— Как это мило с вашей стороны, суперинтендант. Думаю, сейчас ничего не нужно, меня поддерживает семья. Хлоя сновала туда-сюда, перенося остатки обеда со стола на кухню, и время от времени бросала на Литтлджона почти застенчивый взгляд. — Пожалуйста, присаживайтесь. Чашечку чая или легкую закуску? Хлоя прервала свои труды и начала извиняться, что возможно, унесла еду из-под носа голодного человека. — Мне так жаль. Я не подумала. Все эти события, вы знаете… — Не переживайте, я поужинал. Не хочу беспокоить вас. Миссис Тисдейл грустно улыбнулась. — Тех, кому нечего скрывать, нелегко побеспокоить. Был ли в ее словах какой-то намек на мужа и его недавнее поведение? — Возьмете что-нибудь, мистер Литтлджон? На буфете стоял поднос, где расположились два использованных стакана, один чистый и бутылка виски. Без сомнения, они недавно использовались зятьями. Миссис Тисдейл предложила Литтлджону налить себе, но он отказался: в бутылке оставалась всего столовая ложка виски. Больше всего Литтлджона поразило отсутствие траурной атмосферы. Конечно, они не должны были держать в магазине тело усопшего, но обычно в доме умершего царит предпохоронная атмосфера, чувство подавленности и горя. Всего этого здесь не было. Миссис Тисдейл выглядела спокойной, а ее сестра — почти веселой. И только когда Хлоя наклонилась к нему, чтобы убрать тяжеловесный пирог, Литтлджон понял: в ее дыхании явственно ощущался джин. Похоже, обе дамы что-то приняли для поддержания бодрости духа. Литтлджон окинул взглядом женщину в кресле-качалке. Тонкие губы, две глубокие морщины между уголками рта и носа, узкие ноздри, низкий лоб и взлохмаченные седые волосы. На всем лице написаны недовольство и гордость. И разочарование в невзрачных блеклых голубых глазах. Она обвиняла Тисдейла в том, что он предложил ей выйти за него замуж, хотя не имел возможности ее содержать. Завтра, когда придут соболезнующие, и послезавтра, когда в траурном платье она пойдет за гробом, миссис Тисдейл примет достойную позу, как и положено леди. Леди, которой, по ее мнению, Тисдейл помешал ей стать. — Если вы будете здесь послезавтра, суперинтендант, я бы хотела, чтобы вы пришли на похороны. Литтлджон ответил, что сделает все возможное, чтобы присутствовать. — Думаю, соберется много людей. Наша семья уважаема в городе. Она говорила слегка невнятно, и Литтлджон легко мог представить Хлою, уговаривавшую миссис Тисдейл выпить для успокоения нервов, с чем та слегка перестаралась. — Вы родились здесь? — Да. Моя мать была дочерью крупного мельника. Очень уважаемая семья. — А ваш отец, майор, он тоже из этих краев? — Да. Был судьей, пока не вышел в отставку. У него здесь много друзей. Ни слова о Джеймсе Тисдейле. Неудачник, никчемный человек, который испортил все, что когда-либо пытался сделать, и закончил тем, что держал павильон на ярмарке. — Вы вышли замуж молодой, миссис Тисдейл? Внезапно из своей безвольной позы она перешла в наступление. — Я бы сказала, слишком молодой. Потерявшей голову, неопытной. Не следует выходить замуж импульсивно, надо быть уверенной, что у мужа достаточно денег, чтобы содержать жену так, как она привыкла. Казалось, она знала, что хотела сказать. Выучила это наизусть, но ей было тяжело расставить слова в правильном порядке. В кухне Хлоя сражалась с посудой и не слышала этой диатрибы, иначе бы, вероятно, вмешалась. — Отец отговаривал меня от свадьбы, но я была упряма. Человек всегда упрям, когда молод и неопытен. Я за это заплатила. Из ее глаз упало несколько слезинок. — Прошу прощения. Последние события меня очень расстроили. Я не совсем знаю, что собираюсь делать, суперинтендант. Вы очень добры, и полагаю, что могу вам верить. Фактически теперь я буду зависеть от детей. Теперь она не плакала, а выглядела раздраженной. — Вероятно, он не оставил мне и пенни. Не могу вам рассказать, с чем мне пришлось мириться в семейной жизни. Сначала это магазин — попытка продавать никому не нужные вещи. После свадьбы он признался, что скопил всего сто фунтов. Нам пришлось занять деньги, чтобы открыть магазин. Он начал рисовать картины, но это длилось недолго. В таком городе есть лимит на картины. Уверена, многие наши друзья и родственники покупали картины Джеймса из жалости. Должно быть, их дома заполнены ненужными картинами. Это было унизительно! Она шла полным ходом вперед, а Литтлджон гадал, закончит ли Хлоя мытье посуды до конца этой исповеди. — Потом он начал заниматься починкой велосипедов. Он сказал, что был велосипедистом. Представляете себе! Велосипеды! Подвалы были завалены колесами, цепями, шинами и трехскоростными шестернями. То есть магазином занималась я. Я к такому не привыкла. А затем пошли дети. Напряжение сломило меня, и долгое время я была инвалидом. Трое детей за четыре года. И этого было недостаточно! — Чего было недостаточно, дорогая? Хлоя, с улыбкой от хорошо сделанной работы, зашла в комнату и услышала последние слова жалобы. — Три дочери за четыре года. Я как раз рассказываю суперинтенданту. Внезапно она замолчала и утратила цепь своих мыслей. — Неважно. Я рада, что мистер Литтлджон зашел. Я хочу вас кое-о-чем спросить, суперинтендант. Только ответьте честно. Я это вынесу. Я привыкла к унижениям в этом браке. Она сделала паузу, чтобы вздохнуть. — Эта женщина в суде, напоминающая цыганку… она была… она была… Хлоя наклонилась и обняла сестру. — Не надо Эльвира, не надо. Ты уже достаточно натерпелась. — Оставь меня в покое! Я хочу знать. Она была любовницей Джеймса? Я знала, что он был мне неверен. Знала долгое время. Снова вмешалась Хлоя. — Как ты можешь такое говорить? Ты никогда этого не знала. Это неправда. Это ложь, верно, суперинтендант? — Не знаю, миссис Корнфорд. Должен заметить, эта женщина помогала ему с павильоном. Миссис Тисдейл вздрогнула и застучала зубами. — Она помогала ему и присматривала за павильоном вовремя его отсутствия. — Она была его любовницей! Я знаю это! Я знаю, что он тратил деньги на кого-то еще. Мы еле выживаем, а он… Это жестоко. Она замолчала. — Я не пойду на похороны. Литтлджон сказал, что ему пора, поскольку прошлой ночью он совсем не спал. И порекомендовал миссис Тисдейл тоже лечь спать. — Я не пойду спать и не пойду на похороны. Я не могу отдавать дань уважения такому обманщику. Суперинтендант ушел, оставив двоих женщин пререкаться. «Похороны», «развод», «измена», «проститутка» — слова свистели возле его ушей как пули, когда Литтлджон шел через магазин. Снаружи улицы были уже пусты. Мимо двери как раз проезжал последний автобус, «Королевский дуб» был пуст, «Фиш-энд-чипс» в конце квартала был почти пуст, и оттуда исходил запах застоявшегося масла. Единственной фигурой на пустынной площади был одинокий пьяница, готовый драться с любым, кто бросит ему вызов. VIII Разговор о разводе После отъезда Литтлджона из Эли, Кромвель отправился в Тайлекот. День был ясный, дул ветерок. Паводок спадал. Почти в каждом доме женщины сушили вещи, а мужчины убирали грязь и мусор из садов и домов. К трем часам Кромвель добрался в Тайлекот. Люди сновали как муравьи, убирая мусор или обмениваясь впечатлениями по поводу ущерба. Занятий в школе не было, и дети развлекались, шлепая по лужам в резиновых сапогах. Некоторые запускали на мелководье лодки. Марта Гомм все еще жила в Тайлекоте и помогала домовладелице чистить и сушить ковры и коврики, а также вымывать ил из комнат нижнего этажа. Миссис Саутери была во взвинченном состоянии и призналась Кромвелю, что не знает, что бы она делала без Марты Гомм. — Она отложила свои проблемы и занялась моими. Никогда не скажу про нее плохого слова и слушать таких слов не буду. На Кромвеле была матерчатая кепка. К сложившимся обстоятельствам она подходила лучше, чем его обычный котелок. Он выглядел свободным и непринужденным и начал помогать миссис Саутери двигать мебель и носить ведра.