— Запишите, пожалуйста, в протокол! — приказал Сахаров машинистке. Ченка запричитала: — Тима, узнал ли ты меня? То я, Ченка! У нас с тапой доська, Улька! Ты каварил, назвать нато, как твоя папушка Ульяна. Помнишь, отнако? Дмитрий зло посмотрел на неё. сжал кулаки, отвернулся. — Так что вы на это скажете? — настойчиво спросил следователь. Ченка вдруг вскочила, бросилась обратно в дверь и вывела за руку Улю: — Смотри, Тима! Доська наша! Казалось, у Набокова глаза выскочат из глазниц, до того был удивлён появлением девушки. Дмитрий привстал со стула, даже подался вперёд, как бы приветствуя дочь, но потом вспомнил, где находится, сел на место. Но, всё же не отрывая взгляда, покачал головой: — Во как! Встретил бы на улице, не узнал… — Так вы признаете, что это ваша дочь? — подхватил слова Сахаров. — Говорите, иначе мы предоставим свидетелей. — Где уж ему признать, — осуждающе покачал головой Сергей. — Он и видел-то её один раз. Когда Уля была ещё младенцем… — Свидетели? Какие такие свидетели? — иронически проговорил Дмитрий. — Загбой, проводник Матвей Фёдоров, приказчик Малахов, братья Вороховы. И ещё есть кое-кто. — И этих сюда привели? — зло ухмыльнулся Набоков. — Надо будет — приведём. Набоков опять перекинул ногу через колено, развалился на стуле: — Что, обложить хотите, как медведя? — Отвечайте по существу, гражданин Набоков! — поднимаясь с места, повысил голос Сахаров. — Здесь вам не прииск, где вы можете делать всё, что вам заблагорассудится! Будете запираться, тянуть время, для себя сделаете хуже. Дмитрий притих. Понял, что это уже не шутки. Неизвестно, что у них там ещё за пазухой: то ли камень, то ли пуля. Лучше сказать правду. — Ну, было по молодости… — Тима! Как то, по молотости? — ахнула Ченка. — А как то сватьба, замуш прал, доська у нас?! — У эвенкийки затряслись губы, на глазах появились слёзы. — Отвечайте, Набоков! Вы вступали в брак с гражданкой… Ченкой? — загремел Сахаров. — Да какой там брак! — Дмитрий подскочил, но молодцы по бокам усадили его на место. — Так себе… погуляли, да и всё. — Значит, была свадьба? — Ну, была. — И это ваша дочь? — Сахаров указал пальцем на Улю. — Наверное, моя, — наконец-то выдавил Дмитрий. — Наверное или ваша? — Моя! Сахаров сел на место, достал платок, вытер лоб, сухо бросил машинистке: — Занесите в протокол! Вдруг как взрыв бомбы грохнула распахнувшаяся дверь. Из соседней комнаты быстро вошла женщина: — Дмитрий! Ты… почему… зачем? У нас дети… Елена Николаевна не договорила, заплакала, хотела сказать что-то ещё, но дрожащие губы застопорили речь. Круто развернувшись на месте, женщина выбежала в коридор. — Елена! Елена! — запоздало закричал Дмитрий, вскочил, хотел побежать вслед, но его опять удержали на стуле. — Я потом все объясню! Пойми меня! — И уже немного тише: — Что же вы и жену мою сюда привели? Зачем же так?! — А вы как? Что же это, вступили в брачный союз, да несколько раз? — Но ведь это же несерьёзно! — Как несерьёзно? Что же это, раз тунгусы, значит, не люди? Можно обманывать? Мы ещё выясним, сколько лет было Ченке, когда вы с ней… — Да что она скажет! Кто она? А кто я?! — закричал Дмитрий. — Тихо! Успокойтесь, гражданин Набоков. Мы ещё узнаем, кто вы. Дмитрий как-то сразу притих, сел на место на стул: — Эх, гражданин следователь… Я знаком с самим губернатором Нефёдовым! Мы потом с вами поговорим… в другом месте. — Если будет время, — коротко отрезал Сахаров и вытер платочком пот со лба. Возникла пауза, в которой главенствовали негромкие вздохи. Ченка плакала, потом слёзно заговорила: — Как то, Тима! Я тебя штала… толго… вот тоська твой… Дмитрий молчал. Молчали все. Напряжение нарушил Сахаров: — Так вот. Теперь мы подошли к одному из главных вопросов. Скажи нам, пожалуйста, Ченка: как вы с Дмитрием попали сюда и сколько вас человек было? Дмитрий нервно закрутился на стуле, гневно посмотрел на Ченку, но та была непреклонна: — Как то! Отнако каварила я. Тима был, Закпой был, я была, олени, собаки. Польше никто. На олень ехали, до-олго!.. Пуснину Тиме везли потках. Дмитрий зло зачакал зубами, шумно выдохнул, хотел что-то сказать, но, посмотрев боковым зрением на стражей порядка, промолчал. — Так-с, — довольно потирая руками, улыбнулся следователь. — Первая часть допроса закончена не в вашу пользу, гражданин Набоков. Так-с? Что же, думаю, можно перейти ко второй половине. И без перекура, потому что все на месте. — Что, ей какую-нибудь падаль приготовили? — усмехнувшись, зашипел Дмитрий. — Только не думайте, что всё это пойдёт против меня. Я буду жаловаться губернатору! — Да хоть самому государю. Я веду дело в доверенных мне рамках закона. — И, учтиво обращаясь к Ченке, попросил: — Теперь, пожалуйста, пройдите в соседний кабинет, подождите там. Маслов! Проводи. Ченка и Уля ушли. Кабинет наполнился напряжением, которое опять же нарушил Сахаров: — Константин! Позови тунгуса. От этих слов Дмитрий подскочил на месте, развернулся и застыл от ожидания. Он понял, что сейчас произойдёт невероятное. — Что, совсем в грязь втоптать хотите? — ползучим гадом зашипел он. — Учтите, всё это болотная гниль, которая потом выльется вам в глотки! — Угрожать? — со смехом проговорил Сахаров и, не поворачивая головы, бросил машинистке: — Занесите в протокол! Секретарша проворно застучала клавишами. Набоков заскрипел зубами. Вошёл Костя. За ним Энакин. Увидев Дмитрия, эвенк замер на месте, узнал своего врага с первого взгляда. Набоков тоже узнал тунгуса, побелел, опустил глаза в пол. После кратких формальностей — имя, местожительство и прочее — Сахаров встал из-за стола, прошёл вокруг и встал рядом с Энакином. — Скажи-ка нам, человек тайги. Знаешь ли ты этого человека? Тунгус гневно сузил глаза, некоторое время молчал, наконец-то выдавил: — Мой знай его. Плахой человек, стреляй меня. — Задрал рубаху. — Вот сюта пуля попатай! Дмитрий опустил голову, закачался. Тунгус хотел сказать что-то ещё, но не успел. Дверь соседней комнаты резко открылась. В помещение не вошла, а вбежала Набокова Елизавета Ивановна. Приятное лицо дамы переполнила чаша презрения. Тонкие губы вытянулись в полоску. Пышные брови наплыли на ресницы. Из прищуренных глаз метнулись искры низвержения. Сделав несколько шагов к сжавшемуся Дмитрию, она остановилась и резко, гневно, может быть, как никогда в жизни, воскликнула: — Довольно! Хватит неподдельной лжи! — И, вытянув руку, указала пальцем на Набокова: — Это не мой брат. Это — никто, просто Сурок. — И тут же исправилась: — Это наш приказчик Сурков Пётр Васильевич… Хворь