Горло свело спазмом – мучительным, болезненным. Я чувствовала отчаянную потребность вытолкнуть наружу эту боль, разлившуюся по всему телу – вырыдать её, выплеснуть, выкричать, но слез не было. Ничего не было, кроме этой нервно сокращающейся мышцы слева, в груди, которая грозила надорваться в любой момент. Я глухо выругалась, в очередной раз увязнув каблуком во все ещё влажной после дождя, прошедшего накануне, земле. Вырядилась, дура, как никогда в жизни, чтобы порадовать мужа. Чтобы в кои-то веки не казаться бледной жалкой молью на фоне эффектной подруги. И все это ради того, чтобы узнать, что они за моей спиной прекрасно радовали друг друга! Интересно, как долго? Судя по животу, Катя была на месяце втором или третьем. Значит, как минимум несколько месяцев муж и подруга меня бессовестно предавали. А что, если это длилось вообще несколько лет, а я, слепая, доверчивая идиотка ничего даже не подозревала?.. От этой мысли замутило. Но по факту разве имело значение, сколько это длилось, если это все равно было? Причём не просто секс, а ещё и беременность… Раздосадованная, разбитая этими мыслями и неудобной обувью, я стянула с себя туфли и застонала от облегчения, когда ноги коснулись влажной травы. К черту все! Надо мной сегодня уже вдоволь все посмеялись, и что в туфлях, что без – более значимой для этого змеиного сборища я явно не стану. С этими мыслями я откинула туфли в сторону и тут же испуганно подскочила на месте, потому что совсем рядом внезапно раздалось: - Ай! За что?! Обернувшись, я заметила позади себя незнакомого мужчину, который смотрел на меня со всем возможным осуждением и непониманием, держась при этом за колено. У его ног валялась одна из брошенных мною туфель. Я невольно пробежалась по нему взглядом: высокий, светловолосый, одет небрежно, но со вкусом – идеально отглаженные чёрные брюки, рубашка с чуть расстёгнутым воротом и накинутый на шею лишь для вида галстук. А самое интересное во всем этом было то, что я понятия вообще не имела, кто это. Хотя нет, возмутило меня кое-что ещё. А именно – сигарета, зажатая у него в пальцах. - Здесь нельзя курить, - выпалила автоматически. Он с лёгкой ленцой приподнял брови: - Кто сказал? - Я сказала! Вместо какого-либо раскаяния по поводу прозвучавшего замечания мужчина вдруг улыбнулся во всю дурь и выдал: - Звучит, как отличный повод для знакомства. Я – Роман, а вы? Я хмуро на него зыркнула, все ещё отчаянно пытаясь понять, почему на моей территории находится совершенно незнакомый мне человек, но все же ответила: - Я Настя. Он слегка нахмурил брови, а потом уточнил: - Жена Саши? Ууу… И тут меня озарило насчёт того, кто именно передо мной стоял. Да так, что осталось только поддержать его последнюю реплику: - Уууу… Роман вдруг сверкнул широкой улыбкой, насмешливо заметив: - Вижу, наслышаны обо мне. Я лишь негромко вздохнула в ответ. Вот ведь повезло-то! Наверно, если бы муж здесь был, то сказал бы мне немедленно отойти подальше от этого человека. Но Саши здесь не было… Впрочем, и Романа этого тут быть, по-хорошему, тоже не должно было. Одна из тетушек Саши, Анна Семёновна, практически слёзно умоляла пригласить на праздник и её сына, которого все семейство заклеймило, как «непутевого», чтобы, по её словам, «мальчик посмотрел, как живут нормальные люди и набрался наконец ума». «Мальчик» этот, однако, совсем не выглядел как человек, которому можно вложить в голову чужие мозги. И, судя по тому, что он торчал тут, в глубине сада, а не сидел за столом, общаться с «нормальными людьми» тоже не особо горел желанием. И, похоже, был в этом прав. Я вот пообщалась и этого вечера мне теперь хватит надолго… - Не хотите извиниться за то, что пытались проткнуть мне колено? – проговорил он после паузы, наклоняясь, чтобы поднять мою туфлю, подцепив ту одним пальцем. Смотрел на неё при этом так комично, будто в руках у него было опасное оружие массового поражения. - Не раньше, чем вы объясните, зачем прятались в саду, - парировала в ответ. Он лишь пожал плечами: - Разве не очевидно? Решил не шокировать приличную публику своим присутствием. - Зачем тогда вообще приехали? - Мать вынудила. Ну, знаете, мать – это такой человек, который способен внушить вам чувство вины даже там, где его быть не может. - Хотите сказать, что подверглись психологической атаке? - И физической тоже. Она так выла, требуя поехать с ней, что я испугался – вдруг стекла из окон вылетят? Я растерянно смотрела на своего собеседника. По тем рассказам, что доносились до меня все двенадцать лет брака, можно было подумать, что этот человек - просто исчадие ада во плоти. Однако передо мной стоял вполне обычный мужчина, обладающий самоиронией и чувством юмора. Вот только быть его тут не должно было. Я ушла ото всех подальше вовсе не для того, чтобы найти себе собеседника. Хотя он и немало отвлек меня от всей чудовищной ситуации, в которую я угодила… - У меня для вас хорошая новость, - проговорила ровным, безразличным тоном, выныривая из своих мыслей. – Праздник окончен. Вы можете с чистой совестью уезжать. Похоже, эти слова его весьма удивили. Потому что он снова выгнул вопросительно одну светлую, но чётко очерченную бровь, и поинтересовался: - Уже? А что случилось? Ответить я не успела. В этот самый момент из-за живой изгороди показался Саша, и, даже не заметив присутствия постороннего человека, сходу набросился на меня с претензиями: - Настя! Еле нашёл тебя… Объясни мне, какого хрена ты сегодня устроила??? Глава 5 Я смотрела на мужа во все глаза, пораженная до глубины души абсурдностью всего происходящего. С какой же бесконечной наглостью, с какой беспокопромиссной самоуверенностью он на меня нападал! Можно было даже засомневаться в собственной адекватности, но я, к счастью, была ещё пока в своём уме. Поэтому, не скрывая удивления и возмущения, переспросила: - ЭтоЯустроила? Ты ничего не попутал, Боровицкий? Он сложил руки на груди, хмуро бросил: - Ну конечно, ты. Пришлось ещё и бежать за тобой… Я слушала его, не веря собственным ушам, а к горлу стремительно подступал истерический смех. - Да ты, я смотрю, не слишком-то торопился меня догнать! – парировала, зачем-то продолжая этот бредовый, бессмысленный диалог. - Это потому, что мне пришлось отмываться после твоего «поздравления»! – возмущённо мотнул он головой и его влажные волосы беспорядочно разметались, хаотично прилипнув ко лбу и вискам. Я с какой-то отчаянной злостью подумала, что даже вот такой – взъерошенный и мокрый – он выглядит привлекательно. А я стою тут, на влажной земле без туфель, с замызганным подолом праздничного платья… К черту. Пусть физически испачкана тут была я, зато на моей души не было грязи от измены и предательства. Гордо вздернув подбородок, я заметила: - Как жаль, что и совесть нельзя отмыть так же легко, как рожу, да, дорогой? Хотя, судя по всему, никакой совести у тебя нет вовсе! - Вот! – гневно перебил меня муж. – Об этом я и говорю! Обвиняешь меня черт знает в чем, не дав и шанса объясниться! Казалось – сильнее он меня удивить уже не может. Но тому бесстыжему бреду, что он нёс, не было, похоже, ни конца, ни края. - Давай-ка разберёмся, - проговорила сквозь зубы, ощущая, что готова уже взорваться. – ТВОЯ любовница заявляет при тридцати гостях, что она беременна от ТЕБЯ, а ТЫ ничего не делаешь, никак не ставишь её на место, не отвечаешь на мои вопросы, а виновата при этом во всем Я? Правильно я поняла твои речи, по которым дурка плачет? - Поддерживаю, - раздался рядом насмешливый голос. – Пора вызывать санитаров! Мы с Сашей оба, как по команде, развернулись в сторону говорившего. Никто из нас и не заметил его присутствия: я – попросту забыла о Романе, когда услышала обвинения мужа, а Саша был так увлечён своими претензиями, что вообще ничего вокруг себя, похоже, не видел. Господи, ну и стыд! - Вы ещё тут? – поинтересовалась сухо, не без труда взяв себя в руки и подавив желание завыть от того, что ещё один человек стал свидетелем моего позора. - А где же ещё мне быть? – снова взметнул он брови в насмешливом удивлении. – Во-первых, мы с вами не договорили, а я, видите ли, весьма любознателен по натуре. Ну а во-вторых, ваш диалог был настолько интересным, что я увлекся и начисто забыл, что подслушивать нехорошо. В его глазах цвета лазури, однако, при этом не промелькнуло ни малейшего следа раскаяния.