своего врага оружие. Сергей был на грани срыва, сверкал глазами, сжимал кулаки и только лишь огромной силой воли сдерживал себя от безумного порыва броситься на Кулака, чтобы выместить всю боль и ярость за погибших товарищей. Костя видел его намерение, потому постоянно находился рядом, вовремя останавливая его взглядом от неразумного поступка. Уля бледная, притихла, как мышь перед бурей. За весь вечер девушка не проронила ни слова. Потупив глаза в землю, она молча готовила ужин и ушла в палатку раньше времени. Загбой к пище не притронулся, разглядывая тихий закат, выпил несколько кружек чая, да так и задремал, сидя на ногах у костра. А что же Агафон? Да по холодному поведению своих спутников хитрый дьявол конечно же понял, что что-то произошло за последний день. Возможно, Константин и Сергей нашли тело Залихватова. Потому и держал винчестер при себе, на расстоянии вытянутой руки. Утро следующего дня выдалось чистым, ясным и, как это всегда бывает в горах при восходе солнца, прохладным и ветреным. Обильная роса прозрачным бисером посеребрила отяжелевшие ветви позеленевших кедров, сочную, пахучую траву, чёрные, обнесённые седым ягелем камни. К бирюзовой глади озера Хатовей прилепился комковатый туман. А в ласковых лучах утреннего светила нежится трёхглавый Кучум, косо смотрит на лагерь людей. И кажется, обращается с безмолвным предупреждением: «Человек! Ты ещё здесь? Уходи, пока не поздно». Собирались недолго. Наскоро перекусив холодным мясом, Загбой приторочил тощую котомку с продуктами к седлу своего учага, перекинул через спину ружьё и, махнув рукой на солнце, коротко бросил: — Моя етет на восток. Спать, отнако, путу там, за гольцом. И погнал оленя неторопливым шагом, как это он делал всегда. Чуть впереди, обгоняя хозяина, побежал Чингар. Следом засобирался Костя. Не дожидаясь, когда следопыт скроется в береговой полоске тумана, бодро зашагал к правой стороне озера, всем своим видом давая понять, что уходит на юг, под голец. Он не сказал прощальных слов. А зачем говорить? Вчера вечером у костра всё было сказано, кто, куда и на сколько уходит. Теперь очередь за Сергеем и Улей. Они едут на оленях вместе на север. Это ими выбранный путь. Преданная Кухта бежит с ними. В лагере остаётся один Агафон. Он специально медлит, тянет время, ждёт, когда все разойдутся. Нарочито ругается на норовистого, молодого орона, который прыгает из стороны в сторону, не давая накинуть на спину седло. Но это всё видимость. Кулак, возможно, рад, что ему удастся уйти позже всех. Оставшись один, он может спокойно подстраховаться в своих действиях. Но вот наконец-то и он садится на спину верховика, кладёт на колени винчестер, едет на запад. Агафон догадывается, что за ним следят, и ему надо создать обстановку правдоподобности, прикинуться несведущим, чтобы успокоить, притупить внимание своих спутников. А значит — выиграть время. Преодолев некоторое расстояние Агафон остановился, осмотрелся и вдруг повернул налево, в сторону бывшего могильника. Поехал осторожно, скрываясь в кедровых колках, густых подсадах пихтача, чтобы никто не видел. Расчёт Кулака прост: надо убедиться, что Сергей и Уля уехали от озера как можно дальше. Это удаётся ему очень скоро. Сделав небольшой крюк, он наткнулся на выходной след. Здесь несколько минут назад прошли два оленя. Значит, Сергей и Уля где-то впереди за пределами границ долины. Теперь осталось точно узнать, нашли или нет Залихватова. Несколько сотен метров до знакомой колодины. Нет, вроде всё нормально, Сергей и Уля проехали мимо задушенного им человека. Для полной уверенности Кулак слез с оленя, долго прислушивался, осматривался в насторожившейся тайге. Затем подошёл к колодине, приоткрыл мох, посмотрел на посиневшее лицо Залихватова, брезгливо поморщился, сквозь зубы процедил: — Что, друг мой, начал припахивать… Теперь он был в полной уверенности, что никто ничего не знает. Это значит, что он пока что вне подозрения и есть время на бегство. В ту минуту Агафон не знал, что эту страшную игру, на кону которой стояли человеческие жизни, он проиграл. Проиграл первый раз за всё время похода к Кучуму. Он не знал, не видел, что с небольшого расстояния за ним наблюдают четыре пары внимательных, ненавидящих его глаз. Сергей, Уля, Костя и Загбой. Его спутники, кто с презрением и страхом смотрели на него из густых зарослей рододендронов с расстояния нескольких десятков метров. Теперь все были уверены, что Агафон задушил Николая Ивановича и там, на переправе, подтолкнул на острые сучки Мишу. А выиграла эту хитросплетённую партию Уля. Ещё вчера вечером, когда они вчетвером обсуждали создавшееся положение, девушка высказала мудрую мысль: «Любой хищник возвращается к своей жертве». Дальнейшее было делом времени. Да, здесь, в тайге, Агафон играл роль хищника, может быть, даже дьявола, чьими жертвами стали ни о чём не подозревающие люди. А как обдуманно, жестоко он убивал их, приводило всех четверых в ужас. И его действиям не было никаких объяснений. А между тем Агафон заторопился назад, привалил мхом домовину, сел на недовольного оленя, поехал вниз, в лагерь. Угрюмая четвёрка, скрываясь за складками местности, последовала за ним. Теперь уже он, Кулак, оказался в поле тайного наблюдения, хотя и не догадывался о том. Сборы в дорогу недолгие. Да и что собирать-то, когда всё приготовлено заранее? Агафон неторопливо ходит по лагерю, упаковывает котомки. А из-под простреленного молнией кедра за ним следят внимательные глаза. Сергей прилип глазами к окулярам полевого бинокля, негромко, неторопливо отсчитывает каждое действие Дьявола (данное прозвище Агафон получил вчера, когда Сергей, Уля и Костя нашли Залихватова): — Ах ты, гад! У него даже припасены два мешка под золото. Знал, куда шёл… Пересыпает в свои. А в наш — песок из ручья. Наверное, чтобы сразу не спохватились. Ты смотри, он его даже просушил заранее. И продукты, как крыса, прятал от нас… Агафон и правда предусмотрителен, умён. Видно, что жизнь прошла недаром. Мешки под золото взял свои: кожаные, плотные, без швов, чтобы ни один грамм по дороге не потерялся. Взамен золота песок пересушил, мелкий, каменистый, жёлтый. На первый взгляд не различить подмену. Если только на вес или на зуб. А кто присматриваться будет? Сергей развяжет мешок, посмотрит, вроде всё на месте. А раз золото на месте, то Агафон где-то по тайге бродит. Продукты на месте. Специально, чтобы запутать след, в палатке оставил свою кожаную куртку, сменную одежду, даже золотые часы (якобы забыл), чёрт с ними, время дороже. Всё это для того, чтобы сбить спутников с толку. Пусть ждут, когда он из тайги приедет. Пройдёт день, два, три. Потом его искать будут. Вот тебе ещё пару дней. Когда спохватятся, он уже будет на прииске. А там… Завей горе верёвочкой! И вот он уже в седле оленя. Сзади в поводу готов к переходу ведомый учаг. В его потках недельный запас продуктов. И золото — самое главное, для чего Агафон приходил сюда, на Кучум. Две с половиной тысячи золотников! Немного, но на безбедную старость хватит. А там, на прииске, гораздо больше. На одном олене уже не увезёшь, надо лошадей. Сергей видит лицо Кулака так, как будто тот находится рядом. Видит, как бросил последний взгляд на лагерь, криво усмехнулся, возможно, представил, как его будут ждать, искать. Даже последний взор в направлении кедра, где они прячутся в зарослях рододендронов, выражает зло, ненависть и жестокость. Взгляд врага. Теперь если кто-то из членов экспедиции с ним встретится, это будет совершенно другая обстановка: кому-то придётся стрелять первым. Нет, он их не видит. Слишком густые переплетения стлаников. Когда-то совсем недавно отсюда за ними наблюдал медведь. А хозяин тайги искусство скрадывания знает в совершенстве. Сергей нервничает: — Уходит! Эх, уйдёт ведь, как потом? А может, пока не поздно, взять, арестовать? Или?.. Костя знает, что заключается под словом «или». Да, он может спокойно выстрелить в Агафона из Улиной винтовки. Или из штуцера Сергея. Всё равно попадёт, убьёт. А может, ранит. Но нет. Не время сейчас. Пусть Агафон идёт. С золотом. Он поедет на прииск. Иной дороги для него нет. На прииске у него ещё золото. А это значит, что он идёт в руки правосудия. Там его уже ждут. Теперь им остаётся только идти по его следам. А в конце пути обогнать. Теперь всё решает время и выдержка. Кто кого. Поэтому Костя, предотвращая убийство, отрицательно качает головой и тихо шепчет: — Нет. Пусть его судит закон. …Уже потом он горько пожалел, что сам не убил Агафона здесь, в лагере. Тихий вечер. Ласковые поцелуи тёплого, летнего ветерка. Смешанная тайга острыми макушками деревьев расчёсывает яркие лучи падающего к горизонту солнца. Воздух перенасыщен смольём, благоухающим дудником, влажным мхом. Тайга молчит. В этот июньский период зарождения жизни не слышны птичьи голоса. Пернатый мир насиживает яйца. Стараясь не выдать местонахождения своего потомства, мечутся полосатые бурундуки, рыжехвостые белки, каменные пищухи-шадаки. Призывая к себе телка, где-то на горе нежно стонет сохатуха. Неподалёку, в изрезанном логу, глухо переливается речка. Слева, за бугром, негромко бухает подбелочный ключ. Сзади, под скалой, пухают ноздрями олени. И только лишь неизменный рой комаров и мошек нарушает идиллию наслаждения созерцанием матери-природы. Кровососущих тварей много. Они повсюду. И как ни старайся отбиваться, пощады нет. Лето — царство гнуса. И если человек не подготовлен к беспощадному испытанию кровопийц, сиди дома. Сергей на грани нервного срыва. Он поджал под себя руки, то и дело тычется лицом в сырой мох, прикрыл все участки открытого тела, но всё бесполезно. Мелкая мокруша проникает везде, как бы ни старался от неё защититься. Эх, зажечь бы сейчас костёр или идти быстрым шагом. В движении легче. Но лежать часами, без движения, караулить — это превыше всех сил! Сергей скрипит зубами, очередной раз вытирает рукавицей мокрое лицо, измученно глядит на подругу и вновь тыкается лицом в мох.