– Я так тебя понимаю! Твоя мама дома? – Вряд ли. Она сказала, у неё двенадцатичасовая смена. – А на мороженое можно рассчитывать? Я скорчила гримасу: – Сначала спроси, когда она вообще в последний раз покупала мороженое. Она едва помнит марку моих любимых хлопьев. – Приходи ко мне с ночёвкой на выходные? Я попрошу папу приготовить оладьи. С посыпкой, или шоколадной крошкой, или ещё с чем-нибудь… – Я подумаю, – ответила я. Папа готовил мне оладьи с кондитерской посыпкой. Когда я была маленькой, он называл их «оладьями для принцессы», потому что они казались мне такими красивыми и сказочными. Когда мамина смена выпадала на выходной, он всегда жарил их с запасом, и оставшиеся после завтрака я относила ей в больницу. – Смотри! А ты говорила! – Зоя кивнула на мамину машину на подъездной дороге. Я пожала плечами, и мы зашли в дом. – Привет, девочки, – выглянула мама из кухни. На ней всё ещё была форма, и Билли тёрся головой о её ноги. – Ты уже пришла или только уходишь? – спросила я, скидывая кроссовки. – И тебе здравствуй. – Она нахмурилась. – Я сегодня дома. Мария взяла мои дополнительные часы, и теперь я хоть смогу поужинать дома. И бабушка Джейн звонила. У неё сегодня очень важная партия в бридж, поэтому она придёт завтра. Придётся нам перенести поход в «Кучина Делла Нонна». – Ничего страшного. Она потянулась и устало моргнула тёмными глазами: – Хочешь первая в душ или я пойду? Я взлохматила Билли шерсть: – Я первая. После летних тренировок мне всегда хочется в буквальном смысле из кожи вон вылезти из-за мерзкого пота. Я побежала наверх и быстро приняла душ. К тому моменту, когда я спустилась, Зоя и мама уже включили их любимое танцевальное шоу и организовали на кофейном столике перед диваном что-то вроде мини-обеда из салата и подогретой китайской еды навынос. Повар из мамы никудышный, но, пока был жив папа, она хотя бы пыталась готовить: непропечённая лазанья, пережаренный стейк – не важно. Раньше я любила семейные ужины. Папа приходил домой после работы взбудораженный, рассказывал нам, как прошёл день, и делился новыми теориями насчёт старичков. Теперь же наши с мамой ужины обычно ограничивались парой бутербродов. – Как прошёл твой день, солнышко? – спросила мама. – Нормально, – отозвалась я, плюхаясь рядом с ней на кучу подушек. Билли вальяжно развалился на моих ступнях. – Получила «А» за тест по математике. – Молодец. Слава богу, ты унаследовала способности к математике от отца. Мне она совершенно не давалась! Зоя наморщила лоб: – Но разве медсестры не должны хорошо считать, миссис П? – Угу. – Мама взмахнула вилкой. – Поэтому я зубрила её как проклятая. Я подцепила палочками ролл, сунула половину маслянистого цилиндра в рот и проглотила почти не жуя. Убедившись, что мама не смотрит, я бросила Билли кусочек, и он благодарно умял его в один присест. Зоя возбуждённо трещала о танцорах, которые, по её мнению, должны пройти в следующий тур. Мама сказала, что ей нравится танцор, «делающий такие завитушные прыжки». «Завитушные» – слово-сигнал, что она устала. В такие моменты она становилась страшно предсказуемой. Сейчас она задаст ещё пару-другую вопросов о делах в школе, затем пойдёт в душ и заснёт на диване, пока я буду досматривать шоу. – Ты сделала домашнее задание? – как по заказу спросила она. – Сделаю, как передача закончится. – Мне никаких разрешений подписывать не надо? – Нет. – Как тренировка? – Жарко. – Ты много пила? – Ага. – Для большей достоверности я подняла свою пластиковую бутылку и драматично ею взмахнула. Мама встала: – Я в душ. Приберитесь во время рекламы! Мы с Зоей устроились на диване, скрестив ноги и обняв подушки, смеялись и кричали в телевизор, жевали обрывки листьев салата и комки жареного риса и смотрели, как Билли подбирает оброненные на пол кусочки. Проводить время с Зоей было так же естественно, как дышать. Она была моей опорой после смерти папы. Всю первую неделю, когда я рыдала каждую ночь, пока не засыпала от изнеможения, она держала меня за руку, хотя мы едва помещались на моей односпальной кровати. Но даже вернувшись в свою просторную комнату на другом конце города, она ежедневно звонила, проверяла, всё ли со мной в порядке. – Мне, наверное, стоит пойти в танцовщицы, – задумчиво произнесла подруга под конец серии, когда её любимый танцор покинул шоу. – Я думала, для этого нужно быть грациозной. Она бросила в меня подушкой: – Я могу быть грациозной. Я засмеялась: Зоя из тех людей, которые не сумеют почистить банан, не поскользнувшись на шкурке. Она вскочила, выключила телевизор и попыталась изобразить несколько па, но в итоге сдалась и замерла посреди гостиной. Какое-то время мы молча смотрели на чёрный экран. – Всё ещё надеешься стать танцовщицей? – Нет. Думаю о том, что с минуты на минуту за мной приедет мама. – Хочешь, подождём её снаружи? Зоя застонала и в притворном бессилии упала животом на спинку дивана: – Можно. Там, наверное, уже не так жарко. Мы поставили тарелки в посудомойку, крикнули маме, что идём на улицу, и с пакетом сока направились к двери. Билли встретил нас в прихожей, и я прицепила к его ошейнику поводок. – Я же обещала, что в следующий раз возьму тебя с собой, – шепнула я псу, и он по-собачьи улыбнулся. Мы вышли на крыльцо. Зоя ошиблась: прохладнее не стало. – Ну почему мы должны идти завтра в школу! – простонала она. – Разве нет закона, запрещающего учиться в такую жару? Я заметила, что подруга в одиночку выдула почти весь сок, и закричала на неё. Смеясь, она отскочила в сторону. Не считая нас, на улице никого не было. Ни единого признака жизни в домах напротив. Мне стало жутковато, а ведь ещё даже не до конца стемнело. Хотя, с другой стороны, Гуди-лэйн всегда производила немного зловещее впечатление. Я бросила любопытный взгляд на дома старичков. Мисс Беа сегодня утром, когда поливала розы, напоминала пластмассовый манекен, какие стоят в магазинах. Потом я вспомнила рассказ Майка о мистере Брауне, о том, что тот очень быстро бегал… – Как думаешь, давно старички тут живут? – спросила я. Зоя села на верхнюю ступеньку крыльца и жестом предложила к ней присоединиться. – Вечность. Помнишь, когда вы только сюда переехали, мы играли в сыщиков? Следили за ними из окна вашей гостиной, ходили за ними по округе. Кажется, мы назывались «Частное бюро расследований К и З». – Точно! Как я могла забыть! Стоило нам к ним подкрасться – ты вечно начинала смеяться и выдавала нас. – Помнишь тот раз, с мисс Беа и мисс Эттвуд? Когда они шли к пруду как чемпионы по скоростной ходьбе? Мы тогда пошли за ними, но мисс Беа услышала моё хихиканье, развернулась и как закричит: «Бу-у-у!» Я кивнула: – И мы побежали домой. – Ага. И после этого прикрыли нашу детективную лавочку. Я улыбнулась воспоминаниям, но затем подумала о нашем с Майком секрете, о своём новом расследовании, и в животе заворочался комок вины. Какая-то часть меня хотела всё рассказать Зое, но я обещала Майку хранить тайну. Не говоря уж о том, что одно дело играть в сыщиков, когда тебе семь, и совсем другое – когда тебе тринадцать. Но что, если… Я поймала взгляд Зои и осторожно спросила: – А если серьёзно: тебе не кажется, что с ними что-то не так? Зоя изогнула бровь: – Хочешь снова открыть то дело? Вернуть К и З в строй? Она фыркнула и в голос захохотала. Её смех разнёсся по тёмной улице. У меня упало сердце. Я получила ответ. Я не могу рассказать лучшей подруге о расследовании. Ни сейчас. Ни когда-либо ещё. – Ты всё ещё ломаешь голову из-за своих соседей? – спросила она. – Нет, – солгала я.