— Управляющая сказала, что Анни Рошель хотела вернуться в сельскую местность своего детства — около Лилля. Разве это не знак? Она хотела вновь увидеть… Данглар прервался и взглянул на записи. — …«маленький черный дом, где она росла с братом». Разве это не причина, по которой хочется броситься в воду? Маленький черный дом на севере? Данглар вновь положил листки на стол и открыл пиво. — Она прыгнула со своей сумочкой, — сказал он. — Сумочкой и туфелькой. В настоящее время они уже миновали Руан. Они плывут к Гавру. — Не бросаются в воду с сумочкой, Данглар. Оставляют след о себе. Письмо на столе, сумочку на мосту, следы своего существования. И эта пропавшая сумочка — не мелочь. Убийца сохранил ее. — Почему? — Чтобы в ней порыться. Уничтожить документы, избежать неприятностей. — Я хотел бы получить вешалку, — неожиданно раздался печальный и простуженный голос. Данглар внезапно повернулся к камере. — Он вернулся, этот парень? — Да, — со вздохом произнес Адамберг. — В одиннадцать часов его обнаружили за рулем машины полумертвым. Он пожелал сделать маленькую передышку между двумя вечеринками. Он хочет вешалку. — Опять этот помятый воротник? — Опять. Адамберг медленно направился к камере. — Я забыл ваше имя. — Шарль. Шарль Санкур. — Шарль. Вы же не держитесь на ногах. Ложитесь. Поспите. — Сначала вешалку. — Шарль. У меня на шее убийство. Убийство в Рождество, в первобытную ночь. Очень неприятная вещь, гораздо неприятнее, чем помятый воротник пиджака. Дайте же мне покой. Спите. Закройте рот. Шарль бросил на комиссара тяжелый взгляд римского императора, разочарованного своей преторианской гвардией. — У вас, однако, глаза человека который видит, что мелочь оказывается важной для большого дела. Между смешным и великим расстояние тоньше ногтя. — Спите, Шарль. Адамберг вернулся за стол, где Данглар делал пометки на дневных допросах. — Она умела плавать? — спросил комиссар. — Это не имеет значения, — ответил Данглар. — Сена такая холодная, что не спастись. Ее шуба, во всяком случае, была достаточна, чтобы утянуть ее на дно. — Справедливо. — Она убила себя. На Рождество все убивают себя, и лишь некоторым удается этого избежать. Адамберг взял блокнот и некоторое время неразборчиво писал. — Когда мы хотим очутиться в Сене, Данглар, мы не бросаемся над опорой. Мы бросаемся в воду между двумя опорами. Она не прыгала, никогда. Данглар прикусил губу. Он забыл про ушибы. Он представил себя ночью, на парапете, над рекой. Конечно же, он бросился бы между опорами. Он посмотрел на Адамберга и согласно кивнул. — Убийца ее знал, — продолжал комиссар. — Это мужчина. Нужна сила, чтобы убить и перекинуть через парапет такую грузную женщину, как Анни. Когда он ее бросал, туфелька осталась в его руке. Он сунул ее в сумочку и ушел. — Почему он не бросил туфельку в воду? — А-а. Адамберг нарисовал карандашом еще что-то. — Потому что обувь была повреждена во время борьбы, — сказал он мягко. — На ней эти следы, возможно, остались. Убийца не хотел рисковать. Данглар с напряженной шеей допил свое пиво из горлышка. — Эта женщина никому не мешала, — сказал он, отодвигая бутылку. — Всем заправлял брат. В отеле ее не любили, но не ненавидели. — У нее были деньги. — Именно к брату возвращались эти деньги. И у него их в двадцать раз больше, чем у Анни. Адамберг вздохнул, взял рамку с фотографиями, которая стояла на полу, и стал ее молча рассматривать. — Я хочу помочиться, — сказал серьезный мужской голос из камеры. — Там есть дыра в полу, — сказал Данглар. — За небольшой стенкой. — Я не хочу мочиться в дыру, — заявил Шарль Санкур. — Я хочу мочиться в туалете. И, если возможно, я хотел бы, чтобы мне дали вешалку. Данглар встал, напрягшись, но Адамберг взглядом остановил его. Он положил рамку на стол и пошел открывать дверь камеры. — Сопроводите его, Данглар, — сказал он. Мужчина вышел из камеры и величественными, но нетвердыми шагами последовал за Дангларом, высоко держа голову. Адамберг пошел за тремя стаканчиками кофе, с которыми через некоторое время медленно вернулся. С порога кабинета он увидел Шарля, который ждал его, расположившись на стуле его помощника и потягиваясь. Адамберг поставил кофе и перевернул рамку фотографиями вниз. — Где Данглар? — спросил он. — Освобождается от пива, — ответил Шарль. Одной рукой Адамберг подтолкнул мужчину к камере, защелкнул замок и протянул кофе. — Долго я тут еще пробуду? — спросил Шарль. — До вытрезвления. — Я могу протрезветь и в другом месте. — Не за рулем. Такие дела. — Тогда, я охотно взял бы вешалку. — Дерьмо! — Знаю. У вас на руках убийство. Тем хуже, я буду спать стоя, как лошадь. И Шарль закрыл глаза, прямо как статуя. Адамберг внимательно изучал протоколы допросов. Данглар заснул. После часа таких занятий комиссар потряс своего помощника. — Любовник? — спросил он. — Вам говорили о любовнике? — Нет. Никого, кроме этого Ги — администратора, который исчез. — Надо его найти. — Его больше нет во Франции. Могут пройти месяцы, пока его найдут. — Завтра повторно вызовем брата. Он может нам рассказать о нем. — Он это уже сделал. — То, о чем не говорил. Я уверен, Данглар, у этого типа, как говорится, весь зад во лжи.