Он поднял, стоящий у стены рюкзак и накинул лямки на плечи. – Я провожу. – Грегор вытер руки кухонным полотенцем. Уже у самой двери он положил ладонь Маркусу на плечо: – Ты помнишь строки Катехизиса о темных временах? – Да, – нахмурился Маркус. – Возможно, они наступили… – вздохнул Грегор. – Он притянул к себе ученика и крепко обнял, обдав хвойным запахом скипидара. – Потом мягко оттолкнул: – Иди! Маркус послушно развернулся и вышел за дверь. В глазах у него щипало от слез… После недели тренировок в учебном центре друзей распределили в разведроту. Учеба у Грегора не прошла даром – маскироваться и скрытно пробираться к цели они умели лучше других новобранцев. Ротой командовал капитан Митуш Домбровский – крепкий и жилистый мужчина лет сорока с орлиным носом, всегда в выглаженной форме. За дисциплиной он следил с остервенением и не терпел даже самой безобидной шалости. Его смуглое плоское лицо, словно маска, в любой ситуации казалось мертвенно спокойным. Широко расставленные раскосые голубые глаза смотрели на собеседника в упор, не мигая. Взгляд этот выдерживали немногие. Маркус и Андрей никогда не отводили глаза и получали за дерзость дополнительные наряды. Особенно доставалось Андрею. Он не терпел, когда им командовали. Домбровский любил повторять: – Слушайтесь меня, как отца, и останетесь живы. Потом обычно следовал приказ выдвигаться на полосу препятствий или на стрельбище, а порой и на марш-бросок с полной выкладкой и в противогазах. Как-то на привале после очередного кросса Матвей, здоровенный смуглый южанин, рассказал Маркусу байку, подслушанную в офицерской курилке. Поговаривали, что Домбровский не всегда так свирепствовал. Пять лет назад его жену сбил насмерть пьяный мажор на дорогом папином авто, оставив капитана одного с годовалой дочкой на руках. Богатый папик выложил большие деньги и использовал все свое влияние, чтобы расследование затянулось. Свидетели забирали показания, улики исчезали. Все шло к тому, что дело развалится в суде. Но за день до первого заседания мажора нашли мертвым в собственном гараже. Его избили и повесили на потолочной балке. Домбровского арестовали, но вину доказать не смогли. Начальство от греха подальше перевело капитана в воинскую часть на окраине. Несмотря на самодурство Домбровского, Маркус в душе благодарил его за науку. Капитана оставили командовать ротой, когда в первый день лета новоиспеченных солдат погрузили в грузовики и повезли на передовую. Той же ночью разведчиков начали отправлять на зареченский берег для поддержки десанта, занявшего несколько прибрежных кварталов. На переправе рота попала под обстрел. На металлическом понтоне Маркус с Андреем миновали середину реки, когда на зареченском берегу вспыхнули огни и по воде заметались слепящие лучи прожекторов. Друзья упали на дно понтона. Вокруг с воем пролетали мины, взрываясь в воде и поднимая фонтаны холодных брызг. Яркая вспышка выхватила из темноты плывущий рядом катер, и, прежде чем его снова накрыла тьма, Маркус увидел, как посудина переломилась пополам и сидящие на палубе бойцы полетели в воду. Понтон уткнулся в берег, друзья окопами пробрались в укрытие, и Маркус, словно подкошенный, рухнул на землю. Его била мелкая дрожь. Через неделю жизни на передовой восприятие Маркуса притупилось, будто кто-то повернул ручку настройки. Днем и ночью, в любую погоду он вместе с Андреем пробирался среди развалин домов, выискивая огневые точки зареченских, а рядом рвались снаряды и цокали по камням пули снайперов. От усталости Маркус мгновенно засыпал, стоило ему сомкнуть веки. Во сне он видел старый трехэтажный особняк с толстыми каменными стенами и высокими, выкрашенными белой эмалью деревянными окнами. Маркусу нравилось сидеть на широких подоконниках и, прижав лоб к прохладному стеклу, смотреть на спешащих по улице пешеходов, придумывать каждому историю – откуда он и по каким важным делам бежит. В этом доме, в квартире на третьем этаже, Маркус жил с родителями, пока они не погибли. Летом на карнизах особняка прыгали и чирикали воробьи, а под крышей лепили гнезда ласточки и стрижи. Маркус любил наблюдать за птичьей суетой. Ему нравилось смотреть, как крылатые создания нарезают в небе круги, неутомимо носят пух и ветки, кормят и воспитывают птенцов. Маркус понимал, что в душе не хочет прощаться со счастливым миром детства и принимать за реальность творящийся вокруг ужас. Проснувшись, он словно тонул в бесконечном темном омуте, отчаянно барахтался, но не мог удержаться на поверхности. До дна он добрался спустя две недели после высадки на зареченский берег. В то утро, еще затемно, Марка и Андрея растолкал вестовой. Они с трудом разлепили глаза и побрели окопами в штабной блиндаж, ежась от предрассветного холода и обходя спящих вповалку бойцов. Маркус ясно вспомнил утренний сон. Птенец выпал из гнезда и прыгал на тротуаре у стены родительского дома, беспомощно взмахивая бесперыми крыльями. Гнездо примостилось на балке под козырьком, рядом отчаянно метались и пронзительно свистели стрижи. Посадив птенца в карман рубашки, Марк вцепился в ржавые скобы водосточной трубы и полез наверх. Казалось, до крыши остается совсем немного, но стена дома, будто резиновая, тянулась все выше и выше. От напряжения у Маркуса немели руки, силы таяли с каждым метром, а ноша в кармане становилась все тяжелее и тяжелее… – Очнись! – Андрей толкнул Маркуса в плечо, когда они вошли в тесный подвал штаба. За стеной урчал генератор. Лампочка под низким потолком светила тускло и неровно. Половину комнаты занимали дубовый полированный стол и несколько мягких стульев с резными спинками – реквизит местного театра. В углу, наполняя комнату свистом и шорохом помех, светилась индикаторами массивная радиостанция. За столом, склонившись над картой, сидел Домбровский. – Медленно идете. – Он недовольно поднял голову, когда друзья отрапортовали о прибытии. – Поступило задание выследить пятерых диверсантов. Ночью дозорные видели их у дамбы, – Капитан ткнул в несколько точек на карте: – Бывали там? – Так точно! – отчеканил Марк, сбрасывая оцепенение. Он вместе с Андреем уже пару раз бывал у дамбы, наблюдая за перемещениями зареченских. – Я пойду с вами, посмотрю, на что вы способны, – продолжил капитан. – Двигаемся по трем маршрутам. – Он провел по карте три извилистые линии, расходящиеся у разбитой водонапорной башни. Через четверть часа они уже пробирались по скользким от росы развалинам, стараясь держаться длинных фиолетовых теней под уцелевшими стенами. На востоке небо окрасилось багрянцем, предвещая ветреную погоду. На миг Маркусу показалось, что нет никакой войны, просто он идет с Андреем и Грегором по промке на очередную тренировку. Идиллию тут же разрушили далекие звуки стрельбы и мерное уханье пушки. Домбровский, конечно, не Грегор. Как там старик сейчас? Качуны разбомбили еще в конце зимы. У водонапорной башни отряд разделился. Маркус пошел к поросшему травой террикону, Андрей и Домбровский параллельным курсом – разными путями в сторону запорных шлюзов дамбы. Метров через двести Маркус спустился в овраг. На дне блестела вода, приходилось идти по пологому склону, огибая колючие кусты дикого боярышника, зато можно не бояться снайперской пули. Внезапно наверху застрекотал автомат, следом еще один, хлопнула граната. Маркус ускорил шаг, потом побежал. Овраг резко ушел вправо, Маркус поскользнулся на мокрой траве, упал на руки и пропустил момент, когда из-за поворота навстречу ему выскочил человек. Маркус поднял голову, а тот уже стоял напротив: серый пятнистый комбинезон с синими ромбами на рукавах, руки сжимают автомат, рыжие локоны растрепались, в глазах – испуг. Такой же юнец-новобранец, только воюет за другую сторону. «Враг!» – промелькнуло в голове у Маркуса. Рыжий попятился и судорожно передернул затвор автомата. Маркус не раздумывая прыгнул вперед и сбил противника с ног. Они оба рухнули в траву и, сцепившись, покатились вниз по склону. Ярость захлестнули Маркуса, превратив в дикаря, жаждущего схватить врага за горло. Маркус видел перед собой перекошенное конопатое лицо и ту же животную ярость в глазах. Они перекатывались в мокрой холодной жиже на дне оврага, рыча и пинаясь, пытались пересилить друг друга. Рыжий не уступал Марку в силе и ловкости, но через пять минут напряженной борьбы начал сдавать и ослабил хватку. Ярость в его глазах сменилась отчаянием, а затем – ужасом. В Маркусе вскипел азарт. Он извернулся, высвободил руку и, коротко замахнувшись, ударил противника кулаком в висок. Тот обмяк. Маркус навалился, макнул его голову в глубокую грязную лужу. Рыжий пришел в себя и отчаянно задергался, пытаясь высвободиться. Он брыкался, колотил руками и коленями. Маркус не давал ему глотнуть воздуха. Через минуту по телу рыжего прошла судорога, он с силой выгнул спину, обмяк и затих. Маркус отпустил безжизненное тело, выбрался из воды и рухнул в траву, хватая ртом воздух. Его трясло, желудок скрутил спазм. В детстве и юности Маркусу часто приходилось драться, но дело заканчивалось ушибами и переломами, иногда сотрясениями. Теперь же он будто шагнул сквозь липкую паутину и не мог от нее избавиться. Маркус попытался встать, но тут же согнулся пополам, и его вырвало горькой желчью. Он вытер рот ладонью и пополз вверх по склону, туда, откуда доносились звуки боя. Метрах в ста от оврага из травы торчал ржавый остов металлического ангара. Маркус пригнулся, побежал в его сторону и вскоре наткнулся на труп. Лысый детина в сером пятнистом комбинезоне распластался в траве, будто прилег отдохнуть. Через десяток метров нашлись еще двое, в таких же серых комбинезонах, покрытых кровавыми пятнами. На Домбровского Маркус наткнулся у самого ангара. Капитан неподвижно лежал на куче щебня среди мусора и стреляных гильз. Правая штанина его брюк потемнела от крови, но он дышал, хотя и потерял сознание. Маркус перетянул ремнем ногу Домбровского, взвалил его на спину и потащил в сторону левобережных позиций. Он прошел метров десять, когда из-за стены ангара выскочил Андрей в разорванном маскхалате. В руке он сжимал окровавленный нож. – Ты цел? – бросил ему Маркус. – А то! – Глаза Андрея лихорадочно блестели. – Мне умирать нельзя, Коммутатор мне не поможет, – усмехнулся он, вытирая лезвие ножа о траву. Андрей подставил плечо под руку капитана, Маркус взялся с другой стороны, и они вдвоем потащили Домбровского к своим окопам. После этого случая Маркусу больше не снился родительский дом. Детские сны ушли, уступив место вязким кошмарам. Они накатывали мутной волной, как только удавалось закрыть глаза. Маркус не мог никого ни защитить, ни спасти – ни птенцов, ни людей. Он просто старался выжить в безжалостной смертоносной рутине. Три года войны слились в монотонную череду кадров затянутого абсурдного кино: ранний подъем, инструктаж, выход на передовую. Маркус бегал, ползал, стрелял, убивал, прятался от обстрелов, выслеживал и выбирался из окружения. По ночам ему снился город, изрытый окопами, и мертвые изувеченные тела, веером разбросанные по площадям и улицам. Он видел, будто через гигантское окно, как горит мастерская Грегора, как плавятся и скручиваются обугленные холсты, превращаются в пепел идеалистические образы домов и их жителей. Маркус изо всех сил лупил руками по стеклу, но оно казалось крепче стали. Дурная монотонность будней прервалась лишь с гибелью Андрея Бенеша, словно у киномеханика в бобине закончилась пленка и на экране осталась белая слепящая пустота. * * * Тот день Маркус помнил до мельчайших подробностей. Стояло жаркое засушливое лето. Друзья порознь возвращались на фронт после двухдневной побывки на родном берегу и условились встретиться на перекрестке центрального зареченского проспекта. За три года войны армия смогла захватить несколько районов Заречья, бои шли глубоко в городской застройке. К назначенному времени Маркус опоздал: в порту подорвался на мине автобус с беженцами, пришлось выводить уцелевших в безопасный район. Маркус шел по разрушенному войной городу, слушая нескончаемую гаубичную канонаду и думал, что в последнее время они с Андреем часто ссорятся. Война сделала друга циничным, черствым и жестоким. Из него будто вылезла дремавшая темная суть, поглотив все хорошее, что Маркус в нем ценил. Идеальных людей не бывает, но Маркусу в последнее время казалось, что он совсем не знает человека по имени Андрей Бенеш. Андрей сидел на камне метрах в трех дороги. В сером с желтыми пятнами маскхалате и запыленных сапогах, он сливался с окружающими руинами. Только черная челка на непокрытой голове нарушала идеальную маскировку. Услышав шаги Маркуса, Андрей обернулся. – Что-то ты припозднился, – скривился он. – Мины кругом, – пожал плечами Маркус. – У реки подорвалась машина с гражданскими. – Он остановился метрах в двух от друга. – Пришлось помогать. – Оставь мертвецам хоронить своих мертвецов, – Андрей поднял лежащую рядом с ним снайперскую винтовку и положил на колени. – Зачем ты так! – Маркус вытер пот со лба. – Война когда-нибудь закончится, и мы, как прежде, будем ездить к этим людям в гости. – Война лишь способ борьбы за власть. Победитель диктует правила побежденным, – усмехнулся Андрей. – Неужели интернат тебя ничему не научил? – Зачем такая власть, если страдают люди? – устало спросил Маркус. – Кого это волнует? – Андрей сплюнул в белую пыль под ногами. – Люди страдают и в мирное время. Это Грегор влил тебе в уши чушь про «помогать всем, кто нуждается». Заморочил голову своим Катехизисом. – Не трогай Грегора! – нахмурился Маркус. – Он не виноват, что Источник тебя не принял. – Чихал я на Грегора и на Источник, – скривился Андрей. – Мне не нужны посредники. Дубек вскрыл всю вашу систему простой катушкой с проводами. – Ты знаешь, что это не так, – поморщился Маркус. – Неизвестно, чем еще аукнутся его эксперименты. – Он посмотрел на дорогу. Ветер с тихим шелестом кружил обрывки газет. – Это как насильно открывать цветочный бутон, не дождавшись, когда он распустится сам. – Марк присел на корточки и заглянул другу в глаза. – Как вернемся в Левобережье, давай вместе с Грегором сходим к Источнику. Может быть, на этот раз у тебя получится. – Упасть в ноги Грегору и просить прощения? – Лицо Андрея перекосилось. – Нет! – зло огрызнулся он. – Гордыня не дает тебе двигаться дальше, – грустно покачал головой Маркус. – Ладно. – Андрей встал и повесил винтовку на плечо. – Я пошел. Он развернулся и зашагал вниз по улице. Маркус остался стоять, глядя ему вслед. Андрей уходил все дальше, постепенно превращаясь в маленькую белую фигурку, окруженную серыми руинами. Он дошел до следующего перекрестка и начал перебираться через груду камней, насыпанную поперек улицы. Солнце заиграло в осколках стекла на дороге. Под облаками пронзительно крикнула птица. Андрей шагнул вперед, камни под его ногами вздыбились и с глухим хлопком разлетелись на сотни осколков. Андрея подбросило и перевернуло в воздухе, словно тряпичную куклу. Он рухнул плашмя на асфальт рядом с каменной кучей и остался неподвижно лежать, неестественно вывернув тело. Маркус за секунды домчался в конец улицы. Андрей лежал в бордовой луже крови и смотрел немигающим взглядом в синее безоблачное небо. Ниже его колен торчали обломки костей, на животе темнела рваная дыра. На маскхалате, там, где осколки вошли в тело, медленно набухали красные бутоны. Андрей жадно хватал ртом воздух. С каждым выдохом из раны в животе выплескивалась новая порция крови. – Андрей! – Маркус склонился над изувеченным телом друга. Лицо Андрея дрогнуло, он дернулся и неожиданно сильно, будто тисками, схватил Марка за плечо. Губы его зашевелились, выталкивая розовую пену. Маркус прислушался к прерывистому хрипу друга и разобрал лишь: «Не хочу-у…» Заглянул Андрею в глаза и увидел свой темный силуэт в огромных дрожащих от ужаса зрачках. * * *