– Я в порядке, – солгала я, отпуская его руку. Он прав: выбора у нас нет. Старички что-то скрывают – и где ещё мы можем узнать правду? Я стиснула зубы и вскинула голову. – Через какую дверь зайдём? Майк секунду смотрел на меня, а потом побежал за здание. Мы остановились у бокового входа, наполовину скрытого разросшимся розовым кустом. Майк недолго повозился с ключами, пока не нашёл нужный, и мы вошли внутрь. Первое, что меня поразило, это знакомая смесь запахов цветов, свечей и химикатов. Мы с Майком на цыпочках прошли по узкому коридору до приёмной. Всё выглядело точно так, как мне запомнилось: холл в тускло-серых тонах с золотой отделкой, ковры неярких цветов, беспорядочно расставленные пыльные книги в шкафу сбоку и потёртый диван с парой подушек-думок – видимо, для придания уюта. Перед нами тянулись два коридора, и я хорошо помнила, что один ведёт к кабинету Браунов и конференц-залу, другой – к помещениям для служб. Когда я была здесь в последний раз, меня стошнило в один из цветочных горшков. Когда я была здесь в последний раз, я навсегда прощалась с папой. Майк с сомнением посмотрел на меня: – Ты точно в порядке? Можешь посторожить на улице, если хочешь. Я подумала о папиных записных книжках – десятках страниц закодированных наблюдений за старичками, которые мы с Майком пока не разгадали. Представила мистера Брауна с папиной ногой, бегающего по району и мысленно хохочущего надо мной при каждой нашей встрече. Вспомнила соревнования. И вчерашний концерт. И кучу планов с подругами, которые мне пришлось отменить из-за расследования. Нет, я не дам им победить. – Я останусь, – сказала я Майку. – Идём. Мы дошли по коридору до кабинета, и Майк включил на телефоне таймер, чтобы тот напоминал нам о времени каждые десять минут – столько мы договорились тратить на обыск каждой комнаты, чтобы успеть покинуть «Феникс» и прибежать домой до того, как старички отправятся на работу. Стараясь держать себя в руках, я шла, глядя себе под ноги. Мы повернули за угол, и свет здесь будто потускнел. Стены стали такого особого, режущего глаза белого цвета, и чем ближе мы подходили к кабинету, тем острее становился запах химикатов. Дверь оказалась не заперта, но лампы мы включать не стали, подсвечивая себе мобильными телефонами. Стены кабинета были покрашены в тёмный баклажан, из-за чего он казался теснее, чем был на самом деле. У задней стены стоял ряд закрытых шкафов для бумаг и пустой стол. – А где компьютер? И принтер? – шёпотом изумился Майк. Я пожала плечами и подошла к неровно висящим на стене картинам в деревянных рамах. Они были похожи на брызги чернил, как если бы кто-то опрокинул баночку с краской на пожелтевшую бумагу. Глядя на них, я почувствовала, как по спине пробежал неприятный холодок. Зачем вешать такое в кабинете? Завибрировал таймер, испугав нас обоих, и мы с Майком переглянулись, расстроенные отсутствием интересных находок. – Пошли в залы для служб, – предложил он. Пока мы крались назад по скрипучему деревянному полу извилистого коридора, желудок у меня будто стискивали когти. На глаза попался знакомый цветок, куда меня вырвало в прошлом году, и к горлу подступила тошнота. – Стой здесь, – сказал Майк. – Я быстро. Я не стала спорить. Прислонившись спиной к стене и прижав к груди телефон, я мысленно считала секунды, пока наконец Майк не вернулся. – Ничего, – сообщил он. Пока вся эта задумка привела в один большой тупик. Майк выразительно приподнял брови: – Осталось проверить подвал. Я согласилась, несмотря на головокружение. Здесь казалось жарче, чем на улице, хотя кроме нас в здании никого не было. Сверившись с часами, мы вернулись в приёмную и, подсвечивая себе телефонами, пошли по второму коридору, пока не оказались у последней двери, выкрашенной в белый, под цвет стен. Если бы не блеск металлической ручки, мы бы её и не заметили. – Тайная дверь? Да уж, совсем не угрожающе, – пошутил Майк. Но я не засмеялась. Что-то здесь было не так. – Как думаешь, что там, внизу? – спросила я. – Есть лишь один способ узнать. – Майк повернул ручку, и я, сделав глубокий вдох, спустилась вслед за ним по ступенькам. Подвал представлял собой комнату с голыми цементными стенами и полом. Две стены занимали стальные стеллажи, заставленные стеклянными банками и канистрами с нечитаемыми этикетками. В дальнем углу теснились прозрачные пробирки и большие цистерны, подписанные «ПРУД». Всю противоположную от входа стену занимал шкаф с огромными выдвижными ящиками. Рядом с лестницей висела раковина, прямо перед нами стоял стол, а слева от него – напольная лампа. – Должно быть, здесь они подготавливают тела, – дрожащим голосом произнёс Майк. – А этот шкаф… – Он указал напротив. – Думаешь, внутри люди? Я никогда ещё не видела Майка Уоррена испуганным, и хотя у меня у самой колени вот-вот грозили подломиться, я набрала в грудь воздуха и нацепила на лицо маску бесстрашия. – Часы тикают, – напомнила я. – Давай осмотрим тут всё. Мы начали обход помещения и остановились перед металлическим подносом со странными инструментами. – Интересно, для чего они предназначены? – спросила я. Нечто похожее мне приходилось видеть в зубном кабинете, только эти были больше и выглядели гораздо более зловещими. – И насколько всё это законно? – Не знаю, – отозвался Майк. Мы продолжили осмотр, пока меня не замутило от едкого химического запаха. – Может, пойдём уже отсюда? – Да, давай. Но только мы повернулись к лестнице, как донёсшийся оттуда звук заставил нас застыть на месте. Шаги. Майк округлил глаза: – Ты это… – Тс-с! Я быстро шагнула к нему, наши руки соприкоснулись, и, затаив дыхание, мы прислушались: наверху кто-то был. Я выхватила у Майка телефон и проверила таймер: у нас оставалось семь минут, не считая ещё десяти, что он выделил «на всякий случай». – Ты же говорил, что здесь никого не будет! – Я остановила отсчёт, всё равно он теперь бесполезен. В кои-то веки Майк не нашёлся что сказать: от страха его лицо будто окостенело. Внезапно дверь в подвал открылась. Схватив Майка за руку, я утянула его за собой за огромную цистерну, где мы сели на корточки и затаились. Послышались тяжёлые шаги. – Устраивайся на столе, – произнёс мужской голос. – Я пока вымою руки. – Ладушки! – жизнерадостно отозвался женский. Мы с Майком осторожно выглянули из-за цистерны. На краю металлического стола, болтая ногами, сидела мисс Эттвуд в своём любимом жёлтом сарафане в цветочек. – Ах, как я люблю лето! А ты? – спросила она. – На мой вкус, жарковато, – ответил доктор Смит. Отвернувшись от раковины, он натянул пару больших чёрных резиновых перчаток. – Не припомню такой влажности в этом городе. – Глупости! Бывало и жарче. Забыл лето двадцать шестого? А пятьдесят второго? Сейчас у нас хотя бы есть кондиционеры. У меня отвисла челюсть. Я ткнула пальцем Майка в рёбра и красноречиво на него посмотрела: «Я же говорила!» Тот, казалось, окаменел от ужаса. – И слава богу, – вздохнул доктор Смит. – И как мы без них выживали? – Он отошёл к ящикам. – Сегодня только руки, правильно, Роуз? – Верно. Доктор Смит наклонился над одной из канистр с надписью «ПРУД» и достал из неё две человеческие руки: – В этот раз Энжела подобрала тебе отличную пару. – Вот и хорошо. А то эти ни на что не годятся – оглянуться не успела, а уже развился артрит. – В последнее время всё так быстро изнашивается, – заметил Смит, осторожно кладя руки на стол рядом с мисс Эттвуд. – Будь добра, сними кардиган. – Ой, конечно! – Мисс Эттвуд стянула кофту. Доктор Смит наклонился к ней и чёрным маркером нарисовал у неё на плечах рядом с лямками прерывистые линии: – Ничего, скоро будешь у нас как новенькая, – пообещал он и, смазав её кожу коричневой жидкостью, взял в руки электропилу. Я изо всех сил стиснула ладонь Майка и больно закусила губу. Мне хотелось зажмуриться, но веки будто парализовало. Я слышала рядом прерывистое дыхание Майка, и мы оба подскочили, когда пила, завизжав, опустилась на правое плечо мисс Эттвуд. Я приготовилась к брызгам крови, но… их не было. Ни единой капли. Сама мисс Эттвуд даже не вздрогнула. – Как дела в мэрии? – громко, чтобы заглушить рёв пилы, спросил доктор Смит. – Ой, да что тебе рассказывать, ты и сам знаешь. Но подправлять записи теперь, когда всё электронное, стало в миллион раз проще. И никто не заподозрит маленькую старенькую меня. – Она подмигнула доктору Смиту, и они засмеялись. – Никто в этом году излишнего любопытства не проявляет? – Даже если кто и пытался – небольшое материальное поощрение, и дело в шляпе, – ответила мисс Эттвуд. И прищурилась. – Не считая, конечно, полицейской дочки через дорогу.