Замолчали, прислушиваясь к звукам в конюшне. Но внутри только тяжёлое, сонное дыхание лошадей. О присутствии человека нет и речи. Ждали долго. Филя заволновался: — Может, ты что напутала? — Нет, — уверенно замотала Пелагия головой. — Он ушёл туда, надо ждать, уже скоро. Сзади послышался лёгкий шорох. Из темноты к ним подбежали собаки, узнали закрутились под ногами. Пелагия негромко цыкнула на них. Те отошли в сторону, присели неподалёку. Через какое-то время каждая из них приподняла голову в сторону озера, к чему-то прислушиваясь. Ченкина сука Хакли закрутила хвостом. — Идут, — зашептал Фёдор. — Поди, упреди… Пелагия заторопилась навстречу идущим, очень скоро соединилась с Вороховыми и полицейскими, предупредила. Все вместе, стараясь не шуметь, подошли к конюшне, негромко переговариваясь, распределили места караула. Филя, Максим и Иван присели у ворот конюшни. Двое полицейских пошли на зады, засели у тайги, на тот случай, если Агафон вдруг задумает бежать. Егор и главный урядник присели у крыльца дома. Еще один полицейский, у крыльца старательского барака. Приготовили оружие: полномочные вытащили револьверы, Вороховы зарядили ружья. В случае бегства Агафона каждому была дана команда стрелять на поражение. Пелагию и Ченку отправили подальше, в темноту, чтобы женщинам не досталось при возможной перестрелке. Ченка тоже вытащила из дома свою винтовку, зарядила её, села на чурку и закурила трубку. Пелагия с опаской покосилась на неё: — Зачем тебе ружьё? Та многозначительно посмотрела на неё, важно покачала головой: — Все путут стрелять, и Ченка путет, отнако. — В Агафона? — недоверчиво переспросила Пелагия. Тунгуска глубоко пыхнула трубкой и покосилась на подругу: — Гафона не знаю. Пугать путу возтух. Ждали долго. Полчаса… час. На прииск упал серый рассвет. В бездонном небе замерцали звёзды. Рубчатые гольцы прояснили очертание. На тихом озере заклубился густой туман. Как и прежде, вокруг тишина. Только собаки клацают зубами около своих хозяев, выискивая в густой шерсти ненавистных блох. От конюшни к Пелагии второй раз подошёл Филя, сурово насупил брови: — Может, ошиблась, и Агафон успел уйти? Женщина испуганно покачала головой: нет! Он там, в конюшне. Может, что заподозрил и притаился как бурундук от аскыра. И вдруг в предрассветной тишине, пугая округу, звонким голосом раздался отчётливый колокол: донь! донь! донь!.. Металлические удары… Не часто, с некоторыми промежутками. Как будто корова взбивает навешанное на шею ботало, когда крутит головой, разгоняя надоедливых комаров. Звуки доносились с перешейка озера, где люди скрепили прочный запор, перекрывая вход Большой рыбе с второго озера в первое. — Что это? — вздрогнул Филя. — Чабджар! — испуганно вскочила на ноги Ченка. — Кушать хочет! — Тот самый? — Да, — утвердительно зашептала Пелагия дрожащими губами. — Как это он делает? — Не знаю… — сухо ответила женщина. — Может, там Агафон?! Пелагия в страхе открыла рот, но ничего вразумительного ответить не смогла. Филя побежал к своим, о чём-то горячо зашептал. Затем двое из них, Пелагия не разобрала кто, побежали туда, на звук набата. Ченка метнулась за ними. Пелагия, не помня себя от страха, последовала за ней. Кто-то крикнул сзади: — Куда, баба? Но она не послушалась, торопливо и в то же время осторожно семенила за проворной эвенкийкой, подчиняясь общей влекущей силе, подталкивающей её неизвестно для чего в спину. Вдруг звук прекратился. Так же неожиданно, резко, как и начался. Ченка остановилась, Пелагия ткнулась ей в спину. — Что? — Жтать, отнако, нато. Собаки скажут. И действительно, через минуту там, на берегу, откуда только что доносился металлический звон, раздался собачий лай, яростный, напористый. Теперь уже Ченка пошла шагом, вразвалку, не таясь, уверенная в своих действиях. Пелагия последовала за ней. Через какое-то расстояние они догнали мужиков, Филю и Ивана. — Что? — в тревоге спросил один из них у эвенкийки. — Собаки каварят, что там Большая рыпа, — просто заверила Ченка. — Люча там нет. Шагай дальше. Все вместе, теперь уже позади Ченки пошли вперёд, на берег озера, где яростно голосили лайки. Еще несколько сотен метров — по тропинке, друг за другом, вышли к запору. Собаки встретили их радостным призывом, верно указывая на происходящее в перешейке между двух озёр. Там, на мелководье, взбивая огромным хвостом чёрную воду, билось, играло звероподобное чудовище, когда-то окрещённое Ченкой водяным змеем. Резкие удары, всплески по поверхности, булькающие звуки, мелькающие плавники произвели на братьев Вороховых неизгладимое впечатление. Пелагия видела несколько раз Большую рыбу, но тоже была поражена, напугана игрой водного исполина не меньше мужчин. И только Ченка спокойно закурила свою трубочку, присела на корточки, спокойно выдохнула: — Большая рыпа кушай мясо. — А что теперь? — рассеянно спросил Филя. — Большая рыпа — святая рыпа. Ловить, отнако, нельзя, удачи не путет. Нато жтать, когта тень наступит. Завтра путем смотри, кого рыпа кушай. Вернулась Пелагия в дом посветлу, когда восточные гольцы прикрылись цветом шкурки зимнего колонка. Солнца еще не было видно, но его тёплые лучи уже осветили высокие пики рыжим цветом, предвещающим вёдро. Пора доить корову, но нет сил, сказывается усталость бессонной ночи, переживаний, страха, сумбурных волнений. Прилечь бы хоть на пару часов, забыться. А там, глядишь, и жизнь наладится. Разбудить Лушку? Она-то отдыхала. Пусть сходит в пригон, не переломится. Но, прежде всего, подняться наверх, посмотреть, вернулся ли Иван, и спросить, где он был? Может, у Лукерьи? Хоть и не было повода для ревности, но чем чёрт не шутит? Ведь не было мужика в кровати! Женская логика в первую очередь отсутствие мужа связывает с соперницей… Кто знает? Пока она бегала по тайге, он, Ивашка-то, и занырнул к ней. А если он видел или слышал, как она разговаривала с Агафоном? Пелагия поднялась к себе, открыла дверь и сразу увидела его. Иван храпел, как ни в чём не бывало — лёг спать с вечера и никуда не уходил. Пелагия подошла к нему, тронула за плечо. Он как будто ждал этого прикосновения, открыл глаза, приподнял голову: — Ты что? — Ты где был? — горячо зашептала она. — Ты чё, баба, куриного помёта наелась? — Иван приподнялся на локте. — Я всю ночь тут. Куда мне ходить? — И старательно зевнул. А у самого глаза бегают. Видно, что врёт. И рубаха на теле, а голая пятка в грязи. Следы в подземном переходе Сидит Ченка на чурке у крыльца своего дома, курит неизменную, засмоленную никотином трубочку. Смотрит взором кречета на прииск, высматривает непорядок. Здесь известен ей каждый куст, травиночка, любой сучок на дереве, камень у озера. С первого взгляда может определить, что произошло за ночь, видит каждый новый след, оставленный животным или человеком во время её отсутствия. Без ошибки по цвету воды в озере может определить погоду на ближайшие сутки. По шуму гольцовых ручьёв понимает, откуда дует ветер. По далёкому разговору птиц слышит, где проходит зверь. Семнадцать лет живёт Ченка в этих местах. Не обманешь опытную жительницу тайги. Много воды утекло с тех пор, как она пришла с отцом в эти края. Родилась и выросла Уля. На её глазах появился и разросся старательский прииск. Будто растрескавшуюся землю в засуху, плоское лицо покрыла сеть морщинок. От времени. От тоски. От бесконечного ожидания любимого человека. От загульной жизни, в которой безвозвратно утонули её молодые годы. Не может Ченка удержаться от соблазна употребить огненной воды, потому что у представителей малых народов организм не приспособлен к принятию алкоголя. Они быстро спиваются. Наиболее слабые характером живут по правилу: «Пей, пока наливают». Поэтому и бежит жизнь женщины под откос со скоростью увядающей осени. Ченка не стареет душой, принимает все как должное, потому что любит жизнь, тайгу, животных. Но больше всего — людей. Любому встречному готова отдать последнюю лепёшку. Заплутавшему указать дорогу. Защитить униженного. Броситься за утопающим в ледяную воду. За это и получила всеобщее признание у окружающих. Любой, начиная от охотника, старателя, включая именитого купца золотопромышленника, познакомившегося, относится к ней с уважением. Выйдет на крыльцо Агафон, приветственно крикнет: «Госпожа Ченка! Как утренний улов?» Благодарный старатель при встрече улыбнётся до ушей, готов обнять, крепко пожмёт руку: «Дорогая ты наша! Как драгоценное здоровье?» Откликается женское сердце, в ответ на доброту людскую она готова идти, плыть, ползти хоть неделю на пролёт, чтобы осчастливить людей свежей рыбой, сохатиной или медвежатиной. И в реальности это так, потому что со времени появления прииска Ченка и Загбой добывают для старателей продукты питания. И не надо им за это золота, денег, украшений. Ченка по-своему счастлива. А люди благодарны ей. И сейчас с раннего утра у Ченки заделье. Надо плыть, вытаскивать сети. Так каждое утро, вставай с первыми лучами солнца, садись в лодку, вези улов к старательскому столу. Иначе и быть не может. Но сегодня Ченка не торопится, ждёт. У нее другая забота. События прошедшей ночи внесли слишком многое непонятного, загадочного. Прежде всего, она не может понять: куда делся Агафон? И что случилось там, на перешейке у запора? Внутренний голос подсказывает ей, что две тайны как-то связаны друг с другом. Но как? Она не не может найти определённого ответа. Был бы Загбой, он прочитал бы все секреты за короткое время. Для отца в тайге нет ничего непонятного. Ему известно всё. Недаром вся округа зовёт его Большим Охотником. Он сразу скажет, куда и как ушёл из дома Агафон и что произошло у озера. Или Уля. Дочь пошла в деда, даром что молода! Зоркие глаза читают следы так, как это делает росомаха. Тонкое чутьё чувствует вчерашние запахи. А острый ум знает, почему и кем сбита роса с травы. Но нет Загбоя. Нет Ули. Где они? Тайга большая. Возможно, об этом знает Агафон. Но как у него спросить? Его нет. Братья Вороховы прошли по всем тропам, но не нашли и намёка на выходной след. Да, Агафон пришёл, по тропе с верховьев Туманихи. Ченка сама видела его сапоги и копыта оленя, которого он вел в поводу. Но тут, у озера, всё теряется. Песок у озера затоптали мужики. И что теперь делать? Ждать или искать? Но кого и где? Ченка докурила третью трубочку, встала, закинула за спину ружьё, пошла к лодке. Надо проверить сети, пока есть время. Не пропадать же пойманной рыбе! Села в свою утлую берестянку, привычно направила её к острову. Там, с той стороны, на тёплой отмели, в заливе ловятся большие таймешата. И пара трёхкилограммовых хищников, из которых Пелагия настряпает душистых котлет, будет некоторым разнообразием для всех от приевшихся хариусов. До острова несколько сот метров. Привычно врезается в чёрную воду лёгкое осиновое весло. Быстрая берестянка серым гусем летит по серебристой глади воды. Могучие кедры на противоположном берегу растут на глазах. Ченка обогнула остров, повернула к заводи, приподняла весло. Теперь надо плыть тише, чтобы застать врасплох чёрные торпеды. И подходить надо тихо. А потом, ударяя веслом по воде, загнать рыбу в сети. Ченка медленно плывёт вдоль острова, а с противоположного берега свистит рябчик. Самец! К чему бы это? Она никогда не слышала, чтобы петушки свистели в июне. Повернулась, а из прибрежных кустов выглядывает знакомое лицо. Уля! Развернула лодку, замахала веслом так, что вода за транцем закипела. За полминуты достигла отмели. А её уже встречают. Навстречу выскочила дочь, задёрнула нос берестянки в тальники, радостно обняла мать. Ченка кажется степенной, но внутри всё кипит от переполненных чувств. От волнения выхватила трубку, хотела забить табаком, но спросила у Ули: — Отнако Закпой гте? Дочь потянула мать за собой в кусты, а там все: Загбой, Костя, Сергей. Неподалёку лежат олени, рядом с ними на сворках привязаны собаки. Не скрывая радости, Ченка потянулась к каждому с протянутой рукой, растопила морщинистое лицо в широкой улыбке. Но Загбой встретил приветствия дочери более чем сдержанно, с нескрываемой тревогой: — Гафон хоти? — Пелагия каварила, хотил ночью. Сейчас нету. — Айкын тут? — Какой Айкын? Нет никакой Айкын. Гафон хотил, Айкын нет. Все в недоумении переглянулись друг с другом: всё ясно. — Значит, Агафон пришёл один? — вступил в разговор Костя. Ченка молча набила трубку, знала, что всё равно подождут, пока она заговорит, присела на колодину и начала свой обстоятельный рассказ о том, как Лушка посвятила её в свои тайны, как позавчера из города приехали братья Вороховы с полицейскими, — всё до того момента, когда Агафон исчез у них из-под носа. — Как исчез? — наперебой воскликнули Костя и Сергей. — Вместе с оленем? — Слет витела, оленя нет, — хладнокровно ответила эвенкийка, пыхая трубкой. — Сюта хотил, — показала за остров на прииск, — насат нет. Сама не знаю, что пыло. Отнако Закпой слет гляти нато. Он карашо понимает. — Как смотреть-то? — с досадой сплюнул Сергей. — Может, он где-то за деревом сидит. Он в нас уже стрелял… Прихлопнет, у него это не заржавеет. — Стрелял?.. — Ченка выронила трубку, открыла рот. — Как то, стреляй? Разве мошно люча стрелять?