* * * Появление Картера в полицейском управлении Уэст-Райдинга отнюдь не осталось незамеченным. Детектив Никола Джексон, пышнотелая брюнетка с репутацией хищницы, тут же положила на него глаз, решив, что Картер станет ее следующей добычей. Она выбрала удачный момент – он был не из тех мужчин, кто долго обходится без отношений. Никола заметила Картера в столовой, где тот обедал в одиночестве. Пользуясь случаем, она взяла себе кофе и подошла к его столику. – Могу я присесть, сержант? В ее арсенале имелся целый ряд приемов соблазнения. Перед словом «сержант» она сделала маленькую паузу, так что фраза прозвучала довольно сдержанно. Она чувствовала, что, играя роль покорной женщины, может привлечь к себе внимание Картера. Порой секс и власть соединялись друг с другом весьма замысловатыми способами. – Конечно. Она села и положила ногу на ногу; узкая юбка слегка приподнялась вверх. Глубокий вырез блузки открывал соблазнительную ложбинку между грудей, и Никола увидела голод в глазах Картера. – Я заметила, что вы один, и решила воспользоваться шансом, пока кто-нибудь не занял место. – Хорошая мысль. Но кто, по-вашему, захотел бы здесь сидеть? Она окинула его взглядом и, пошире распахнув глаза, подалась вперед. – Многие женщины, если у них есть хоть капля здравого смысла. Не слишком утонченный ход, зато вполне эффективный. Картер ощутил зарождающееся возбуждение, вовсе не думая с ним бороться. – Я рад, что место досталось вам. Заметив, что уже пробудила в нем определенный интерес, Никола чуть отстранилась и сделала глоток кофе; не стоит слишком выдавать свое нетерпение. – Как вам здесь? Скучаете по девушкам Лондона? – В данный момент нет, – усмехнулся Картер, получая удовольствие от ни к чему не обязывающего флирта. Со Стеф не клеилось, и он не знал, в чем причина. Здесь же все казалось ясным и понятным. – Не хотите продлить этот момент? – В любое время, как только пожелаете. * * * Войдя в столовую, Стеф сразу же заметила за столиком Картера и Николу. Картер посмотрел в ее сторону, и Стеф одарила его долгим тяжелым взглядом, а потом резко отвернулась. И без того ясно, что здесь происходит. Она закусила губу, борясь с желанием расплакаться. Вот так всегда. Стеф нравилась мужчинам, однако, устав от ее сдержанности, они бросались в объятия других женщин, наподобие Николы Джексон. Взяв себе кусок пиццы и салат, Стеф в одиночестве села за столик. С мрачным видом поедая ланч, она то и дело поглядывала на сидящую неподалеку парочку. Никола над чем-то хихикала, на лице Картера светилась улыбка Чеширского кота, как будто он не мог поверить в свою удачу. Вскоре Никола встала и вышла из столовой через дверь в другом конце комнаты. Картер отправился в противоположном направлении и, проходя мимо столика Стеф, кивнул ей и улыбнулся. – Похоже, ты неплохо провел время, – саркастически заметила она. – Да. А это проблема? – Нет, просто слишком предсказуемо. – О чем ты? – Не ты первый, не ты последний. – У-у, какой кошмар, – насмешливо протянул Картер. – И что? Она явно знает, как хорошо провести время. – Он многозначительно выделил голосом слово «она». Уязвленная этим замечанием, Стеф резко отвернулась. Картер направился к выходу, сожалея о своей жестокости. * * * Закончив дневные дела, Саймон Хардиман прошел в темную кухню Гартвейт-холла через старую облупившуюся деревянную дверь и достал из холодильника банку светлого пива. Потом направился в небольшую гостиную, куда не пускали посторонних, и устроился в кресле у окна, из которого открывался вид на холмы. Неровный вечерний свет падал на усеянный овцами зеленый склон с известняковыми стенами. Когда им с Кэролайн приходилось трудно, уже один этот вид помогал вернуть веру в то, что все их усилия того стоили. А еще – воспоминания о времени, когда он преподавал в средней школе. Оно воспринималось почти как тюремное заключение; звенел звонок, и в кабинет неохотно вваливались тридцать с лишним подростков. Отпив пива из банки, Саймон окинул взглядом холмы, глубоко вздохнул и нахмурился. По правде говоря, он беспокоился о Кэролайн: в последнее время она, казалось, устала от борьбы и постоянно выглядела подавленной. Войдя в гостиную, жена со вздохом опустилась в стоящее напротив кресло. – Привет, – ободряюще проговорил Саймон, но она едва ответила. – Ты в порядке? – немного помолчав, спросил он. Кэролайн вздохнула. – Да, просто устала, вот и все. Обычное дело. Ты починил окно? Прошлой ночью кто-то пытался проникнуть внутрь через окно кабинета на первом этаже. – Да, конечно. Наверное, следует сообщить в полицию, но мне даже думать не хочется о даче показаний и заполнении кучи бумаг. – Интересно, что им было нужно? – Кто знает? Возможно, просто обычный воришка, – предположил он. Кэролайн не ответила. – Не бойся, мы справимся. Скоро начнутся занятия в школах. Осенью нас завалят заказами. Будем работать не покладая рук. – Жена лишь молча подняла на него взгляд. Саймон всегда с оптимизмом смотрел в будущее, и Кэролайн черпала в этом силу. – Просто взгляни туда. – Он указал на холмы. – Все это чего-то стоит, верно? Вряд ли мы смогли бы просто уехать и вернуться в город. Бросив взгляд в окно, Кэролайн выдавила из себя слабую улыбку. – Не смогли бы, ты прав. Но сейчас в деревне после всего случившегося царит слишком напряженная атмосфера… – Тем больше нам повезло жить здесь, вдали от всех. – Да. Полагаю, я приду в себя, когда в школах начнутся занятия и к нам хлынет поток гостей. Кстати, забыла сказать: помнишь ту группу, что я на днях водила по поместью? – Ты имеешь в виду тех недовольных? – Да. Похоже, они все-таки прониклись. Утром позвонили и сделали заказ. Раньше к нам не приезжали из того района. Если все пройдет хорошо, возможно, они порекомендуют нас другим школам. – Здорово! Значит, ситуация постепенно налаживается. Я же говорил – главное не сдаваться, и все будет хорошо. – Если людей не отпугнет случившееся в Бернтуэйте. – Вряд ли. В любом случае мы с тобой никак не связаны с этим делом – вот что самое важное. – И все же мне станет легче, когда полиция перестанет кишеть на каждом углу. – Может быть. Главное – не переживай. Поднявшись с кресла, он обнял ее за плечи. Потом они целовались и наблюдали, как солнце садится за холмы. * * * На обратном пути из Скиптона Олдройд заехал в деревеньку Киркби-Андерсайд, лежащую в нескольких милях от Харрогейта, чтобы повидаться со своей сестрой Элисон. Воспитанный в англиканской вере, он постепенно отдалялся от церкви и наконец застыл в вечно изводящем его состоянии агностического сомнения. Олдройд гордился тем, что решал трудные головоломки, но понимал – главная загадка самой жизни неразрешима. К счастью, когда он совсем уж падал духом, сестра, его духовный советник, оказывала неоценимую помощь. Однако Олдройд все же завидовал тем, кто крепко держался за свою веру или, напротив, был убежденным атеистом. Будучи старше брата на три года, Элисон раньше Джима поступила в Оксфорд, где изучала теологию. Она обладала сильной волей и мятежным характером, однако уже с раннего возраста твердо придерживалась собственных принципов. Стала вегетарианкой до того, как это вошло в моду, и еще подростком активно участвовала в различных многочисленных кампаниях. В шестом классе она угрожала бросить школу, потому что пятерки были всего лишь частью «буржуазного образования для тех, кто хочет иметь постоянную работу, хороший дом и двоих и более детей». К сожалению, этот пренебрежительный комментарий вызвал ожесточенные споры, поскольку четко выражал чаяния родителей Олдройда в отношении собственной дочери. Потом в один из выходных Элисон исчезла в своей комнате. Чуткий школьный учитель подарил ей книгу о Треворе Хаддлстоне, англиканском монахе из общины Воскресения в Мирфилде, в промышленном районе Уэст-Райдинга. В книге рассказывалось о борьбе Хаддлстона против апартеида в Южной Африке в середине двадцатого столетия и о лежащих в ее основе возвышенных догматах англиканской веры. Элисон лишь однажды вышла из комнаты, чтобы спросить Джима, где находится Мирфилд, а также различные города в Южной Африке – сестра не слишком ладила с географией. Наконец, в воскресенье днем она выбралась из добровольного заточения и объявила, что стала христианкой, будет изучать в университете теологию, а затем вести кампанию, в том числе и за возведение в духовный сан женщин. В тот же вечер она собралась в местную церковь на вечернюю службу. Мать порывалась броситься наверх и обыскать комнату дочери, чтобы выяснить, какие наркотики та принимала, но отец, несмотря на потрясение, понял, что это меньшее из зол. К примеру, ранее Элисон хотела переехать в коммуну, возглавляемую гуру Махараджи-как-то-его-там, где члены брили голову и постоянно пялились в кристаллы. Вопреки всем ожиданиям, Элисон ни разу не отступила от этой новой цели. Ее энергия нашла духовный ориентир. Теперь в школе она вела себя совсем по-другому, и учителя лишь разводили руками, как и служители местной англиканской церкви Святой Марии. Олдройды числились среди прихожан, хотя Джим с отцом нечасто посещали службы. После того как Элисон категорически отказалась ходить в воскресную школу, потому что «там рассказывают лишь истории об Иисусе и его друзьях, а они мальчики», служители смотрели на нее совсем другими глазами. Внезапно в их среде появилась нетерпеливая, напористая девочка-подросток, желающая принимать во всем активное участие и постоянно вовлекающая церковь в проводимые социальные кампании. Элисон их утомляла, сама же она считала церковников немолодыми и скучными. Многие вздохнули с облегчением, когда Элисон уехала в Оксфорд, причудливые шпили которого манили ее обещанием глубоких теологических исследований. Окончив учебу, она на некоторое время занялась аспирантурой, потом, в типичной для себя манере, внезапно все бросила и решила, что ее вера требует практических действий. Элисон много лет работала в различных благотворительных и общественных организациях, потом, в конце прошлого столетия, получила духовный сан и стала одной из первых женщин-священников. Она принадлежала к либеральной ветви Церкви, резко критикуя буквалистскую теологию евангелистов и старомодный консерватизм заурядных традиционалистов, поэтому на собраниях епархии ее часто считали не слишком приятным собеседником. Нынешний епископ Рипона и Лидса был от нее в ужасе. Олдройд полагал, что он просто боялся за свое место. Поднявшись по крутой дороге, Олдройд увидел деревню, возвышающуюся над Нижним Уорфдейлом; на гребне холма виднелся шпиль собора Святого Варфоломея. Элисон начала свое служение в центральных районах Лидса, но задавала слишком много неудобных вопросов об обязанностях Церкви бороться с бедностью и участвовала во множестве противоречивых кампаний, так что ее заставили переехать в более тихое место. Не будь она в то время столь измотана личными проблемами и не нуждайся в «отдыхе в сельской местности», который она до сих пор считала временным, Элисон ни за что бы не согласилась. По мнению Олдройда, именно в реакции на подобные проблемы и крылась сила сестры и глубина веры, поддерживавшая ее, когда прочие наверняка бы сдались. Все началось много лет назад, когда Элисон с мужем Дэвидом, преподававшим в университете, обнаружили, что не могут иметь детей. Это знание больно ударило по ним обоим. Они взяли себе воспитанника, но по какой-то неизвестной Олдройду причине так его и не усыновили. Затем, пять лет назад, у Дэвида выявили рак поджелудочной железы. Заболевание зашло уже далеко и протекало очень агрессивно – он не прожил и года. Вспомнив о нем, Олдройд ощутил болезненный укол в сердце. Он был очень близок с мягким, тихим, мудрым Дэвидом, который зачастую единственный мог предостеречь Элисон от каких-либо необдуманных действий.